Каждые новые люди отрезаны от предыдущих, это банально, но – как именно, конкретно? Ни в ком не видно клемм, рельс, иного пригодного для соединений: естественных устройств, не упорядоченных полностью даже образованием. То, что отрезается, – логично, нельзя же передать куда-то дальше всю историю. Кто, в каких терминах и пространствах это бы делал, как бы мотивировал всеобщие массы? Очередная система отношений заполняется своими смыслами и пиктограммами, делает следующее облако, оно снова навсегда, ненадолго. Новое все-на-свете вписывается в обстоятельства на своих желаниях и представлениях о жизни, тоже ведь физиологических. То ли оболочка-упаковка того, что сейчас, то ли содержание жизни, то ли слой общих чувств, в котором и из которого все происходит. На каком топливе фурычит? Ах, прогорит, никто не поймет – какие чувства вызывало, для чего они были нужны. О чем все это было? Что это было вообще?
Какой процент упомянутых здесь имен и названий проектов должен знать читатель, чтобы эта штука за него зацепилась? А тут же известные, в основном – весьма известные bands. Как выглядят кривые распределения – по возрасту – тех, кто знает 20% упомянутого, 10, 5, 1? Нет, не 1%, это ниже стат.погрешности 2–3%. 5% – край существования, граница затухания локальных цивилизаций, их смыслов и элементов. Место, тихо уходящее из времени, его статистическая погрешность – ею являются те, кто с ним еще соотносится. Статистика мало что значит, но все же. Это не о том, что куда-то девается Глория Мунди, иначе.
Так что в правой колонке названия каких-то пестрых зверей, и они действуют, потому что вызывают то ли мысли, то ли чувства, то ли просто укусят. Зверей, птиц, вещей, явлений природы, элементов, свойственных такому-то времени, уже неважных. На что-то указатели. Они точно живы, даже если выглядят – для основной части кривой распределения – фишками и словами. Когда-то заведовали страстями, а потом все устало и теперь они почти стерильные в вакууме. Сферические слова, прозрачные шарики в пустоте. Но все же их как бы нет, но ткнешь в любой – пошел оживать. А тогда сломается грамматическое время. Эти песенки и музыка, они когда? Они же сейчас происходят. Так что и память ни при чем, и исторические связи, и что угодно. Сейчас. Т. С. Элиот, «Мы в Англии и нигде. Никогда и всегда» (пер. А. Сергеева). И дальше: «Настоящее и прошедшее, / Вероятно, наступят в будущем, / Как будущее наступало в прошедшем. / Если время всегда настоящее, / Значит, время не отпускает». Об этом.
Есть ли песенки на слова Элиота? Или его упоминания в них? Например, Van Morrison. Вот мелкие детали (необязательные, незачем переводить): His live performances at their best are described as transcendental, while some of his recordings, such as the studio albums Astral Weeks and Moondance and the live album It’s Too Late to Stop Now, are critically acclaimed and appear at the top of many greatest album lists.
Summertime in England, альбом «Common One», 1980-й. Длинная, минут 15, нудная:
[…]
With your red robe dangling all around your body
Will you meet me
Did you ever hear about
William Blake
T. S. Eliot
In the summer
In the countryside
They were smokin
Summertime in England
[…]
Подстрочник:
Встретишь меня
Тело обернуто красным халатом
А слышала ты о
Уильяме Блейке
Т. С. Элиоте
Летом
В деревне
Они курили
Английское лето
Словосочетание Van Morrison видел, теперь узнал о нем мелочь. Полости кругом: незнакомое внутри непонятного. Вокруг дыры, во времени или еще в чем. Дыр не так чтобы мало, но все равно ж они не рельсы и не клеммы. Еще и прикрыты какими-нибудь портретами. Подземный город, внутри лазы в соседние полости, в каждой свои время, музыка и прочее. Идешь, а из них, сбоку – упс, лезут Mungo Jerry, Afric Simone, Africa Bambaataa, a даже и Westbam, полуденное обаяние энергичных радостей.
Необязательно, что подземный город. Распластанные связи, не обращающие внимания на почву, из которой выросли и над которой, чуть отстранившись от нее, распространяются. Перепутанные какие-то сгустки. Музыки, чего угодно. Многокрылая, расщеперенная конструкция висит в воздухе, обрастает новыми частями, обветшавшие отваливаются. Так когда смотришь ночью вниз: города, связи, свет гуще, тусклый и т. п. Из вещества, не имеющего прямого отношения к жизни. Оно висит и перемещается в чем-то, состоящем из сгущений-разрежений, затиший, смерчей, давлений и антициклонов. Люфт между человеком, свободным от обстоятельств и обстоятельствами. Заполнен безвидными, бесплотными феями. Они не какие-то важные, смешные. Как Philidel, an Airy Spirit/Cupid. Филидель, Дух Воздуха / Купидон перселловского «King’а Arthur»’а. Сопрано, а конкретно – Alexandra Henkel в Зальцбурге 2004-го («Konzertvereinigung Wiener Staatsopernchor, Concentus Musicus Wien, Dirigent: Nikolaus Harnoncourt, Regie: Jürgen Flimm». На ютубе есть).
Завихрения тамошнего воздуха, смерчики, давления, восходящие потоки. Летающие жучки, перескоки, ветер, сдвиги, противопоставления, коммутации не имеющих облика, паузы. Этот слой не принадлежит ничему, где ему найти себе место? Не найдет, потому что у него такого места быть и не должно. Ну, оно у него есть, просто не разглядеть сквозь ткань. Как альбом Кримсона, в котором убрали гитары. Такое транслируется косвенно, ах – вот даже через правую колонку. Алгоритм же картографирует местности, по которым перемещаешься. Можно ли там что-либо спрогнозировать? Надо бы поглядеть, будет ли там, где Номи поет «The Cold Song» из «Короля Артура», ссылка на его дуэт с Боуи в «Man Who Sold The World»? Впрочем, если и да, это не докажет ничего, связь выстроится уже и по «Номи», имя козырнее жанра.
Да, опять алгоритм. Но надо соотноситься со средой трипа, а алгоритм тут реальность, как веревка, на которой висишь, разглядывая разнообразие. И это не моя зацикленность, алгоритм очаровывает юзеров. Из комментариев:
– Praise the Youtube algorithm
– YouTube algorithm, you’ve done it again
– Thanks very much YouTube algorithm, you are the MVP
– The algorithm is on point today! Just shared this with everyone in my band.
Почти в варианте почти высшего существа. Собственно, на этой территории он им и является.
В каждом юзере своя схема. Они как-то соотносятся, я увидел то, что видели авторы комментариев, а дальше мы разошлись: нет сомнений, правые колонки клипа, на котором мы пересеклись, у нас разные. Но все же мы оказались в одном месте, значит – есть музыка, которая внутри многих. Так существуют еще шкафы, которые были в 50–60-х у всех, когда разных вещей было меньше. Сглаженные углы, круглая ручка из оргстекла или пластмассы. Или, позже, эти стенки в гостиных, всегда дребезжание.
Раз такие чувствительность и гибкость, то это простая машинка. Материальная, провоцирует реальность возникать. Но сеть – есть же общая сеть всей на свете музыки – к ней отношения не имеет. На этой платформе много кого нет – великих, неизвестных, замечательных. Просто тут не о музыке. Все сами всё выложили, это о времени и нравах. Даже не частно-объективное, а на сегодня. Простая машинка, как и все на свете. С ней не заметишь, как сегодня что-то зацепилось за что. Не повторить, и не станешь повторять. Быстро и кое-как сложилось, а иначе и быть не могло. Производится Длящееся настоящее. Такое, что сегодня связалось, будто иначе быть не могло, навсегда теперь.
Однажды в 60-х в газетном магазине (не в киоске, на первом этаже дома) продавали карту города, Риги. В СССР городских карт не было, разве что совсем куцые планы – эта тоже вряд ли была подробной. А я и не поверил, что может быть карта своего города. Они же в учебниках, не имеют отношения к твоей жизни. Но вдруг: ты здесь живешь, а вот карта – твоего района тоже. Мне ее и купить было не на что, но сначала не поверил, а потом ее раскупили. Карты рисовали сами на тетрадном листе по клеточкам, окрестных кварталов, расстояния мерили шагами. Бессмысленно, их и так знал насквозь, но все же. Что ли, инстинкт упорядочить окрестности. Так все и делают, осознанно или нет. Сделаешь свою карту, и ты тоже филидель, летает повсюду, а карту можно уточнять. Что на ней, то и твое.
Правая колонка – это как на Центральном рынке Риги продают пакеты с конфетами. Срок реализации у них заканчивается, что ли. Более-менее демпинговая цена, суют в килограммовые пакеты всякое. Леденцовая «Вкуся», мармеладные «Вишенка». Selga, местный «Красный мак», Sarkanā magone. Условно шоколадные, внутри похрустывают, как толченое стекло – в случае «Мака», крошки печенья в «Селге». «Загорская» – под этим словом корова в профиль. Может, «коровка», но авторские права не дают сказать прямо. Сухая уже, не тянется, а откалывается. Коровка, аутентичная. «Медунок с изюмом». Еще на нем написано: «Сберегающая упаковка – Открывать здесь» (надрез – тащить, и раскроется половина конфеты, а не развернется вся). Вероятно, вареная сгущенка с тертым печеньем, изюм тоже растерт. Основная часть фантика белая, с краев завертки – золотенькая и фиолетово-синяя. «Медунок» красными буквами, обведены золотым. Шрифт так себе, художественный. «С изюмом» – примерно AppleSystemUIFont черным болдом. Сверху гроздь винограда с листочками. Виноград фиолетовый.
«Три-икс» красная, прямоугольная, плоская. Внутри белое: пастила, но прочнее пастилы. Нуга, не слишком липкая. «Мексикана» твердая, пыльно-белая внутри, как халва, только тверже и не такая сладкая. «Фэнси» небольшие, размером с ириску-кирпичик. Эти две какой-то одной фирмы, не разобрать: мелко, страну не прочтешь. Но кириллицей. На двух языках, еще и Fancy, Mexicana. У «Фэнси» шоколадная оболочка, внутри белое, как мармелад, но плотнее и почти никакого вкуса, а в середине продолговатая тонкая вставка темного, совсем текучего, сладкая. Какие-то еще, белорусские точно есть. «Степ» типа густой тянучки с крошками печенья. Российский, вроде. Brasilica, «цукерки зi смаком рому», дублировано и на русском. Шоколадные, внутри щель, оттуда сочится бежевая слизь. Красивая обертка, темно-красная с зеленью и синим, надписи золотым. Изображен тукан. Ей-ей, это тукан.