Она подумала о том, как они станут жить вдали от родного города. Квартиру пока что придется снимать. А работу ей найти будет совсем нетрудно — проводницы везде нужны…
Она села в зале ожидания перед висящим на кронштейнах телевизором и погрузилась в свои мысли.
По телевизору шли новости, Ольга уже хотела прикрыть глаза и задремать, но тут ее взгляд уперся в фотографию… Во весь экран показывали лицо невзрачного, неприметного человека, которого Ольга теперь узнала бы из тысячи.
— Ближайший помощник и правая рука северо-кавказского авторитета, вора в законе Размика Армавирского Александр Баширов был взорван сегодня в своем доме в пригороде…
Ольга вскочила и приблизила лицо почти вплотную к экрану.
Там уже шли кадры предместий ее родного городка, которые сменились жутким зрелищем развороченного взрывом дома. Рухнувшие балки, разметанные обгоревшие камни, дымок, до сих пор стелющийся над пожарищем…
Ольга хорошо помнила этот дом, самый пышный в пригороде, с роскошным садом, литой двухметровой чугунной оградой, совсем как в Летнем саду, резными перилами лестницы… Вокруг дома разбиты клумбы, всегда засаженные ухоженными цветами, а в углу сада по последней моде каменная горка с водопадом, фонтанчиком и декоративными низкими пальмами…
Этот дом словно в одночасье вырос лет пять назад, и все в городе гадали, кому же он принадлежит. Даже соседские кумушки не могли ничем порадовать любопытных, поскольку казалось, что никто в дом не входил, никто не выходил, а цветы растут сами по себе, а яблоки и вишня сами собой исчезают с веток… Теперь от былого великолепия не осталось ничего. Камера скользнула по надломленным стволам яблонь, по разрушенной горке с опаленными пальмами, по вытоптанным, почерневшим клумбам… Далеко от дома, среди разметанных камней лежали согнутые, скрученные взрывом чугунные перила лестницы…
Несколько людей в касках разгребали завалы, а в стоящую рядом машину грузили что-то упакованное в черный целлофановый мешок. То, что раньше было местным авторитетом Александром Башировым…
— Следствию еще предстоит узнать, кому была выгодна смерть Баширова, по некоторым данным тесно связанного с главами родственных кланов на территории Ичкерии, — говорил диктор. — Идет ли речь о мести горцев, или же Баширов стал жертвой разборок из-за передела сфер влияния между группировками в Ставрополье. Эту версию косвенно подтверждает тот факт, что сам Размик Армавирский неожиданно отошел отдел и, по слухам, собирался передать все бразды правления в руки Баширова…
Ольга замерла. Ее зазнобило. Неприметный незнакомец оказался важной шишкой в преступном мире из региона. Он советовал ей смыться, и, может быть, именно благодаря ему она до сих пор оставалась жива… А теперь его убрали. И были это, скорее всего, те, кто успел так же расправиться с Никитой и Лидкой. Ведь Никита, наверное, выполнял и его поручения…
До Кочубеевской электричка тряслась долго и нудно, со всеми остановками. Уже короткий зимний день угас за окном, опустилась ночь, а она все ехала и ехала… Рядом с ней на жесткую скамью уселись две станичницы с многочисленными сумками и пакетами. Подозрительно покосившись на Ольгу, они разместили поклажу так, чтоб, придерживая локтем один куль, касаться другого ногой.
Ольга сквозь полуприкрытые ресницы оглядела своих попутчиков. Молодой парень с тяжелой коробкой, набитой видеокассетами… Наверное, продает их в каком-нибудь селе или прокат там держит Стайка молодежи явно возвращается с дискотеки. Девицы неумело навели на лица «боевой раскрас», а парнишки полупьяны от пива и слишком возбуждены собственной взрослостью. Несколько торговок явно возвращались с рынка. В клетчатых сумках были уложены мешки из-под картошки и лука. А Ольгины соседки ездили прибарахляться на городском рынке Из пакета торчало упакованное в целлофан ярко-розовое поролоновое сиденье для унитаза и еще утлы каких-то пакетов и кулечков. Кроме них в вагоне ехали еще два дорожных слесаря в промасленной робе и телогрейках.
Здесь можно было никого не опасаться В таких рабочих поездах крутые не ездят. Так, окрестный люд. Народ по большей части простой, погруженный в повседневные заботы. Ольга спокойно откинулась на спинку и задремала, в пол-уха слушая разговор соседок.
— Я тебе точно говорю, я знаю, — говорила одна из них второй. — Мой Митька работал там. ограду чугунную у себя на заводе отливал и вокруг дома устанавливал. А Людка, сестра его, за пальмами ухаживала. Им же особый полив нужен…
— Скажешь тоже, полив! — фыркнула вторая. — Они же в пустынях растут.
— Да, а что ты смеешься? Они же в оазисах растут, у воды, а не среди песка, — парировала первая.
Ольга напряглась. Ограда, пальмы… Она знала только один дом, где было и то и другое. Взорванный дом ее неприметного советчика.
— И представь, на следующее утро, как милиция ушла, уже всю ограду, что взрывом из земли выворотило, сперли! — возмутилась первая тетка. — Уж как Митька возмущался! А мне как обидно… Ведь он ее своими руками делал, кому ж и брать, как не нам?!
— Ой, куда тебе ту ограду ставить? Такую только вокруг дворцов возводят…
— Нашла бы куда. Да хоть вокруг огорода, мое дело! — запальчиво ответила первая.
— А ты дом сам видела? Говорят, красивый был…
— А! — махнула рукой ее спутница. — Мы вот с тобой после рынка в чебуречную ходили. Напротив дом видела?
— Хоромы… — кивнула та. — Три этажа…
— Четыре. Один еще полуподвальный. И львы каменные у лестницы… Мечта… — тетка утерла углы рта шерстяным платком и добавила: — Размика это, местного авторитета. Говорят, он всем нашим краем владеет. А ты говоришь…
Уже пробило полночь, когда электричка добралась наконец до нужной Ольге станции. Она спрыгнула на платформу, поежилась и глянула в ту сторону, где стоял интернат.
Обычно ярко освещенные окна двухэтажного фасада были видны издалека, от самой станции. Потом дорога поворачивала, интернат пропадал из виду, закрытый небольшой рощицей, а затем вновь возникал за пустырем, словно на ладони. Сейчас же вокруг было темно, ни одного огонька, кроме пары тусклых фонарей на платформе да еще одного у переезда рядом с будкой обходчика.
Даже здание вокзала было темным. Лампочка над окошком кассы погасла, кассирша, дождавшись последней электрички, заперла дверь, зевнула и пошла в сторону переезда, к поселку.
Из последнего вагона электрички вышли двое мужчин, постояли на краю платформы, посовещались и тоже двинулись назад, в сторону переезда.
Ольга обхватила плечи руками и рысцой потрусила вперед, по знакомой с детства дороге к интернату. Ничего, здесь всего минут пятнадцать ходу… А если холод будет так же подгонять ее в спину, то она добежит еще быстрее.
Корешок, наверное, спит уже. В интернате в полдесятого уже отбой… Но если нянька добрая дежурит, то разбудит мальчишку на полчасика, чтоб мать обнял, да и саму Ольгу пустит переночевать до первой электрички.
Она пробежала по дороге до поворота, миновала рощицу и поравнялась с ведущей через пустырь тропинкой. Ольга и в кромешной тьме могла бы пройти по ней к интернату, но тут она глянула на сам интернат и отпрянула в страхе.
В двух крайних флигелях теперь горел свет. А середины не было… вместо нее зиял черный, чудовищный провал. Совсем как в том доме, на улице Гурьянова…
Ольга замерла и закричала, зажимая рот обеими руками. Дикий, панический ужас охватил ее… Ведь там остался Корешок… Его спальня как раз посередине…
Вот и догнало ее возмездие… Вот и случилось самое страшное, что она боялась представить себе даже в бредовом кошмаре… Вот и воздалось ей по делам ее…
Луна выглянула из-за туч и осветила дом за пустырем. И тут усталые глаза различили смутный абрис фронтона, контур крыши, слабые отсветы в оконных стеклах. Дом стоял на месте абсолютно целый и невредимый, и там, внутри, в самой середине мирно сопел во сне Корешок…
Ноги у Ольги подкосились, она опустилась на мерзлую землю и заплакала.
Сколько еще будет ее преследовать этот призрак? Сколько будут будить ночами чужие крики и стоны? Сколько ей еще платить по счетам за свою и чужую вину?
Позади нее на пустой дороге раздались чьи-то шаги. Но Ольга не обернулась. Она смотрела перед собой на далекий дом за пустырем, и по щекам ее текли слезы. Но они не приносили облегчения.
— Это она? — негромко спросил сзади мужской голос.
— Это я, — повернулась на голос Ольга.
И тут грянул выстрел.
Она даже сразу не поняла, что в нее стреляли. Просто раздался сухой щелчок, а из короткой палки с толстым набалдашником, которую сжимал в руке один из мужчин, вырвался сполох огня.
Огонь медленно, очень медленно приближался к ее лицу, пока ночная мгла не взорвалась вся сплошным полыхающим огнем…
Глава 18
— Мама, это поезд? А куда он едет?
Ольга была тогда еще совсем маленькой, самая нижняя ступенька была выше ее головы. Или просто поезд стоял высоко на насыпи?
— Он едет в Ростов, Олечка. И ты поедешь со мной. Хочешь?
— Я буду работать проводницей? — еще плохо выговаривая «р», поинтересовалась Оля.
— Да, как большая, будешь маме помогать.
Прямо перед Олиными глазами были большие железные колеса с желобками на ободах. Колеса пахли резко, какой-то смазкой, а рядом со ступеньками растеклась небольшая лужица мазута.
Ксения подняла Олю, перенесла через лужицу и подсадила в тамбур. Оля споткнулась и тут же испачкала летнее платье оставшейся на полу тамбура угольной пылью. Но Ксения не стала ее ругать, сказала весело:
— Ничего, когда работаешь, не бойся испачкаться.
Тот вагон был плацкартным, с жесткими коричневыми скамьями и обшарпанными стенами. И в нем был совершенно особый, ни с чем не сравнимый запах… Ольга тогда не знала, чем это так пахнет и назвала его по-своему: запах дороги.
Отныне для нее так пахла дорога. И, выходя за калитку двора, попадая на рельсы, она втягивала ноздрями воздух… и ей хотелось немедленно поехать куда-нибудь подальше, на край света…