Для создания нового кладбища все уже было сделано, за все уплачено, но зампред хотел под конец сидения на хлебном месте урвать ещё кое-что дополнительно. Он угостил Благасова рюмкой коньяка, сам выпил с удовольствием, доверительно сообщив:
— Вчера крепко отметили день рождения одного нашего министра. Это у нас традиция: коллективно праздновать дни рождения уважаемых людей. Знаете, способствует…
Чему «способствует» зампред не позаботился сформулировать, так как, наливая по второй, старался не пролить коньяк.
— Может быть проедем на место будущего погоста? — предложил Благасов.
— Идея! Свежий ветерок, он тоже способствует…
Все, что по мнению зампреда «способствовало», он считал полезным. Запред хотел положить недопитую бутылку коньяка в кейс, но Игорь Владимирович заверил, что у него в машине есть все необходимое.
Земля, которую облюбовал Благасов, лежала километрах в двадцати за окружной дорогой и в десяти минутах ходьбы от электрички. Это было очень удобно, так как Игорь Михайлович давно убедился, что родственники покойных норовят пристроить их где-нибудь поблизости, чтобы не затруднять себя длинными поездками.
Совсем рядом виднелись деревенька и дачный поселок. Зампред сообщил, что оттуда пришли десятки писем с протестами «общественности» против устройства здесь кладбища. Проблема заключалась в том, что соседство с кладбищем автоматически снижало стоимость домов и дач и отшибало у горожан желание снять их в аренду на летний сезон. Пришлось пообещать сельчанам и дачному кооперативу в порядке компенсации благоустроенную дорогу. Дорога была и так нужна — кто повезет покойников по рытвинам и ухабам? Но сельчане до этого не додумались, восприняли обещание построить дорогу, как свою серьезную победу, и пошли на уступки.
Поле было засеяно кормовыми травами — его несколько лет арендовало какое-то маломощное товарищество по откорму бычков, срок аренды закончился и его не продлили.
— Повозились с ними, с этими млекопитающими, — сказал зампред, имея в виду то ли бычков, то ли арендаторов. — Никак не желали понимать, что сейчас рынок: кто больше даст, тот и возьмет.
Благасов «дал» ему хорошо, а теперь вот вывез на природу, чтобы ещё добавить.
Уже прошло время первого укоса, поле пахло разнотравьем, взлетали жаворонки и, мелко, часто перебирая крылышками, застывали в воздухе над землей. Они шли по полевой тропинке. «Хорошо», — пробормотал зампред. Благасов достал конверт, сунул ему в боковой карман пиджака.
— Это за труды, — сказал он. — Знаю, сколько пришлось согласовывать и с комитетом по землепользованию, и с управлением по здравоохранению и со многими другими…
— Не так уж и много, — благодушно сказал зампред. — Ваш Волчихин оказался действительно разворотливым малым, шел впереди меня… Да и вы хорошо развернулись: запросы депутатов Думе, причем, самых горластых и беспокойных. Представляю, во что это обошлось.
— Да уж не дешево, — мрачновато откликнулся Благасов.
— Подтолкнули и эти статьи в прессе — что сейчас горожане вывозят своих покойников в деревни, из которых приперлись когда-то в Москву — столицу. В городе их хоронить негде и не по карману: дешевле в родную деревеньку транспортировать. И за все — плати… Вы, простите, баксами, я — услугами…
Благасов со злорадством пожелал, чтобы прошел в губернаторы генерал-десантник и двинул на сплоченное чиновничество свои «голубые береты». В самом деле, почему он должен платить им дань? Ведь хорошее, полезное дело хочет сделать, облегчить живым жизнь. Да и покойникам не все равно, где лежать, он был в этом уверен. Но ничего этого не сказал, наоборот, вплел в голос нотки искренней благодарности:
— В пакетике десять тысяч зеленых. Но я бы хотел получить все документы на кладбище завтра.
Зампред заколебался, что-то прикинул и, наконец, согласился:
— Хорошо. Постараемся. Пусть ваш Волчихин завтра во второй половине дня зайдет к моему помощнику Серафиму Степановичу Кузьмищеву. Все будет у него. Ну и сами понимаете… — Он сделал выразительный жест.
— Пятьсот хватит?
— Вполне.
Они повернули обратно к машине, на багажнике которой телохранитель и шофер Благасова уже успели разложить закуску и поставить бутылки.
— Пока мы одни, — сказал Благасов, — хотел бы вас спросить, что вы намерены делать, чем заняться после выборов?
Само собой подразумевалось, что генерал попросит многих высокопоставленных чиновников убраться.
— Хотите предложить мне работу?
— Пожалуйста, хоть сегодня — моим заместителем. Но это для вас мелковато. Не ваш размах.
— Я вернусь в свой город. Там меня не забыли, стану мэром.
— Вот это дело! — оживился Благасов. — У меня есть один великолепный проект… Хочу открыть небольшой, симпатичный заводик по производству церковных принадлежностей. Почему бы и не у вас? И с вашим участием? Или того, на кого вы укажите?
— Проект интересный, — одобрил зампред. — Но потребуются большие деньги, благословение Московской патриархии…
Благасов был преисполнен энтузиазма:
— В патриархии есть свои люди, поддержат. А что касается денег… Ваша доля может быть иной: помощь в аренде или приобретении земли, помещений, складов, сырья, послабления в налогах…
Игорь Владимирович давно уже вынашивал мечты о таком заводе. Интерес к религии растет, все покупают иконки, цепочки, крестики, лампадки. Вон как развернулось Художественно-производственное объединение Православной церкви в Софрино! Мало того, что пооткрывало свои лавочки и палатки в подземных переходах метро в Москве, в подмосковных городках, так ещё и возят свои изделия на выставки-продажи в Эфиопию, Мексику, в Грецию. В давние времена владельцы всего лишь свечных заводиков становились миллионщиками! К тому же, церковные принадлежности — это не только предметы культа, но и искусства. На таких заводах издавна трудились лучшие российские ювелиры и иконописцы.
Зампред высоко оценил идею Игоря Владимировича и обещал в будущем всяческое содействие.
Они возвратились к машине, подняли рюмки за сотрудничество.
— Завтра получим документы, — произнес Игорь Владимирович, — а уже на будущей неделе двину сюда строителей и технику. Первым делом поставим ограду из стального листа.
— Праздник первого покойника будет? — шутливо поинтересовался заместитель председателя. Выпитое настроило его на веселый лад.
— Мы с вами в любом случае хорошенько отметим это событие, — пообещал Благасов.
…Первый день полнолуния, как он и предвидел, был для него удачным. Завершалась целая эпопея с учреждением фирмы «Смиренный погост», отводом земли под кладбище, с пробиванием разрешений на захоронения. Один санитарно-эпидемиологический контроль сколько высосал! А архитекторы, дорожники и прочие, прочие, прочие — несть им числа и все в руку смотрят! Вся Россия разделилась на тех, кто дает, и тех, кто берет. И при этом одни и те же оказываются то там, то здесь…
Благасов возвратился в свой офис, пригласил Волчихина, отдал необходимые распоряжения на завтрашний день.
— Все, Марат Васильевич, мы победили! Дело сделано, и никаких вам Ставровых и Брагиных!
— А где они вообще? — в тон ему спросил Волчихин. — Прах…
— Не надо так о покойниках, Марат Васильевич, — одернул его для порядка Благасов, хотя в глубине души был с ним согласен.
— Как там наш молодой вдовец? — спросил Благасов. — Присматриваете за ним?
— Обязательно… Ходит на работу, ведет себя скромно, публикует какие-то заметки.
— Бабенок к себе водит?
— Не замечено. Да и рановато пока, прошел всего лишь месяц после похорон Ольги.
— Марина ему звонила, как я просил?
— А как же…
Марина позвонила Алексею, участливо поинтересовалась здоровьем, самочувствием: «Мы здесь все испереживались, Ольга Тихоновна ушла от нас так внезапно…» Она предложила свои услуги: приберу, пропылесосю, словом, не возиться же красавцу-мужчине с тряпками и бабской работой.
— А он что?
— Сказал, что нет необходимости, к нему приходит женщина, убирает.
— Осторожничает?
— Может, да. Или просто наша Мариночка ему не показалась.
Благасов продолжал расспрашивать дальше.
— А что дорогая Алевтина? Дала о себе знать?
Он вспомнил, как в полнолуние распял на могильной плите дочь Артемия Николаевича Брагина — она не сопротивлялась, ошеломленная, сломленная ирреальностью происходящего. Сегодня тоже полная луна, но Алевтины рядом нет, и он даже позвонить ей не может.
— Нет, — подтвердил его мысли Волчихин. — Она исчезла на Багамах. Да и на Багамах ли? Боюсь, проявила необычную прыть и решила затеряться в мире.
— Значит, у нас по отношению к ней нет никаких обязательств? Я имею в виду денежных?
— Не знаю. А вдруг объявится?
— Тогда и будем думать, — решил Благасов.
У него был ещё один вопрос:
— Господин Шварцман, юрист Ставрова, этот упрямый еврей не возникает?
Благасов назвал Генриха Иосифовича упрямым, потому что ему была предложена значительная сумма за благожелательной нейтралитет и некоторую информацию. Господин Шварцман безразлично сказал, что он уже обеспечил свою старость, отошел от громких дел и занимается для собственного удовольствия всякой юридической мелочевкой, вроде введения в наследство. У него пытались узнать, какая сумма была на банковском счету Ольги Ставровой и, следовательно, досталась Алексею Кострову.
— Не знаю, — твердил свое юрист. — В завещании не называлась сумма. Более того, мне удалось познакомиться со счетом Ольги Тихоновны… Странный счет — на нем один доллар.
Благасов и Волчихин, конечно, этому не поверили, но проверить ничего не могли — к банковским тайнам доступа у них не было.
Ответы Марата Васильевича несколько успокоили Благасова, ибо каждый из людей, о которых он расспрашивал своего верного соратника, мог причинить ему крупные неприятности.
— Но есть и плохая информация, Игорь Владимирович, — нерешительно произнес Волчихин.
— Слушаю…
— Мои люди в охране вашего кладбища утверждают, что несколько относительно свежих могил кем-то используются как тайники.