— Здравствуйте, Алексей Георгиевич!
Костров всмотрелся в приблизившегося к нему мужчину в черном костюме. Это был Сергей Викторович Сойкин, директор «ставровского» кладбища.
— Ольгу Тихоновну проведать пришли?
Алексей давно уже обратил внимание на эту особенность: профессиональные «похоронщики» говорили о покойниках, как о живых. Он кивком головы подтвердил, что да, пришел проведать супругу.
— А вас Кеша заметил и дал мне знать, — объяснил свое появление Сергей Викторович.
— Пусть эти… похоронят старика по-человечески, — попросил Алексей.
Сойкин подошел к могильщикам, что-то резкое сказал им, указав на Алексея. Ты заворчали, но зашевелились, прекратили мелочиться.
Кладбищенский директор снова подошел к Алексею, поколебался и все-таки решился сказать:
— Благасов меня увольняет, поскольку Я был в очень хороших отношениях с покойным Тихоном Никандровичем и не позволял обирать покойных. Он назначает своего человека… Нагнал сюда своих рабочих, охранников… Видите, шляются в черном, с дубинками? На кладбище — и с дубинкой… Шакалье!
У Сергея Викторовича, видно, наболело, и он со злостью продолжал:
— Охранники!.. Днем дрыхнут, ночью пьют, девок приводят, тем — экзотика, пищат, чуть ли не хороводы среди могилок водят. Ни людей, ни Бога не боятся.
— Гоните их, — сказал Алексей. — Впрочем, позовите ко мне их старшего.
Он ехал сюда навестить в тишине и спокойствии Ольгу, а теперь вот завелся. Может быть, причиной тому был старик-покойник с орденами, который жил так честно, что и похоронить его было не на что.
Пока Сойкин ходил за «старшим», Тая подошла к «шестерке», переговорила с парнями в ней — их было двое. Парни вышли из машины, встали чуть позади Алексея.
Сойкин пришел с одетым в камуфляж охранником, у которого действительно на широком кожаном ремне висела дубинка.
— Собери своих и проваливайте отсюда, — резко приказал ему Алексей.
— Кто сказал? — опешил охранник.
— Я сказал.
— Во чмо! — удивился охранник. — Ты, кент, откедова вылупился?
— Попрошу изъясняться уважительно! — потребовал Алексей.
Сопровождавшие его парни дернули замки молний своих курток — под ними явственно были видны короткоствольные автоматы.
— Чего тебе не понятно? — спросил один из них охранника. — Это кладбище держат Юрась и его братаны. — Он сказал напарнику:
— Звони, вызывай бригаду, какой-то этот… непонятливый попался.
У напарника уже был в руках мобильник.
— Не надо! — заторопился охранник. — Мы сейчас уйдем, а «верхние» пусть между собой разберутся.
Он скорым шагом пошел собирать своих людей.
— Сергей Викторович, — обратился Алексей к Сойкину. — Верните на работу своих людей, которым доверяете. И сами не вздумайте сдавать дела. Вы, что, забыли, что утверждались в своей должности префектурой округа? И только она имеет право вас отстранить. Причем здесь Благасов?
Сойкин сказал:
— Спасибо, что напомнили. — И с хитринкой добавил: — Когда начинается беспредел, про все забываешь.
Он, много лет состоявший «при кладбищах», видел уже немало разборок и относился к ним не то, чтобы спокойно, но хладнокровно.
Алексей сказал:
— Запишите мой телефон. В случае чего — сразу же звоните. Извините, я забыл вам представить даму… Это моя супруга, Таисия Андреевна Юрьева…
— Ого! — только и произнес Сойкин. — Ведь Юрьев — это…
— Не надо много вопросов, — остановил его Алексей. — Мы желаем вам всего доброго и все-таки проведаем Олю.
Они шли по кладбищенской аллее, Таисия опиралась на руку Алексея и вполголоса, с явным удовольствием, бормотала про себя:
— Дама… Моя супруга… Уважаемая Таисия Андреевна…
И вдруг сделала вывод:
— Знаешь, Алешенька, когда ты вот так решительно говоришь и действуешь, очень напоминаешь мне моего папу в молодости…
Виолетта — мастерица интриг
Еще когда Благасов испытывал к Виолетте Петровне самые нежные чувства, а это было сразу после того, как они сочетались законным браком, Игорь Владимирович в телячьем восторге после физической близости и под влиянием нескольких рюмок коньяка выболтал своей нежной Витусе, что достался ему от безвременно почивших родителей вместительный старинный чемодан с золотом и ювелирными изделиями, цена на которые с течением времени лишь возрастает.
— Я лишь малую частицу из них пустил на устройство своих мастерских-складов, когда начинал свое дело, — откровенничал Игорь Владимирович, — а остальное берегу в целости. Кто его знает, как жизнь повернется, но мы с тобой, Виолеточка, при любом повороте её не скатимся в бедность.
Игорю Владимировичу хотелось казаться в глазах дорогой Витоньки умным, хитрым и богатым. Было полнолуние, когда чувства и мысли Благасова пребывали, как он говорил, в разобранном состоянии.
Виолетта ему не поверила и потребовала подробности.
Благасов с удовольствием, с затуманенным взором — все таки юные годы! — вспоминал, как он выследил родителей, наблюдая за «радениями» хлыстунов.
— И что, они после бичевания, как ты говоришь, валились на пол и кто кого схватит, тот того и имеет? — У неё от возбуждения расширились глаза и затрепетали тонкие, изящные ноздри.
— Сам видел! — Благасову в это полнолуние не удалось ни с кем побывать на кладбище и он чувствовал себя маятно и нервно, словно лишили его чего-то необычайно ценного.
— И твоя мамаша говорила твоему бате, что в ней за одну ночь побывало трое «братьев»?
— Отец ей сказал, что все они принадлежат всем. Я запомнил.
— Повезло женщине, — сделала неожиданный вывод Виолетта, снимая с себя остатки одежды. — Редкое удовольствие получила…
— Глупышка, — ласково сказал Игорь Владимирович, — они ведь были сектантами и для них это все равно, что поклоны во время молитвы для православных…
Он был философом, Игорь Владимирович, и в любых нестандартных действиях и поступках людей искал скрытый смысл.
Чуть позже Виолетта, которая ещё со времен своей работы в фирме досуга умела вылавливать в спонтанных исповедях «клиентов» ценную информацию, чтобы передать её своему «покровителю» Роме, возвратилась к теме хлыстовского золота:
— И все-таки, верится с трудом… В наше время кладов в чемоданах не бывает.
— Это было не наше время… Хлыстуны хотели спастись в приближающейся гибели мира, в которую истово верили, их преследовали власти, проклинала официальная церковь, презирали люди, если случайно о них узнавали. Вот они и копили ценности на последний черный день.
— Где же этот чудо-чемодан? Если увижу его — поверю, — Виолетта ласково прижималась к мужу, разжигала его, чтобы уж открылся до конца.
— Нет, — отрезал Игорь Владимирович. — Он хранится в надежном месте.
— В банковском сейфе?
— Ты что? Отнести в банк — это все равно, что выставить напоказ. Дураков нет.
Игорь Владимирович уже жалел, что разболтался. И в будущем любые попытки Виолетты Петровны заговорить на эту тему решительно пресекались. Но она все запомнила и мысль о чемодане с золотом вызывала у неё сладкое томление…
Виолетта Петровна все больше и больше убеждалась в том, что у её супруга с рассудком не все в порядке. Она знала, что у Волчихина свои планы в отношении «Харона» и всего похоронного бизнеса, и понимала, что аморфному, легко впадающему в истерики Благасову против Волчихина не выстоять. Тем более, что Волчихин ни полусловом, ни жестом не давал оснований шефу усомниться в его лояльности. Прошедшая «школа» научила его осторожности, он по опыту знал, что тайные операции бывают гораздо эффективнее, чем атаки в лоб.
Решающий разговор между Волчихиным и Виолеттой Петровной произошел по её инициативе. Когда они вначале аккуратно, полунамеками, а потом и чуть-чуть откровеннее выяснили, что смотрят на ситуацию почти одинаково, Волчихин сказал:
— Хорошо, допустим после ряда… определенных действий «Харон» перейдет к вам, как прямой наследнице Благасова. Если, конечно, Ставров и Брагин… исчезнут, они люди и в самом деле пожилые, а их дочери не смогут претендовать на наследство. Ну и что дальше?
— Я стану генеральным директором, а вас назначу своим заместителем.
— Ха-ха! Я сейчас могу поднажать на Благасова и он сделает меня своим замом. Он ведь выполняет все мои советы.
Виолетта Петровна недолго подумала:
— Вы сможете жениться на мне. Я не стану возражать, — мило улыбнулась она.
— Не получится, хотя спасибо за предложение руки, а вот насчет сердца сомневаюсь. Но вот загвоздка: я люблю свою жену, и у меня двое симпатичных ребятишек.
— Что же, есть вариант, который вас устроит. Я стану генеральным директором, вас назначу заместителем. Фирму надо будет перерегистрировать — поскольку старых учредителей не останется. Вы и я вдвоем станем её учредителями, по честному поделим акции.
Волчихин долго размышлял, прикидывал, взвешивал, наконец, высказался:
— Да, это более надежный путь. Благасов становится единственным владельцем «Харона», коммерческого кладбища и всего прочего. И тут же готовит завещание, по которому вы будете уже его единственной наследницей… А дальше — все в наших руках: новая перерегистрация акционерного общества, акции и так далее… Но вы представляете, сколько придется трупов уложить?
Виолетта Петровна пожала плечиками:
— За несколько лет жизни с Благасовым я привыкла к покойникам, похоронам и кладбищам.
Так состоялось это деловое соглашение. Вскоре люди Волчихина расстреляли Ставрова и Брагина, а Благасова лишь зацепили пулей — на этот счет у них имелись четкие инструкции, а они были профессионалами. Киллеров «убрали» в ту же ночь — Волчихин во всем любил четкость. Благасов стал единственным владельцем фирмы. Но тут неожиданно объявилась Ольга Ставрова со своим розыском, уточнением завещания в судебном порядке, мужем-журналистом, который стал везде совать свой нос… Судьба Ольги была предрешена. И Благасову жить оставалось недолго…
Но кто мог предположить, что «Хароном», Волчихиным, Виолеттой Петровной заинтересуется Мамай? А интерес этот начался с расстрела похоронных бизнесменов. Мамая это встревожило, потому что на кладбищах должно быть спокойненько, как пел поэт — там надежные тайники, там — возможности прятать концы, то есть тела своих и трупы чужих в землю. И это — большие деньги. После «беседы» с Мамаем и Бредихиным Виолетта Петровна легко и быстро переориентировалась, с потрохами сдала Благасова и Волчихина. Она стала часто встречаться с Бредихиным — он был крепким, сильным мужчиной, именно таким, какой ей был нужен. И разведен — это значило для неё очень много, рождало смутные надежды. Виолетта трезво оценивала свои возможности и понимала, что управлять «Хароном» и похоронным бизнесом не сможет. А Бредихин сможет…