В межличностном плане юмор – это форма игры. Одна из проблем взрослых заключается в том, что их игра слишком часто становится мрачной или чересчур серьёзной. В качестве примера можно привести футбол, который, вероятно, впервые появился как непрофессиональное мероприятие на заднем дворе между неопытными участниками, а сегодня превратился в серьёзный бизнес. В отличие от игры на заднем дворе, в профессиональном футболе роли игроков стали специализированными, например нападающий не может без катастрофических последствий стать защитником даже на короткое время. Точно так же творческая фантазия и воображение постепенно ослабевают по мере усиления серьёзности, что зачастую приводит к печальному результату – отношения и роли становятся ригидными, и их уже трудно перестроить или поменять. Для достижения оптимального психического здоровья взрослые должны часто понижать уровень серьёзности и задействовать своё воображение, чтобы утратить слишком косную перспективу или узкий взгляд на реальность.
Игра, как и психотерапия, включает в себя три элемента:
1) основное поведение (т. е. серьёзная борьба или соревнование, из которых развились игры, например реальное сражение); 2) метафорическое поведение (т. е. аналогичное, но либо не столь опасное, либо существующее в другой модальности, например фехтование, словесные оскорбления и т. д.); и 3) метакоммуникация (т. е. некая невербальная коммуникация или контекст, изменяющий обычный смысл игры или вербального сообщения).
Шутливое личностное взаимодействие – это одна из форм игры, которая может либо начинаться в игровом контексте, либо неожиданно перестраиваться в такой контекст в какой-то момент взаимодействия. Игровой контекст указывает на то, что данный конкретный коммуникативный процесс имеет значение, отличное от тех, которое он обычно имеет. Как в процессе игры возникает реальная фантазия или метафора реальности, так и юмор становится парадоксально реальным и нереальным (Fry, 1963, p. 146).
Метакоммуникативные аспекты игрового контекста так же необходимы в провокативной терапии, как и в игре. Они передаются с помощью невербальных маркеров, таких как подмигивание, насмешливо-серьёзное отношение, диалекты или сам контекст. Однако подразумеваемое условие коммуникации «это не по-настоящему» часто внезапно исчезает, когда острый юмор психотерапевта оказывается вполне реальным и личностно значимым, а клиент вдруг понимает, что остался в дураках.
Рассматривая теоретические аспекты юмора с точки зрения межличностных процессов, необходимо отметить одно его качество: юмор убедителен и способен оказывать воздействие. Он меняет сознание людей. Мы подозреваем, что его сила обусловлена глубоко парадоксальной природой нашего существования: люди становятся более внушаемыми и податливыми во время приступа смеха. Мы думаем, что шутливое высказывание запоминается с такой же вероятностью, как и серьёзное. Юмор продолжает влиять на нас с течением времени. Он является мощным инструментом межличностного взаимодействия.
Мы не претендуем на то, что все вышесказанное исчерпывает данную тему, но, возможно, этого достаточно, чтобы создать теоретическую базу для понимания тех или иных способов использования юмора в рамках провокативной терапии. Ещё раз подчеркнём, что студентам приходится часто напоминать, что если клиент не смеётся хотя бы часть времени на каждой сессии, то провокативная терапия осуществляется неправильно. Тем не менее провокативная терапия – это не просто развлекательный акт. Использование психотерапевтом юмора ориентировано прежде всего на достижение цели: выйдя за рамки шутки, заставить клиента разобраться с личными проблемами, чувствами и поведением в прямой и честной манере.
Все виды психотерапии так или иначе имеют дело с вопросом о природе терапевтических отношений, и в большинстве из них подчёркивается важность неравнодушного отношения психотерапевта. В провокативной терапии неравнодушное отношение чрезвычайно важно, но достигается оно иными способами, чем в других видах психотерапии. Помимо теплоты, доброты и дружелюбия, провокативный психотерапевт демонстрирует своё неравнодушие с помощью гнева и юмора. Юмор неизменно является основным терапевтическим средством выражения невербально проявляемой теплоты и позитивного отношения к клиенту.
Смех ассоциируется с друзьями, а совместное переживание чего-то весёлого и приятного формирует эмоционально-активную вовлечённость в отношения. Клиенты легко подмечают неравнодушное отношение психотерапевта к ним, несмотря на то что он говорит обратное. Так происходит независимо от того, выражает ли психотерапевт заботу в тёплой шутливой или злобной манере. Однажды клиент заявил (качая головой): «Мне всё равно, что вы говорите, я знаю, что нравлюсь вам». А коллега, прослушав запись сессии провокативной терапии, сказал: «Знаешь, Фрэнк, люди как собаки – они всегда знают, нравятся они тебе или нет».
Отсутствие у пациентов юмора или своеобразный юмор могут свидетельствовать о психических отклонениях. У таких клиентов нарушен баланс между разумом и чувствами, а процесс тестирования реальности не отражает действительности. Они утрачивают способность контролировать процесс внутреннего вытеснения и внешнего выражения. Фактически способность смеяться, поддаться временной регрессии, терять контроль, а затем вновь возвращаться к зрелым моделям поведения может рассматриваться как важнейший признак благополучия. Таким образом, использование клиентом юмора в психотерапии может изначально носить диагностический характер, а впоследствии стать объективным свидетельством успешного терапевтического воздействия. Клиент может (заново) научиться искренне смеяться и подражать психотерапевту в том, над чем уместно смеяться, в том числе и над собой. В частности, в рамках провокативной терапии это означает, что психотерапевт может смеяться над собой, своими недостатками, убеждениями и образом жизни, чтобы продемонстрировать, что это не разрушает его. Зачастую клиенты и другие психотерапевты об этом забывают.
Раньше я честно говорил клиентам: «Вы мне нравитесь, вы мне небезразличны». Но потом обнаружил, что они объясняют мои слова так: «Вас учат испытывать приязнь к таким, как мы», или «Я не верю», или «Вам нравятся все люди, в том числе и я», или «Государство платит вам за то, что вы пытаетесь меня понять и принять». Несмотря на мои протесты и искреннее положительное отношение к клиентам, они считали мои слова неправдой. Однако, когда я говорил им (в рамках провокативной терапии): «Я вас терпеть не могу», то получал в ответ: «Нет, я знаю, что я вам очень нравлюсь». На это я отвечал: «Я и под пытками в этом не признаюсь!» или
Психотерапевт (обращаясь к трансвеститу): Послушайте, Джордж, если человек как вы проводит половину своей жизни – четырнадцать лет – в психушке, то у него обязательно появятся искажённые представления, безумные идеи, и это одна из них.
Клиент (уверенно улыбаясь): Время от времени вы выдаёте себя, и я не настолько глуп, чтобы не понимать этого… в глубине души я знаю, что нравлюсь вам.
Психотерапевт (протестуя): Ну, раньше я был предан своему делу, любил клиентов, но сейчас я эти установки в значительной степени изменил и не позволяю им мешать моей работе.
(Клиент смеётся.) (С. 21)
Мои явно неискренние протесты лишь провоцируют их на смех и ещё больше укрепляют их убеждённость.
В практическом плане существует множество форм юмора, используемых для провоцирования клиентов в рамках провокативной терапии. Это 1) утрирование, 2) передразнивание, 3) высмеивание, 4) искажение, 5) сарказм, 6) ирония и 7) шутка.
Под утрированием мы имеем в виду использование преувеличений и преуменьшений для тестирования реальности или проверки серьёзности проблемы. Мы имеем в виду создание карикатуры на мысли, чувства, поведение, отношения и цели клиента. В такой атмосфере клиент принимает решение о вариантах реальности и характере своих представлений. Например, (5.22) во время групповой терапии одна пациентка с заурядными интеллектуальными способностями или ниже сказала, что хочет стать «следующей Кэрол Бернетт[11]», работать на радио, быть комедианткой и зарабатывать $100 000 в год. Я тут же воодушевился, вскочил со стула и завопил: «Вижу, вижу!» Я начал неумело, зажато, суетливо и неуклюже изображать её во время её «первого» радиошоу. Не только другие участницы группы разразились хохотом, но даже сама пациентка, которая поставила перед собой эту нереальную цель, рассмеялась и поняла, о чём идёт речь. Она густо покраснела и произнесла: «Ладно, ладно, Фрэнк, можете сесть. Я всё поняла. Наверное, это было глупо с моей стороны. Как вы думаете, я могла бы устроиться на работу в больницу или дом престарелых, мыть полы, помогать с уборкой и заправлять кровати?» Остальные участницы группы тут же закивали: «Это более реалистично, Мэри» и «Я думаю, что ты хорошо бы справилась с такой работой. Я видела, как ты выполняешь разные поручения в отделении, и, похоже, тебе нравится».
Передразнивание осуществляется с помощью описанных ранее техник негативного моделирования, когда психотерапевт воспроизводит эмоции, мысли, поведение или тон голоса клиента. Пяти- или десятисекундный монолог в стиле Джонатана Уинтерса[12] обычно очень эффективен как средство обратной связи и быстро выявляет дисфункциональные аспекты общения или поведения пациента.
Другой пример (С. 23). Молодая и чрезвычайно агрессивная пациентка в ходе первой сессии в развязной манере рассказывала о своём неадекватном поведении во время психомоторных припадков. Вскоре я сообщил ей, что у меня тоже бывают подобные припадки. Тут у меня начался один из моих «припадков», я напряг мышцы шеи так сильно, что голова начала трястись и дрожать, пристально уставился на неё, нахмурившись, обнажив зубы; мои руки дрожали, я кричал всё громче, угрожающе поднявшись со стула и сделав шаг в её сторону. Сквозь стиснутые зубы я, задыхаясь, объяснил, что у меня тоже случаются подобные припадки и если она когда-нибудь расстроит меня во время одной из наших сессий, то я за себя не ручаюсь. Я сказал, что хочу заранее извиниться, если обидел её, потому что я, конечно, не хотел этого. Она прищурила глаза, недоумённо посмотрела на меня, кивнула головой, а затем сказала: «Ладно, дружище, я поняла. Я уловила суть». (P. S. В беседах со мной она никогда не кидалась в драку, не нападала и у неё не случались психомоторные припадки.)