Можно привести ещё один пример использования языка тела. Женщина, находящаяся в состоянии ступора, не разговаривала в течение шести месяцев и представляла собой проблему для персонала отделения. Я был убеждён, что она разыгрывает спектакль и гасит свои естественные первоначальные реакции и что, хотя она не подаёт никаких признаков того, что замечает окружающих, её можно сравнительно легко заставить говорить. Я заключил с некоторыми сотрудниками отделения пари на 2 доллара (хотя в рабочее время на государственной службе играть в азартные игры не принято), что в течение недели смогу спровоцировать её произнести чётко сформулированное предложение на английском языке, сопровождаемое соответствующей эмоцией, то есть проявить целостную реакцию.
Я рассуждал так: 1) она обращалась с нами как с предметами мебели, не признавая нас как личностей, а мы (я и ещё несколько сотрудников, тщательно подобранных по весу) должны были обращаться с ней как с предметом мебели и сидеть на её коленях в течение недели по десять раз в течение трех минут в день; 2) она была явно психически больна, тем не менее, как я сказал сотрудникам, её бедренная кость соединена с позвоночником, который соединён с черепом, который соединён с подъязычной костью, и она заговорит, когда почувствует достаточное давление на свои бёдра. Я был уверен, что проблемы с бёдрами перевесят проблемы в её голове.
Мы начали сидеть на её коленях согласно нашему плану. Во время четвёртого раза она сильно толкнула сидевшего, но эта невербальная реакция, явно демонстрировавшая, что пациентка вышла из своего замкнутого мира, не была засчитана. На шестом разе она разразилась хохотом, сильно толкнула сотрудника в спину и чётко произнесла: «Убирайтесь с моих коленей». Вот вам и немой ступор: если шестимесячное его проявление можно вылечить в течение восемнадцати минут безобидного сидения на коленях, то, очевидно, это состояние не настолько серьёзно.
А вот пример (5.43) языка раздевалки. Во время беседы с девушкой-подростком, происходившей в комнате отдыха больничного отделения, туда ворвалась другая вербально агрессивная пациентка и громко заявила: «Когда меня выпишут, я стану шлюхой».
Психотерапевт (лаконично): Чёрт возьми, Рокки, если возьмёшься за эту работу, ты умрёшь с голоду в течение недели.
Пациентка (краснеет, теряет самообладание, но агрессивно продолжает): Нет, не умру, потому что я буду брать двести долларов за ночь.
Психотерапевт (недоверчиво): Двести долларов! Что ты можешь предложить парню в постели за двести долларов?
Пациентка (краснея, но сохраняя невозмутимость): О, я могу предложить многое.
Психотерапевт (пытаясь быть полезным): Эй! У меня есть идея. Ты когда-нибудь пробовала делать «банановую девочку»?
Пациентка (озадаченно): Что это?
Психотерапевт (не обращая внимания на восторженное внимание других пациентов и персонала, с энтузиазмом): Понимаешь, у меня в терапии была пациентка, которая рассказала мне об одном «Джоне», или клиенте. Он приходил к ней время от времени не для того, чтобы трахнуть её, а с большой связкой бананов. Она должна была очистить банан, засунуть его почти полностью во влагалище и выдавливать его, пока он ел. Когда тебя выпишут, сможешь специализироваться на этом. Что думаешь?
(Пациентка краснеет и прикладывает руку ко рту под общий смех пациентов и персонала.)
Психотерапевт (широко улыбаясь): Ну, и как?
Пациентка (все ещё краснея, качает головой): Ну ты и сволочь, Фаррелли. Нет, я, пожалуй, придумаю другой план!
(Пациентка, персонал и другие пациенты присоединяются к общему смеху.)
Часто клиенты предпочитают не вступать в контакт с эмоциональной составляющей своего поведения. Язык раздевалки позволяет докопаться до сути и вызвать чувства, соответствующие поведению; он делает ненужным множество пустых слов и эвфемизмов.
Пример.
Клиент-мужчина (вскользь): Я предпочитаю отношения с людьми своего пола.
Психотерапевт (с напряжением в голосе): Вы имеете в виду, что вам нравится сосать члены. (С. 44)
Ещё один пример, в котором сочетаются профессиональный жаргон и язык раздевалки.
Клиент (устало): Я просто сейчас понимаю, что есть много вещей, о которых я говорил, говорил, говорил, говорил… и… но так ничего и не сделал.
Психотерапевт (бесстрастно): Да… да… (говорит как скучающий робот). Говоришь-говоришь-говоришь-говоришь, а булками не шевелишь!
Клиент (устало соглашаясь): Да.
Психотерапевт (с теплотой в голосе): Или можно сказать по-другому (напевным тоном, как бы диктуя отчёт): клиент неплохо вербализует, но ему, похоже, не хватает… мотивации. В динамике прослеживаются некоторые признаки, которые, как правило, подтверждают гипотезу…
(Клиент слабо смеётся.)
Психотерапевт (продолжает): Что он использует вербализацию в качестве защиты… и интеллектуализацию…
Клиент (после паузы болезненно ухмыляясь): Да.
Психотерапевт (прямо): Да, что?
Клиент (соглашаясь): Согласен. Я много говорю и не действую.
Психотерапевт (выразительно): Ну вот! Говорите, говорите, говорите, как я и говорил, а булками не шевелите.
Клиент (пытаясь шутить): Я понимаю… (пауза, серьёзно)… очень хорошо.
Психотерапевт (решительно): Ну это ещё одна вещь, которую вы делаете. Вы понимаете, но ни черта не делаете.
Клиент (перебивая): Но я не делаю.
Психотерапевт (торжествующе): Ну вот опять!
(Клиент смеётся.)
Психотерапевт (торжественно): Или, как мы говорим в клинической практике, клиент демонстрирует… э-э, довольно сбалансированное понимание… Это не обязательно относится к вам, но к кому-то да относится.
Клиент (улыбается, смеётся): Да.
Психотерапевт (продолжая торжественно): Динамика…
(Клиент улыбается.)
Психотерапевт (очень удивлён): Ну?
Клиент (широко улыбаясь): Хорошо. Продолжайте.
Психотерапевт (продолжает диктовать): Однако в настоящее время он запятая по-видимому запятая не в состоянии использовать понимание запятая которое получил в ходе психотерапевтических отношений.
Клиент (усмехаясь): Да.
Психотерапевт (с теплотой в голосе): Видите?
Клиент (ухмыляется, задумчивым тоном, подражая тону профессионала): Я понимаю.
Психотерапевт (громко): Ну вот опять! Как я и сказал!
(Клиент тихо смеётся.)
Психотерапевт (не замечая самодовольной ухмылки клиента, решительно): Да. Именно!
Далее приведём пример (5.46) использования религиозно-морального языка. Провокативная терапия позволяет говорить на языке клиентов и пациентов, которые придерживаются строгих догматов разных конфессий. Ко мне в отделение поступила ирландская католичка, женщина средних лет, работающая, наркоманка. Она находилась в состоянии тревожной депрессии, была склонна к суициду и весь день проводила, сидя на стуле в общей комнате отдыха. Когда я увидел её в первый раз, я подошёл и сел рядом с ней. Я попробовал применить к ней свой подход, и она со слезами на глазах согласилась со всем, что я сказал, говоря, что «попадёт в ад».
Психотерапевт (удивлённо): Ну и ну! (протягивает руку, ухмыляясь) Я всегда хотел встретить человека, который попадёт в ад. А я попаду в рай, потому что я такой хороший, добродетельный и благородный. Я выполняю семь телесных и семь духовных дел милосердия, имею двенадцать плодов Святого Духа, посетил девять первых пятниц и пять первых суббот. Понимаете ли вы, сколько заслуг на небесах я получаю, общаясь с такой заблудшей душой, как вы? А в моей небесной короне столько жемчужин (опирается на плечо пациентки и хихикает, как бы делясь своей шуткой), что она отягощает мою голову и ломит мою шею.
Не замечая никаких изменений в её реакции, я проговорил с ней минут десять, а затем ушёл, думая: «Вот оно. Я знал, что рано или поздно столкнусь с пациентом, который сломает систему и не будет протестовать». Но я задался вопросом: «А что, если завтра попробовать ещё раз?» Я так и сделал, и мне легко удалось спровоцировать других пациентов, находящихся в комнате отдыха, высказать поддержку и сочувствие ирландке, для которой уготован ад. Но никакого протеста с её стороны не последовало, несмотря на все мои старания и неоднократные обличения грешников, которые получили только то, что заслужили. «Бог, как и налоговая инспекция, всегда в конце концов настигает таких, как вы». Но ответа так и не последовало. На следующий день, и через день, и потом я пытался достучаться до неё, но по-прежнему не получал никакого ответа, только слезливое согласие со мной: я прав, лучше ей умереть, она заслуживает наказания и ада. И каждый день я уходил из дневного отделения с мыслью: «Что за чёрт?.. А что, если я завтра попробую ещё раз?»
На тринадцатый день я сел рядом с ней, когда она плакала, и, не сдержавшись, прорычал: «Привет, грешница, знаешь, как тебя здесь называют за спиной?»
Пациентка (кивает, плачет): Я знаю… Я знаю… Я заслужила это.
Психотерапевт (продолжая, смеясь): Наркоша, а…
(ШЛЁП!)
Неожиданно она размахнулась и ударила меня по лицу, вскочила со стула, кричала, ругалась, пнула корзину для мусора через всю комнату и швырнула стул вдогонку. Я схватил её и с помощью нескольких сотрудников отвёл её, дерущуюся, в изолятор. Закрыв дверь, я поднёс лицо к решётке и лаконично заявил: «Дорогуша, ты всё испортила. Ты больше не сможешь вернуться к своему образу хрупкой фарфоровой куклы и несчастной грешницы». Поток ругательств, обрушившийся на меня, подтвердил, что я прав.