рю своим ушам, неужели вы действительно так помогаете людям? Я просто постоянно злюсь на вас». На что я ответил: «Помогаю? Кто говорит о помощи? Поговорить можно, а вот помочь – сложнее. Вам же не помогли те двенадцать психотерапевтов, которых вы измотали, зачем же требовать от меня невозможного? Кроме того (делая жест в её сторону), мне нужен материал для работы». Затем я переключился и продолжил депрессивным голосом: «О, господи, вы понимаете, что о таких, как вы, даже пишут книги, например “Как быть примерной еврейской матерью”. Вы – архетип в аналитической психологии». Нет нужды говорить, что мы начали работу с чистого листа. Хотя это может показаться удивительным для некоторых (в том числе и для нас), 95 % клиентов возвращаются после первой сессии. По-видимому, есть несколько общих причин, по которым это происходит, и здесь мы позволим клиентам говорить за себя:
1) «Здесь что-то произошло, причём быстро». Клиенты, как правило, чувствуют, что провокативный психотерапевт сразу же затрагивает некоторые реальные, внутренние проблемы, и, хотя это вызывает тревогу, также ощущают поддержку и глубокое облегчение. В качестве примера (5.49) можно привести случай, когда я использовал более традиционные методы терапии с пациентом на протяжении более 170 сессий. Несколько лет спустя он вернулся ко мне и увидел, что его «традиционный» психотерапевт претерпел метаморфозы. Он был в замешательстве и прокомментировал моё «превращение».
Психотерапевт (одобрительно): Ну, я только пытался помочь.
Клиент (насмешливо): Помочь? Помочь спровоцировать!
Позже он заявил: «Теперь вы относитесь ко мне скорее как ко взрослому человеку, а не как к хрупкому, беспомощному пациенту, как это было, когда я впервые увидел вас. Вы сняли мягкие перчатки, и в некоторых отношениях это не слишком приятно, но в других позволяет мне почувствовать себя мужчиной и почти равным вам».
2) «Мне не нравится то, что вы говорите, но скажу вам так: мне больше не приходится сидеть и гадать, что вы обо мне думаете, как это было с моим предыдущим психотерапевтом». Другие пациенты сообщают, что чрезмерное осторожничанье их предыдущего психотерапевта просто испугало их, т. е. «я испугалась, потому что у меня сложилось чёткое впечатление, что он считает меня настолько хрупкой, что я разобьюсь вдребезги, если он прямо скажет мне, что, по его мнению, со мной не так». По ряду причин им может не нравиться то, что говорит психотерапевт, но нравится получать обратную связь. Кажется, что это даёт им возможность за что-то «ухватиться»: «Мне не нужно говорить всё самому; вы ведёте свою половину разговора или даже больше». «Психотерапевты, к которым я обращался (так выразился другой клиент, который до этого обращался к шести специалистам), очень неохотно давали мне обратную связь. Я спрашивал их о чём-то, а они смотрели на меня или на потолок, и я видел, как у них в голове крутятся колёсики, как они сортируют и просеивают информацию, пытаясь придумать, что мне ответить. А потом, после всех этих колебаний, я получал вместо ответа вопрос, например: «А почему вы это спрашиваете?» Но вы просто выкладываете всё как на духу, как вы сделали это на первой минуте первой сессии со мной».
3) Третья причина, почему клиенты возвращаются к провокативной терапии после первой сессии, связана с контролем. И снова позвольте дать слово пациенту: «Я обнаружила, что могу обвести всех своих психотерапевтов вокруг пальца, легко смутить их и заставить покраснеть. Я не могу издеваться над вами, и это хорошо. А когда я прихожу сюда и пытаюсь смутить вас своими сексуальными похождениями, вы не смущаетесь, вы заставляете меня краснеть от ваших ответов! И знаете, это здорово! Вы и Хэнк (её парень) – единственные, кого я не могу заставить плясать под мою дудку».
4) Четвёртая причина – чувство, что тебя понимают. Клиенты часто ошибочно воспринимают провокационное высмеивание психотерапевтом их мрачного подхода к жизни как глубокое понимание с его стороны. Как сказал один из пациентов: «Вы единственный, кто понимает, как мне на самом деле противно и тошно в глубине души. Моя семья и друзья не знают, насколько я плохой, а вы увидели это в течение нескольких минут». Однако психотерапевт всё же пытается глубоко понять не только внутренний, но и внешний мир клиента, достичь не только эмпатичного понимания, но и объективного знания о клиенте с точки зрения других значимых людей в его жизни. И клиенты это чувствуют: «Вы всегда говорите именно то, что я думаю и чувствую по отношению к себе», «Вы, наверное, разговаривали с моими близкими – именно так они меня и воспринимают».
5) Пятая причина – возможно, главная, по которой многие из них возвращаются, – это юмор, который так близок к сути провокативной терапии. На вопрос, придёт ли она ещё раз на сессию, одна из клиенток, усмехнувшись, ответила: «Конечно! Впервые в жизни я стала центральным действующим лицом по-настоящему смешного юмористического шоу!»
6) Шестая причина заключается в том, что клиент, как правило, любит психотерапевта, хотя иногда это имеет неоднозначный характер.
(Клиент смеётся.)
Психотерапевт (улыбаясь): Что? (клиент продолжает смеяться) Над чем вы смеётесь?
Клиент (ухмыляется, вытирает глаза): О, я не знаю, вы, Фрэнк, иногда просто милый.
Другой клиент:
Клиент (искренне, тепло): Вы самый добрый, самый отзывчивый человек, которого я встречал за всю свою жизнь (улыбается), прячущийся внутри самого большого сукина сына, которого я когда-либо знал.
(Психотерапевт и клиент смеются вместе.)
7) Клиенты не говорят об этом, но последней причиной, как мы подозреваем, является соревновательный аспект встреч. Некоторые клиенты, кажется, жаждут поединка, словесного и психического эквивалента драки в подворотне, в которой им не нужно соблюдать социальные нормы, выбирать выражения и вести честную борьбу, при этом им предоставляется свобода быть самими собой – неприятными и сварливыми людьми. Другие клиенты проявляют желание посоревноваться с психотерапевтом в интеллекте, тактике и стратегии. Провокативный психотерапевт с радостью подчиняется таким клиентам и с энтузиазмом включается в борьбу.
После удивления и непредсказуемости первой стадии клиент, как правило, меньше протестует по поводу поведения психотерапевта, начинает осознавать, что меняться должен он, а не психотерапевт, и принимается за перестройку своей системы ожиданий по отношению к нему. Характерным состоянием на этом этапе становится угрюмость: «Чёрт возьми, вы правы насчёт меня». Могут появиться слабые зачатки пяти типов желаемого поведения, которые хочет спровоцировать провокативный психотерапевт. И, наконец, эта стадия характеризуется заметным ослаблением, но не полным исчезновением психических защит, если они изначально присутствовали.
Пример (С. 50). В мою частную практику пришёл глубоко религиозный молодой человек, родители которого были убеждёнными католиками. В анамнезе у него были нервный срыв, несколько госпитализаций и отсутствие работы после гомосексуального эпизода. Убеждённый в том, что он бессмертен, его поведение за рулём граничило с суицидальным.
Во время первой сессии быстро выяснилось, что его бессмертие связано в его сознании с гомосексуальным эпизодом. Далее он, к ужасу своих потрясённых родителей, утверждал, что любой, кто займётся с ним фелляцией, тоже станет бессмертным. В течение первых трех бесед психотерапевт, попеременно то весело смеясь, то говоря со всей серьёзностью, подробно рассказывал о социальных, теологических и экономических последствиях его «новообретённой силы»: 1) клиент войдёт в историю как Понсе де Леон[15] XX века; 2) национальные институты здравоохранения объявят его всеобщим достоянием; 3) мировые религиозные организации будут полностью перестроены, основывая свои литургии на новом изречении: «Кто сосёт член мой и пьёт сперму мою, тот имеет в себе жизнь вечную»; 4) всемирно известные святыни и святые места опустеют, так как паломники теперь будут устремляться к нему на коленях; 5) национальные и местные системы здравоохранения (больницы, программы медицинского страхования и медицинская профессия в целом) станут финансовыми банкротами; 6) он, в свою очередь, разбогатеет сверх всяких мечтаний, поскольку смертельно больные будут продавать всё своё имущество ради вновь открытого эликсира, то есть крема жизни.
Психотерапевт (серьёзно): Я также считаю справедливым, что ваши мать и отец (показывает на родителей), которые уже давно перевалили за середину жизни и подарили жизнь вам, имеют право, э-э… в свою очередь… э-э…
Мать (подносит руку ко рту, как будто у неё рвотные позывы): Мне кажется, мне будет дурно. Разве мы должны говорить о таких вещах?
Отец (смотрит на сына): Боже, у тебя больное мышление!
Психотерапевт (пытается, но безуспешно, сохранить серьёзное лицо, продолжает): Э-э… вполне уместно, что мама и папа должны быть первыми… не знаю, как тактично выразиться.
Клиент (на протяжении трёх предыдущих сессий неоднократно смеявшийся как над причудливым развитием темы психотерапевтом, так и над явным замешательством родителей, наконец, разозлился): Чёрт возьми, может быть, хватит говорить об этом бреде? Я никогда не верил во всё это, даже когда рассказывал людям. Это просто бред, вот и всё.
Психотерапевт (удивленно): Что? Что вы сказали?
Клиент (решительно): Я сказал, что всё равно никогда не верил во всю эту безумную чушь, так что почему бы вам просто не заткнуться по этому поводу?
Психотерапевт (с улыбкой, кокетливо): Вы не могли бы повторить?
Клиент (смеётся): Вы меня слышали.
Психотерапевт (всё ещё улыбаясь): Я знаю, но моё любимое число – три, и некоторые вещи мне нравится слышать три раза. Ещё раз, пожалуйста.