Сдали котельную, первый корпус ударными темпами подвели под крышу и даже подключили к теплу, так что работать будем и зимой, глядишь, к весне заселим два дома. Рядом с нами выделили еще три площадки под кооперативы, и, похоже, этим не ограничится, будет у нас тут знаменитый район новостроек, только не Черемушки, а Марьина роща. Так что лето пролетело в строительных и прочих делах и заботах и на память от него у меня остался юбилейный пушкинский том «Вещего Олега» с иллюстрациями Васнецова.
– Должен признать, что ваши прогнозы сбываются с исключительной точностью, Михаил Дмитриевич, – Болдырев оторвался от созерцания позиции на доске. – Что скажете по Южной Африке?
– Да сами видите, Лавр Максимович, – я начал загибать пальцы, – после требований министра колоний Чемберлена буры отозвали свои предложения – раз. Дней десять назад правительство Ее Величества отказалось признать суверенитет Трансвааля – два. Позавчера, по сообщениям газет, получен ответ буров на английскую ноту – три. Надо будет дождаться текста, но я уверен, что там ничего хорошего не будет, скорее всего, ноту попросту отвергнут. Отношения обостряются, поле для примирения сужается, так что еще неделя-другая и дело дойдет до ультиматумов.
– Похоже, похоже… Но это же безумие со стороны буров, силы просто несопоставимы.
– Это нам отсюда видно… погодите, Чигорин пошел. – По залу прошла волна, любители передавали друг другу запись хода. Такой полезной штуки, как магнитная доска для демонстрации позиции, еще не было (кстати, надо озаботиться – я записал эту мысль в блокнот), потому шахматисты могли увидеть ситуацию в партии только на своих досках.
– Да, интересная атака. Полагаю, еще несколько ходов, и у нас будет победитель турнира, – есаул подправил усы и обхватил ладонью подбородок.
– Согласен. Так вот, буры видят ситуацию совсем иначе, – я повернулся от доски к собеседнику и принялся вспоминать читанное про англо-бурскую войну. – У Британии там мало войск, газеты писали, что регулярных всего около семи тысяч и примерно вдвое больше туземных и крепостных частей. Буры же могут в любой момент поднять все свое мужское население, а это тысяч сорок-пятьдесят. Да, вы знакомы с английскими и немецкими винтовками?
– Разумеется. Британцы пару лет назад начали перевооружение на «ли-энфильд» с бездымным порохом, но пока в войсках изрядно устаревший «ли-метфорд» на дымном, – без паузы выдал Болдырев. – А у немцев «маузер», но при чем тут это?
– А вспомните, какое вооружение закупал Трансвааль последние три-четыре года?
– Пушки Круппа, Крезо, Максима, его же пулеметы и… да, немецкие «маузеры» в большом количестве.
– То есть буры знают о своем численном превосходстве и о том, что у них лучше вооружение, – привел я два фактора, которыми чаще всего и ограничиваются. – А дело обычно не в численности и не в том, что в руках, а в том, что в головах. К тому же лидерам обеих республик застит глаза победа над англичанами в прошлой войне. Военного образования они не имеют, стратегического кругозора, как следствие, тоже, но наверняка понимают, что затяжной вой ны им не выиграть. При этом перед ними слабо защищенные города, копи и железные дороги, так что же они сделают?
– Пожалуй… Ставка на первый удар, опрокинуть англичан до высадки подкреплений, занять колонии и выйти на переговоры, – задумчиво ответил Лавр.
– Вот и я так думаю, ну да следующий месяц покажет.
Турнир закончился ожидаемой победой Чигорина, он принял положенные почести, а мы отправились по домам, уговорившись послезавтра посидеть вечером в кофейной на Страстной.
Но в назначенный день Болдырев примчался на стройку уже утром и, не обращая внимания на мои попытки показать наше хозяйство во всей силе и славе, утащил меня с собой. Был он заметно возбужден, и причина этого открылась уже в пролетке по дороге в трактир.
– Сообщение по кабелю от нашего военного агента в Пекине – дворцовый переворот, Цыси отстранила императора Гуансюя.
Так, теперь там точно полыхнет. Но, пожалуй, нужно расставить точки над ё.
– Лавр Максимович, давайте без обиняков, вы служите в военно-учетном комитете?
Болдырев закаменел лицом и, скосив на меня глаза, спросил немного напряженным голосом:
– Почему вы так решили?
– Ну как же, агент наверняка передал сообщение в Петербург. А вы в Москве, но уже в курсе дела. Значит, вам по должности положено это знать, а такую должность при вашем звании я могу предположить только в разведке.
– Черт, я совершенно упустил из виду ваши аналитические способности! – хлопнул себя по колену перчатками есаул.
– Бросьте, обычный здравый смысл. Думаю, что теперь там начнется восстание в полную силу. Гуансюй ведь проводил реформы, а боксеры были против? – Нам подали завтрак, и я на время переключился на еду.
– Да, вы правы. Цыси нужна будет поддержка, а получить ее от этих бандитов можно проще простого. Хотя с тамошними китайскими церемониями ничего точно сказать нельзя. Но в целом как вы видите развитие событий?
Я пожал плечами. Ну не помню я деталей, вроде там была осада европейского квартала в Пекине, потом державы высадили войска и взяли столицу и вроде русских солдат там было около половины.
– Полагаю, будет шумно и кроваво, наверняка начнется резня иностранцев, придется вводить войска, хотя бы для защиты строящихся железных дорог. А наши успехи будут сильно зависеть от двух вещей, от этих самых путей сообщения и широкой разведки. Там есть кто-нибудь, кроме агента в Пекине?
Болдырев, разумеется, не ответил напрямую, но по его тону я догадался, что с агентурой там негусто.
– Лавр Максимович, у нас впереди схватка с Японией. Сейчас отличный момент, пользуясь китайским восстанием, создать там осведомительную сеть. И пинать, пинать, пинать МПС, чтобы гнали дорогу как можно быстрей. И укреплять сколько можно тамошнее казачество, ну да вы сами понимаете.
– У нас часть офицеров готовится отбыть в Южную Африку, людей мало.
Ну вот что тут скажешь?
– Дорогой вы мой, ну зачем ваши люди в Африке? Там достаточно десятка толковых армейских офицеров. А вот на Дальнем Востоке, как я вижу, дыра, и не только в поступлении информации. Там же в наших городах полным-полно азиатов, и китайцев, и корейцев, и бог знает кого еще, среди которых японскому разведчику затесаться как нечего делать.
И я постарался нагнать страху на Болдырева, вывалив все, что я знал про синоби, они же ниндзя, про то, что самурай, которому приказали, будет работать хоть прачкой у мелкого военного начальника в Порт-Артуре или Владивостоке, так что к концу обеда он под валом сведений выглядел несколько ошеломленным, но все равно сумел задать главный вопрос.
– Как, по-вашему, когда начнется война с Японией?
– Точно не скажу, года три или четыре, но я бы смотрел в первую очередь на море. Воевать им придется на материке, значит, надо обеспечить безопасность перевозок, и они будут усиливать флот, причем так, чтобы мы не успели спохватиться. Наверняка будет короткий период, когда в строй войдут сразу несколько крупных кораблей – вот это, как мне кажется, и будет сигналом их готовности…
Доели мы в молчании, и озадаченный сверх возможного есаул укатил на извозчике в Хамовнические казармы.
А я вернулся на стройку, где меня ждало оборудование «образцовой квартиры» для демонстрации тем, кто еще не решился на вступление в кооперативы.
На моем столе лежали два документа – полученная 9 октября последняя телеграмма от Савинкова и газета от 10 октября с сообщением о бурском ультиматуме, поверх которой я разложил детали револьвера. Веселуха началась через два дня после, первым делом буры перерезали линию на Кимберли и Мафекинг, и «алмазную группу» накрыл туман войны.
Теперь оставалось только ждать и уговаривать себя не нервничать, для чего я занимался привычной разборкой и чисткой пистолета, выстраивая перед собой патроны, как солдатиков. Дюжина маслят – это ребята, они хорошо подготовлены и экипированы, вот еще два – это руководители, они разумны и спокойны. Вот я выстроил их в цепочки – это оговоренные пункты от Кейптауна до Амстердама на пути отхода, куда время от времени шли от меня телеграммы до востребования, чтобы вынырнувшая группа сразу была в курсе событий за время ее отсутствия.
Барабан со щелчком встал на промасленную ось… да, собирать всегда труднее, чем разбирать. Да и реализовать добытое (если, конечно, будет что, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить) будет ничуть не легче. Матово поблескивающий курок лег на свое место… сбывать надо будет буквально по одному-два камушка, иначе нас мгновенно выследят. Теперь штифт… значит, надо искать выходы на таких ювелиров, которые будут об этом молчать. С листовой пружиной придется повозиться, это самая тяжелая операция… криминальные каналы годятся, но опасны, вот если бы найти ювелиров-социалистов, чтобы работали на идейной основе… Ффух, пружина наконец-то воткнулась на место… стоп, почему именно социалистов? Сионистов! Обработка алмазов в Амстердаме в руках евреев, вот и сговоримся к обоюдной пользе! Так, теперь ставим рукоятку… значит, в европы весной надо ехать через Вену, говорить с Герцлем, а пока написать ему письмо… Все, сборку закончил.
На газете осталась лишь матовая блестящая россыпь патронов – прямо как золотых самородков. Эх, вот будет у меня много денег… И что? Вот что я с ними сделаю?
Я смазывал пистолет и предавался детским мечтам, ну, типографии – раз, артели – два, рабочие курсы – три, это само собой. Но можно и курсы боевиков, и того же «Джона Графтона» с винтовками притащить сильно заранее, пока полиция не настороже, и провернуть эту операцию в одиночку, не привлекая к ней каждой партийной твари по паре и тем самым профукивая всю секретность. И «мадсенов» можно накупить – с деньгами-то отдадут даже каким-нибудь сомнительным «латиноамериканцам»… И выходит, что 1905 год можно встретить во всеоружии, а не с тем бардаком, который был в реале.