Провокатор — страница 42 из 47

Себе большую квартиру я решил завести позже, поближе к центру – слишком много было завязано на мое обитание в Леонтьевском переулке. Пока же ограничился «холостяцкой» в Марьиной Роще, что стало буквально спасением – работали много, с утра и до позднего вечера, когда, еле шевеля ногами, я поднимался в свою нору и падал на кровать, успевая разве что прочесть газеты.

Год выдался что надо, только успевай, но конгресс 2-го Интернационала в Париже прошел, когда я был в Москве. В Китае полыхало в полный рост, начавшись с убийств иностранцев и китайцев-христиан, обстрела Благовещенска и осады посольского квартала в Пекине, боев вдоль КВЖД с разрушением еще недостроенной дороги и, как вишенка на торте, объявлением войны европейским странам. Но что-то у Китая пошло не так, интервенция альянса восьми держав привела к штурму и взятию Пекина, а также оккупации российскими войсками Маньчжурии.

В Италии анархо-индивидуалист Бреши застрелил короля Умберто. Да, вот так просто – приехал из Америки, подошел на курорте и разрядил в него револьвер. Шесть пулек, как в Сараево.

Ну и неуемный Ильич, едва добрался до Швейцарии, бабахнул заявлением от имени редакции, в котором написал бессмертное «Прежде, чем объединяться, нам надо решительно размежеваться» и тем самым положил начало процессу размежевания коммунистических партий до серых мышей.

К февралю от ударной работы я имел бледный вид и даже разок ухитрился не то чтобы отключиться, но присесть от головокружения. Сотрудники мои молодые это заметили, засуетились и послали за доктором – в первых этажах сданных домов, помимо магазинов и нашей чертежки, были и кабинеты частнопрактикующих врачей. Примчался эскулап, естественно, член жилкооператива, осмотрел меня, послушал деревянной трубочкой дыхание, пощупал пульс и решительно заявил, что мне надо отдохнуть как минимум месяц. Ребята довели меня до квартирки и вызвали на завтра Шухова, который подтвердил диагноз приказом отправиться на курорт.

– Владимир Григорьевич, а каталог? А типовые проекты?

– Основу вы уже сделали, остальное закончит молодежь, пусть поработает самостоятельно, это полезно для становления инженера. А за старшего оставьте Александра Кузнецова, он справится. Ну а через месяцок-другой вернетесь и проверите.

Весна 1901 года

И я отправился на курорт. Швейцарский, разумеется. Предварительно отбил телеграмму римскому корреспонденту «Одесского листка» Владимиру Жаботинскому с просьбой приехать повидаться, был у меня к нему один интересный разговор, хотя ему едва исполнилось двадцать лет. Зато голову Зеев (это его ивритское имя) имел отличную и писал здорово, так что после разговора о положении евреев в России, о моей беседе с Герцелем, о сфабрикованном деле по обвинению виленского еврея Блондиса в ритуальном убийстве и об одесском погроме, моя просьба ничуть его не удивила – я заказал ему серию статей, пропагандирующих переселение евреев в Палестину.

Курорт, вернее, санаторий, располагался на берегу Женевского озера, откуда было рукой подать до предместья Сешерон, где остановился Ленин – готовить революцию в России он предпочел в Швейцарии. Две вещи, паспорт и бесплатное жилье, заставили его изменить первоначальные планы и ни в какую Германию с Мюнхеном не поехать.

Из двух десятков документов умерших и убитых, добытых в госпитале и вообще в Кимберли, Ленину больше всего подошел настоящий немецкий аусвайс на имя Йоахима Геринга (сам обалдел, когда увидел, ей-богу), но я рекомендовал с ним в Рейх не ездить.

А за месяц до моего приезда в двух шагах от парка Мон-Репо и будущего дворца Лиги Наций был арендован домик в три спальни на втором этаже и с кухне-гостинно-столовой внизу, совсем в духе лофт-дизайна XXI века, его-то я и насунул Ильичу, типа мне пока не нужен. Мебели пока было не очень, но это дело наживное, зато до границы, случись чего, всего четыре километра, час пешком не торопясь.

Такое жилье оказалось весьма кстати, вскоре приехала Крупская, следом ее мать, Елизавета Васильевна, а еще через неделю Мария Эссен, бежавшая с дороги в сибирскую ссылку. И оказался Старик в женском царстве, причем общаться предпочитал с Машей – женщиной энергичной и обаятельной, тем более яркой на фоне серой мышки Наденьки.

Так одним не то чтобы прекрасным утром я добрался до Ульяновых-Крупских как раз в разгар семейного скандала.

– Ты постоянно с ней наедине! – зло выговаривала Ильичу Надя.

– Мы заняты работой! – отбояривался будущий вождь мирового пролетариата.

– А в горы вдвоем вы тоже работать ходите??? – уже не сдерживаясь, вспылила Крупская. – А по вечерам, когда все спят, тоже вдвоем работаете??? Почему на собрание Лиги вы пошли вдвоем, без меня?

– Надя…

– Это измена!

…вскричал Мальчиш-Кибальчиш. Надя схватила с полки у двери шляпку и кинулась наружу, едва не вынеся меня, застывшего в проеме дверей. Ленин отвернулся к окну и явно не собирался мириться, так что пришлось мне. Далеко уйти Крупская не успела, догнал я ее быстро и взял под локоть, Надя кусала губы и была готова вот-вот зарыдать.

Так, вляпался в семейную ссору, молодец. Надо срочно успокоить, а как успокоить женщину? О! Я свистнул очень кстати подвернувшегося извозчика и назвал ему один знакомый адрес в центре.

– Что случилось, Надя?

– Она… Он… он называет ее «зверушкой», а она зверь, зверь! – Надя наконец-то заплакала, чем и занималась все пятнадцать минут, пока мы ехали до Geneva Coiffure et Esthetique.

– Приехали, – я помог сойти ей с пролетки. Увидев парикмахерскую, Крупская возмущенно заявила:

– Нет, я сюда не пойду, зачем это?

– Затем, что вам сейчас необходимо отвлечься, а ничего лучшего, чем новая прическа, для женщин пока не придумано, – я поманил рукой стоявшего на входе служителя и велел позвать хозяина. Через пару минут появился приятный француз с усиками а-ля Эркюль Пуаро.

– Жан Кастель, к вашим услугам.

– Дорогой Жан, у сестры проблемы с мужем, поэтому ее надо хорошо подстричь, аккуратно причесать, сделать небольшой макияж. Ничего вычурного и сложного, в оперу мы сегодня точно не пойдем.

– Косметические процедуры?

– На ваш выбор. Но главное – постарайтесь, чтобы она почувствовала себя красивой.

– О, не беспокойтесь, это мы умеем, все сделаем в лучшем виде, – с достоинством поклонился мэтр.

– Вот аванс, можете рассчитывать на втрое большую сумму. И еще – вы не знаете в округе хороший магазин готового платья?

– Прямо на другой стороне улицы, – Кастель понимающе улыбнулся и указал сквозь витрину, – хозяин мой давний клиент.

– Отлично, я сейчас пришлю оттуда приказчика, а сам буду вон в том кафе, дайте мне знать, когда закончите.

Француз обеими руками указал на свое заведение:

– Я с удовольствием напою вас кофе у себя в салоне, мсье…

– Благодарю, но мне сейчас не стоит мозолить глаза сестре.

Мэтр поклонился еще раз, а я отбыл в магазин, где точно так же озадачил хозяина, только в смысле одежды и прочего.

Два часа за кофе и ответами на захваченные с собой письма прошли быстро, но когда я вернулся к салону…

И мэтр Кастель, и конфекционист оказались настоящими мастерами своего дела, меня ожидала настоящая красавица, не зря Крупскую сравнивали со Скарлетт Йоханссон.

И не я один так думал – пока мы прогулочным шагом шли к ресторану, несколько раз слышали восхищенное «о-ля-ля» от наиболее экспрессивных франко-швейцарцев.

Надя делала вид, что это относится к кому-то другому, но ее самооценка явно поднималась.

Женевский сиг с не менее женевскими артишоками под белое вино, которое я подливал и подливал Наде, привели ее в гораздо более спокойное состояние, нежели утром. А уж женевский грушевый пирог с корицей и изюмом (или все-таки вино?) настроил на разговоры.

– Нет, ну почему он так? – грустно поинтересовалась она у меня. – Это же нечестно!

– Надя, – я мягко улыбнулся. – Давайте, как взрослые люди, вы же выходили замуж не за Володю, а за революцию, так ведь?

Крупская после короткой паузы печально кивнула.

– И он видит в вас прежде всего товарища, а не женщину… – продолжил я. – И потому так ведет и будет вести себя дальше. Так что, если хотите его удержать, вспомните, что вы прежде всего женщина, а не секретарь одного известного марксиста. Ну или устройте ему забастовку.

– В каком смысле? – она подняла на меня заинтересованный взгляд, первый из многих за вечер.

– В прямом. Вы же ведете всю переписку, всю работу над текстами? Ну вот и посмотрите, сможет ли он без вашей помощи, – иезуитствовал я.

А ведь не сможет, к бабке не ходи, всю техническую работу по созданию партии, по проведению ее съездов и конференций, по переписке с тысячами (!) корреспондентов вела вот эта симпатичная женщина с блестящими от вина глазами.

– Давайте еще за ваш успех и поедем домой.

– Я не хочу сегодня домой, там эта! – закапризничала Надя.

Пришлось податься в ближайшую гостиницу, благо в центре Женевы их было достаточно и два номера нашлись без проблем. Я аккуратно довел Надю до двери и совсем было уже собрался распрощаться до утра, как вдруг она прижалась ко мне всем телом.

– Не уходи.

И я не ушел, я ведь не железный, красивые женщины на меня действуют, как и на всех прочих.

Ночь оставила у меня впечатление, что уровень сексуального просвещения в революционной среде никуда не годится, несмотря на все разговоры о новых свободных отношениях между полами.

Вот так и обзавелся товарищ Крупский рогами. Да уж…

Утром Надя собралась было надеть свое старое платье, но я настоял на новом, и она удалилась в роскошную ванную, где долго лилась вода, звенели какие-то склянки, и наконец вышла оттуда во всем великолепии, но с нахмуренными бровями.

– Эти буржуйские штучки созданы прямо для того, чтобы я чувствовала, что предаю революцию, – махнула она рукой в сторону блестящих кранов и доставленной с утра коллекции кремов, пудр и прочего от мэтра Кастеля.