После «отпуска» в санатории, где меня пытались лечить воздушными ваннами и душем Шарко, я не мог не заехать в Цюрих, тем более что Хаген подал в отставку и возвращался в Россию. Мы довольно тепло простились, в основном из-за того, что я выписал ему приличную премию, Иоганн передал мне небольшую посылку от Фабер-Кастель и покинул контору на Эйнштейна.
В коробке оказался десяток давно чаемых авторучек, сильно похожих на те, что я знал под именем Parker Duofold – с колпачком, клипсой, рычажной заправкой, в общем, Фаберы использовали мои патенты на все сто.
– Альберт, вы теперь один и за главного, так что берите себе помощника и ведите дело, у вас хорошо получается. И закажите еще полсотни таких ручек, с гравировкой «Скамов», к ним вкладыш-описание использованных патентов – как мне кажется, это будет отличный представительский подарок для наших потенциальных клиентов. А сейчас вот, возьмите себе.
– Это слишком дорого, герр Михаэль!
– Бросьте, нам они достались бесплатно. Берите-берите, вы же увлекаетесь математикой и теоретической физикой?
– Да, но при чем…
– Ну, вот эта ручка теперь будет вашей персональной лабораторией, – я был в хорошем настроении, и оно передалось Альберту.
Он взял ручку, тут же заправил ее чернилами и провел первую пробную линию на попавшемся клочке бумаги.
– Отлично пишет! Не знаю, как вас и благодарить…
– Ммм… есть у меня одна просьба, – врачу из санатория в Женеве что-то не понравилось мое сердце, и он настоял на визите к доктору Амслеру, владевшему клиникой под Цюрихом.
Я-то чувствовал себя совершенно нормально и подозревал, что «направление на консультацию» – это такой нехитрый прием, своего рода круговая порука местных эскулапов, способ выкачивать из мнительных богатеньких буратин лишние денежки, но съездил познакомиться и нашел в лице доктора хорошего специалиста по сердечным болезням. Во всяком случае, он уже знал о кроворазжижающем эффекте аспирина.
– Наверное, вскоре сюда на лечение приедет один русский физик, если вы возьмете его под опеку, будет прекрасно. А если устроите ему возможность поработать в лабораториях Политехникума, будет просто великолепно. Он, знаете ли, фанатик работы и без экспериментов не может.
– Не беспокойтесь, с удовольствием помогу коллеге.
– Спасибо, Альберт. Да, хотел вас спросить. Вы читали декабрьский доклад Планка «О спектральной плотности излучения»? Сдается мне, что его идея с «квантами энергии» позволит преодолеть нынешний кризис физики.
Так получилось, что первый номер «Правды» под редакцией Андронова со статьями Кропоткина и Чернова, с письмами участников стачек, с «методичкой» о создании кассы взаимопомощи вышел 5 мая, как и в моей истории, только на десяток лет раньше. И вышел сразу по всей стране и тиражом в пятьдесят тысяч экземпляров, зря, что ли, мы создавали типографии? А через две недели второй номер, а еще через две третий. А весь четвертый номер был посвящен событиям Обуховской обороны – политической стачки питерских рабочих, разбору их действий, выводам и советам, как в таких раскладах действовать с меньшим риском и большим эффектом.
Бабахнуло оглушительно – все «передовые элементы» впервые увидели отлично поставленное издание, где одновременно печатались (не собачась между собой, что было еще более удивительно) социал-демократы, народники, все чаще употреблявшие название «социалисты-революционеры» и даже анархисты. Не меньшее впечатление произвела на заводах и фабриках полноценная газета, а не пачка листовок, где, помимо теории, были и новости про товарищей, и полезные советы…
А уж как взвились власти… кажется, все полицейские и жандармы империи кинулись искать, где печатается «Правда», ибо масштаб проблемы был из ряда вон, пятьдесят тысяч – это не хрен собачий, это больше, чем у таких известных и уважаемых газет, как «Биржевка» или «Московский листок». Но безуспешно, в первую очередь из-за того, что искали одну большую типографию, а не два десятка в разных городах.
Авторы же этого «бабаха» съехались на совещание «практиков» в Будапеште – городе большом, но непопулярном среди революционной эмиграции, отчего в нем не было заграничной агентуры Департамента полиции. Но все равно в столицу Венгрии добирались кружными путями и по чужим документам, а к винному подвалу, украшенному гербом фюрста Виндишгреца, съехались и сошлись с разных сторон, с соблюдением всех правил конспирации, вроде как обычные посетители на дегустацию вина.
– Я пригласил вас, господа, с тем чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие…
Когорта соратников, привыкшая к моим заходам, сдержанно посмеялась.
– …в ближайшие два-три года нас ждет война с Японией и связанные с этим внутренние волнения. Как оно там повернется, неизвестно, потому-то я и собрал вас всех вопреки правилам конспирации, чтобы каждый понимал наши цели и задачи.
– Почему же «пренеприятнейшее»? У нас появится шанс превратить смуту в революцию! – весело воскликнул Красин и отсалютовал сверкнувшим бокалом.
– Не будет. Вы все работаете «на земле», общаетесь с рабочими и крестьянами, сколько из них готовы взяться за оружие? – я обвел ребят взглядом.
– Человек десять… пятнадцать… крестьяне, скорее, за вилы и факелы возьмутся… из стачечных дружин разве что треть… – вразнобой начали подсчеты «практики».
– Предположим, тысяч пятьдесят по всей стране, для гарантии возьмем сто. Это против миллионной армии мирного времени, и это с револьверами против винтовок и баррикадами против пушек. Военного опыта почти ни у кого нет, а у противника пусть хреновенький, но профессиональный подход. Чем кончится, сами догадаетесь?
– Выбьют лучших товарищей, – спокойно поддержал меня Муравский, – тех, кто поведет. Точно как случилось на Обуховском заводе, все организаторы стачки получили кто тюрьму, кто каторгу. А тут не стачка, тут бой – и не тюрьма, а смерть, и это ослабит движение на многие годы. Ну и союзники, и попутчики, видя поражение, отшатнутся.
– Ну, хорошо, война с Японией понятно, а почему вы так уверены в смуте? – спросил Андронов как наименее знакомый с моими «предсказаниями».
Сидели мы в саду, в тени увитых виноградом шпалер между крепкими брусьями, за обширным дубовым столом, куда нам приносили и вино, и разнообразные домашние закуски – говядину, зельц, изумительный хлеб и вообще все, чем славна земля венгерская.
– Война всегда обостряет внутренние противоречия, за нее платит народ, а царь и буржуи получают прибыли. Опять же, японцы не смогут выставить сопоставимую с Россией армию, потому будут стараться вызвать или подтолкнуть внутренние неурядицы, а уж стоящие за их спиной англичане вообще мастера в таких делах, ни за что не упустят шанса подгадить.
– Значит, следует ожидать контактов островных разведок с нашим движением и предложение денег, – полуутвердительно-полувопросительно заметил Красин и поправил свои белоснежные манжеты. – Это же отлично, через них можно получить и оружие!
– У нас пока все в порядке с финансами, стоит ли принимать такие «подарки»? – рассудительно вклинился Савинков, отвечавший за сбыт алмазов и потому ведший бухгалтерию. – Мы вполне можем вооружаться сами.
– Стоит, денег много не бывает. И лучше мы их потратим на газету. Кстати, как там «буры» насчет оговоренной десятой доли от добычи?
– Все отказались, – твердо глядя мне в глаза, сказал Красин, а Савинков подтвердил это кивком. – Мы пошли на это не ради денег, а ради революции.
Вот же время, вот же люди! И таких – через одного… вон, Засулич живет на копейки, да и другие к расходам из «партийной кассы» относятся крайне щепетильно. Нет, есть, конечно, и паршивые овцы, но их ничтожно мало, да и мы постараемся их вытравить из движения.
– Хорошо, пусть так и будет. Но мне кажется, что ребят надо как-то наградить, я буду думать. А лишние деньги можем и на артели потратить, – все повернулись к неожиданно встрепенувшемуся Губанову, а я продолжил, обращаясь уже к Андронову: – Кстати, как там поиски типографии?
– Все отлично, – кивнул Исай, оторвавшись от холодной говядины, – полиция ищет место, где был отпечатан весь тираж разом. Из наших типографий сейчас в опасном положении две, они временно остановлены. И одна новая, еще не запущенная, вызывает слишком уж большой интерес у полиции.
– Ищут не только типографию, но и всю редакцию, в особенности Большева, – ухмыльнулся Савинков.
Мы посмеялись, чокнулись и выпили прекрасного токая, поскольку псевдонимом М. Большев была подписана напечатанная в трех номерах, начиная со второго, моя статья «Что делать?» Название я беззастенчиво спер у Ленина, сыграв, таким образом, на опережение, и постарался максимально доходчиво, в первую очередь для рабочих, изложить свою программу «широкого фронта».
– А как дела в зубатовских обществах?
– Да туда минимум четверть тиража ушла, – похвастался Исай, – жаль, что они в основном вокруг Москвы, очень полезные для нашей работы организации.
– Так, может, продвинуть Зубатова повыше, в Питер, в министерство?
Идея была встречена общим недоумением, Красин, с самого начала старательно державший свой щегольский пиджак подальше от зеленых листьев, аж откинулся к увитой виноградом шпалере.
– Поможем Зубатову «найти» типографию – например, закинем часть тиража в ту новую и сами ее сдадим московской охранке. На фоне безрезультатных поисков у всех остальных это будет грандиозным успехом и поводом для перевода в столицу.
– Подставим печатников, – Исай сразу вычленил основное препятствие, главное – сберечь людей, а оборудование и тираж нарастут.
– А вот их как раз из типографии убрать, а вместо них добровольцев из буйных, из тех, кто стрелять-убивать рвется, нам на Сахалине такие люди будут очень нужны. Кстати, Медведник еще не появился?
– Партизанит. По последним сообщениям, в Капской колонии, в отряде Яна Смэтса. Я так думаю, он там до конца провоюет, – ответил Савинков.