— А чем увлекался?
— Увлекался? Я, Иван Степанович… Вы же с ним работали…
— Футбол, кино?
— На диване пролёживал. Ну, пиво иногда.
— Вот.
— Чего вот? — мы оба уставились на Деда.
— Гляжу вот, чисто у него в квартире, как после генеральной уборки.
Мы вытаращили глаза. Яшка бросился к телевизору, полировку на крышке начал тереть, а потом тронул экран.
— Не ищи, — махнул ему ладошкой Дед. — Я уже проверил. И так везде. А в книжках усердней копались. Видите, Бальзака с Горьким перемешали, и Паустовский раскидан по полкам.
Действительно, тома собраний сочинений вразнобой жались друг к дружке в книжном шкафу.
— Рылись в них. Искали.
Данилов потёр лоб рукой, горько вздохнул и даже почесал затылок:
— Работа предстоит немалая. После этой кавалькады профессионалов нам, дилетантам, следует стараться что есть мочи. Как, ребятки? Поползаем на карачках?
— У него и тайничок может быть, — ни с того ни с сего загорелся Яшка.
— Чего? — не дошло до меня.
— Деньги он должен хранить где-то? — вскипел Яшка. — Их, наверное, и искали?
— Может, и тайничок где-то покоится, — спокойно согласился Дед. — А почему ему не быть?
И мы занялись поисками. Каждому Дед отмерил территорию, себе оставил гостиную, Яшке — кухню, мне достались прихожка с туалетом, правда, перед этим Дед сам спустил воду в бачке и велел мне с табурета заглянуть внутрь. Я с колотящимся сердцем проделал это, однако нас ждало разочарование.
— Так воры прячут, — кривился Яшка. — Я читал. А Кирьян Спиридонович человек степенный. Потом деньги… разве в воде их держат.
— Ну давай дерзай, раз читал, — усмехнулся Дед.
Мы разбрелись по комнатам и занялись каждый своим отведённым местом. Я закончил первым и заглянул в гостиную, Дед действительно ползал по деревянным половицам.
— Всё? — спросил он меня.
Я виновато кивнул.
— Ты попробуй постукивать по стенам. У тебя как со слухом?
— Да ничего. На гитаре играл.
— Вот. Тем более, музыкант. Попробуй. Ты, главное, не спеши. У нас не соревнования.
Я развернулся. «Чего стучать по ним, кирпичные стенки сплошь, — морщился я. — Чудит Дед». И тут же из кухни заорал Яшка, как это в книжках пишется, — настоящим благим матом. Соседей, и тех, наверное, разбулгачил.
Прошло почти две недели. Близился конец нашей стажировки. Титова перевели работать в скучное ведомство на улице Свердлова, вместо него прислали нового следователя со смешной фамилией и сходившего с ума по футболу. Яшка пропадал с ним.
После сорванного осмотра квартиры, когда Рубвальтер перебаламутил весь дом, приняв изголодавшуюся нутрию с невинной кличкой «Дуняшка» за страшную Шушеру, Дед за версту видеть его не желал. Не помогли и старания, когда с опером Дрыгиным мы несколько суток бороздили дворы, улицы и закоулки в поисках той особы, похожей на ворону и её импозантного кавалера. Как Яшка ни пытался, как ни рыпался, но не смог отыскать ни забегаловки, ни злосчастной подворотни, где его безжалостно отдубасили. После и этой печальной неудачи звезда моего друга совсем устремилась к закату.
Днём я его почти не видел, а вечерами теперь один просиживал с Анастасией у Деда, разглядывая старые альбомы живописи. Она увлекалась Рафаэлем и без устали рассказывала о нём чудеса. Иногда вроде случайно заикалась о Яшке, но я увиливал от ответов, спасая репутацию приятеля. Обычно рядом подрёмывал в кресле Дед с пёстрыми ежемесячниками «Вокруг света», порой он, прерывая нас, оглашал то одно, то другое взволновавшее его известие о сенсационных экспедициях и находках археологов. Он западал на Картера, так что историю открытия гробницы Тутанхамона с его слов я знал наизусть, гордился большой подборкой книг по Древнему Египту, но не чурался и отечественной науки, одним словом, когда я почти совсем освоился у них, то сделал для себя удивительное открытие: у этого древнего замкнутого сухаря, как наш неприступный Дед, имелось слабое место, он скрывал хобби мальчишки, грезив тайнами древних экспедиций!
— Иван Степанович, — не удержался я как-то раз, — вы сами-то к этому подземельному делу никакого отношения не имели?
— Какие ещё подземелья? — хмуро отозвался он.
— Ну, коня золотого, чингизханского, не пробовали отрыть?
— Что за дурь! С чего это ты взял?
— А я как-то гляжу, у вас вырезки из местных газет на столе лежат. Простите, случайно обратил внимание. Наш Шилов там, археолог со статьи, и фотки золотых подвесок с сарматскими всадниками.
— Ты бы меньше чужие столы рассматривал… — совсем нахмурился Дед, но быстро остыл и начал рассказывать про Шилова.
А сегодня он весь вечер был сам не свой. И в кресле ему не сиделось, несколько раз даже подмигивал мне, чтобы я Анастасию отвлёк, а сам нырял в свой тайник, а затем забирал кота и шёл с ним прогуливаться во двор. Сам, конечно, покуривал, а мне отдуваться! Впрочем, зеленоглазое создание не видело ничего, кроме своего Рафаэля, оно вещало как раз о самом трепетном периоде его жизни, когда, отбиваясь от множества поклонниц, тот сам влюбился в замужнюю особу и к тому же занятую другим любовником. Ну прямо круговерть! Туго приходилось в то время таким наивным кавалерам, как её кумир, но зато Дед безнаказанно отводил душу во дворе.
— Что-то случилось, Иван Степанович? — шепнул я ему на ухо, когда он возвратился из очередной ходки.
— С чего это ты взял?
— А перекуры?
— Цыц! Сейчас Анастасия самовар пойдёт ставить, тогда поговорим.
В особых случаях мы с ним небескорыстно использовали хлопоты внучки на кухне.
— Меня Иван Алексеевич теребит. Дело Требухина-то застыло, — досадуя, морщился Дед, когда мы остались одни. — Сначала Титов его прикрыть хотел, а я воспротивился. Потом очевидно стало, что его убили, но раскрыть-то так и не удалось. А теперь, когда этот молодчик ушёл, два убийства на мне. И Требухина, и Егорова, на днях Мигульский опять разговор затеял, настаивает на передаче обоих дел в облпрокуратуру. Там, мол, народ опытный и дел поменьше в производстве, — быстрей раскроют. Еле отговорил, но чую, — ненадолго.
— А может, лучше? Для общей пользы? — заикнулся я.
— Молчи, балбес! — стрельнул он в меня глазами. — Наломали вы дров с Рубвальтером.
— А я при чём?
— Хорош, гусь.
— Если бы не Дунька та!
— «Дуняшка», — поправил Дед. — Храбрец выискался! Крысы домашней испугался. А мне всё мероприятие угробил. Теперь повторять всё надо. Я не успокоюсь, пока квартиру не обшарю. Что-то искали убийцы у Егорова.
— Найдёте дырку от бублика, — горько усмехнулся я. — Если и было что, тогда ещё унесли.
Мне вспомнились те комедийно-трагические события, завершившиеся дикими воплями Яшки, вернее, с них-то и начался весь переполох. И вдруг в моей голове словно что-то щёлкнуло. Я выкатил глаза на Деда.
— Ты чего уставился? Помог бы Насте с самоваром.
— Иван Степанович! — я покрутил головой, в ней что-то постоянно барабанило, будто счётчик Гейгера.
— Чего ты? — забеспокоился всерьёз Данилов.
— Мне к Егорову надо!
— Рано. Поживи ещё.
— В квартиру…
— Э-э-э, молодой. Размечтался. Мне давно хочется, да Мигульский не пускает. Погоди, говорит, пусть после вас люди успокоятся.
— Иван Степанович, я вспомнил!
— Чего ты вспомнил?
— Звоните Мигульскому! Вызывайте машину! Срочно к Егорову надо!
Два дня я почти не видел Данилова, он допоздна пропадал то в облпрокуратуре, то у оперативников в управлении милиции, то засиживался в кабинете Мигульского, а без него я к Анастасии ходу не имел. Так что дулся я на Деда и поджидал своего часа.
Обижаться было на что, но я терпел, догадывался: после того, как мы нашли тайник в квартире Егорова, Дед занимался серьёзными вещами и ему было не до меня, сопливого стажёра.
Но сегодня уже собрались уходить, и он вдруг заявился. Яшка сразу за дверь, мы коротали время в кабинете Деда, пока он отсутствовал. Дед сразу мне с порога:
— Успеешь вещички собрать?
— Куда?
— На кудыкину гору.
— Завтра же выходной?
— Успеешь или вякать будешь? Может, не поедешь со мной?
Я сорвался было, собрался бежать сломя голову. А потом думаю: какие мне сборы? Чего брать? Всё при мне и потом, кроме куртки, мне и собирать нечего…
— Я готов!
— Вот. Слышу ответ настоящего бойца. Сейчас ко мне — и на вокзал. Нам до поезда полчаса.
— Это Хоттабыч понадобится.
— Машину Мигульский дал. У подъезда уже колёсами стучит. А насчёт билетов ребятки из уголовки побеспокоились.
И мы помчались.
Как взбеленилась зеленоглазая бабочка, как металась потом, пакуя Деда, дольше рассказывать, чем мы добрались до купе. Когда по его заказу принесли чай, мы перевели дух.
— Куда же едем, Иван Степанович?
Я и билеты в руках не держал, нас без них в вагон пустили, лишь Дед какую-то фамилию назвал, кажется, майора Мацибурко.
— А тебе не всё равно?
Я совсем сник.
— Ну не дуйся, не дуйся… На месте всё расскажу, если получится. А не удастся, зачем тебе знать? Меньше знаешь, лучше сны.
— Может, мне совсем выпрыгнуть?
— Ну что с тобой делать? Едем отдыхать в выходные дни. Устраивает? Мало мы с тобой помытарились последнее время? И лошадям отпуск нужен. А я, считай, устроил тебе экскурсионную поездку.
Меня очень злило его наигранное веселье, по глазам было видно, что Дед замыслил что-то серьёзное.
— Забыл про мои увлечения старческие? Ты их «хобби дремучего интеллигента» называл, смеялись надо мной с Настькой? Забыл?
— Почему же?
— Ну вот. Считай, я тебе экскурсию устроил. Лекцию на месте прочитаю. Идёт?
Совсем разозлившись, я и чай с ним пить не стал, знал — больше от него ничего не добиться, лёг на своё место, отвернулся к стенке и сделал вид, что сплю.
— Я думал, ты повзрослел уже, — пробурчал он, прихлёбывая из стакана. — Нет, когда закончишь институт, работать начнёшь, тогда конечно… Тогда ума-то прибавится.