– Кто? – переспросила Ульяна. К ним уже подошли Ева с Олей. Соболенко бросил на Олю виноватый взгляд, в горле у него запершило, в носу защекотало. Но он взял себя в руки и произнес вслух:
– Вольский. Погиб.
Оля сделала шаг назад, закачала головой, словно не веря, и побежала прочь. В темноту города Энска.
Глава 23Момент истины
Последний раз Вячеслав столько работал лопатой, когда копал картошку у бабушки в огороде. Ворочаешь эту землю, ворочаешь – кажется, полполя уже готово. Отходишь в сторону и видишь – одна пятая в лучшем случае. Тяжелая работа – земля. Видимо, потому что добрая. Чтобы родить, надо в себе много всего иметь. Это все равно как беременную бабу с места на место перетаскивать. Петруха явно халтурил.
– Что мы копаем? Зачем? – пищал он.
– Сокровища! Что ж еще? – отозвался Вячеслав. У Петрухи загорелись глаза.
– В сундуке? – удивился он.
«Ну чисто ребенок!» – подумал Вячеслав и усмехнулся:
– А как же иначе?
От недостатка кислорода Вольский то и дело проваливался в галлюцинацию. Одну и ту же. Будто он в разрушенном пансионате пытается по полуразвалившейся лестнице залезть на второй этаж. Он очень хотел пробраться к своему окну. Ему казалось, что там с минуты на минуту должна пройти его мама. Он суетился, торопился и срывался. Тер ушибы, лез снова и снова падал. Сергей был вымотан морально и физически, но не мог остановиться. Он боролся изо всех сил. Сбился со счета, сколько раз падал.
Весь мокрый, в крови и ссадинах, трясущимися руками он тянулся к обломку перил. «Только бы не сорваться, только бы… Да!» Сергею удалось ухватиться за ржавый обрубок, подтянуться и перебросить свое тело на площадку второго этажа. Он разрыдался от счастья: смог! Из последних сил, пытаясь успокоить дрожь в руках и ногах, он встал – сначала на колени, потом в полный рост. И увидел свое окно. Во всей этой разрухе только оно сохранилось в целости и сохранности, совсем как тогда, в его детстве. За окном светило солнце, по небу плыли облака. Вдруг створки распахнулись, порыв свежего ветра ворвался внутрь. Сергей с шумом вдохнул его полной грудью и – пришел в сознание.
Он не сразу понял, где он и кто эти две фигуры, склонившиеся над ним.
– Сергей. Все хорошо. Это мы – Вячеслав и Петруха.
Вячеслав протянул Вольскому руку, помог подняться. Сергей оглянулся – вся обшивка его гроба была изодрана. Он по очереди посмотрел на Вячеслава, Петруху и порывисто обнял их обоих. Петруха почему-то начал хихикать.
– Это что, и есть сокровище, которое мы искали? – подвизгивая, спросил он.
Вольский бросил удивленный взгляд на Вячеслава. Тот подмигнул ему и ответил:
– Да, Петруха. Что может быть ценнее жизни?
Трое мужчин вылезли из ямы. Встал вопрос: закапывать ли все обратно? И тут Сергей заметил ангела – скульптуру, которая помогла ему спастись. Он подсветил фонариком надгробный камень, который охранял этот ангел, и у него перехватило дыхание. На камне было выгравировано имя: «Юлия Андреевна Власова (Джу)» и годы жизни. Вольский усмехнулся, глядя на этот сценический псевдоним. Интересно, чья была идея: Прохора или его отца?
Следующее решение созрело мгновенно.
– Закапывать не будем, а вот эту проверить надо! – уверенно сказал Сергей и тут же сам взялся за лопату.
Бродяги переглянулись.
– Сергей, я не совсем понимаю… Там что, тоже кто-то живой лежит? – осторожно спросил Вячеслав.
– А это мы и должны проверить. Заплачу каждому по пять тысяч рублей. За меня. И по пятерке – за эту. По рукам?
Сергей продолжил копать. Желание в буквальном смысле «докопаться» до сути придавало сил.
Вячеслав развел руками.
– Что ж, Петруха, вот и наш шанс, как ты мечтал – увидеть море. А?
Он произнес это с интонацией взрослого, который пытается во что-то вовлечь ребенка. И тоже принялся копать. Петруха вспыхнул от радости при упоминании о море – и работа закипела.
Выкопав половину, Вячеслав остановился передохнуть. Здесь копать было тяжелее. Земля слежавшаяся. Могила явно закопана давно. Им овладевали сомнения: зачем вообще они разоряют старую могилу? С другой стороны – какая ему разница? Они заработают свои деньги и сегодня же вечером смоют с себя эту кладбищенскую пыль в Черном море.
– Ты же знаешь, что делаешь? – тихо спросил Сергея Вячеслав, когда лопата Вольского стукнула о крышку гроба.
– Как никогда!
Вячеслав кивнул:
– Добро. Но надо ускориться. Светает.
Петруха подал Вольскому лом. Сергей стал отдирать с одного угла крышку гроба. «Что он творит? Неужели умом тронулся, пока тут лежал? Могила старая совсем, даже запаха никакого нет. Кого он там хочет найти?» – думал Вячеслав. Но вслух ничего не говорил. Вольский приоткрыл крышку с одного угла, но заглянуть в гроб не удавалось – для этого необходимо откопать его целиком.
– Вячеслав, дай мой мобильный, пожалуйста. Времени нет вскрывать всю крышку, – торопливо проговорил Сергей.
Вячеслав достал из рюкзака смартфон и подал Вольскому. Тот включил фонарик. Велел Петрухе и Вячеславу держать приоткрытым угол крышки гроба, просунул внутрь руку с телефоном и вслепую сделал несколько фото.
Вячеслав и Петруха тут же прильнули к нему с обеих сторон. Вольский, прежде чем открыть фотографии, посмотрел на одного, потом – на другого и провозгласил:
– Момент истины, друзья.
Отрезок пути от ресторана до моста она совершенно не помнила. Волга дышала умиротворением. Ее мягкий бег завораживал, но успокоения не давал. Оля не понимала, как получилось, что она ничего не почувствовала. Она совершенно точно ощутила бы, случись с ним что-то необратимое. Она была в этом абсолютно уверена.
Ослепляющей вспышкой на полушаге ее остановила мысль: «Может, я просто бесчувственная, неспособная на глубокую, настоящую любовь? Господи! Неужели я не люблю его?!» – не веря самой себе, потрясенно спросила она себя. «Любила бы, почувствовала! А так – брехня одна», – вскинулся откуда-то из глубин ее спинного мозга чей-то странный, по-старушечьи скрипучий голос. Почему-то она сразу вспомнила, по-старушечьи скрипучий. Он напомнил ей бабушку Агафью – мамину маму. Оля запомнила ее едкой старухой, вечно недовольной и запросто позволяющей себе всем подряд говорить в лицо, что она думает. Олю тогда это сильно впечатляло, когда та мочила всех подряд.
Бабушка Агафья не боялась быть плохой. Казалось, ее это даже забавляло. Для самой Оли, которую воспитывали «хорошей» девочкой, говорить, что думаешь, а тем более – чувствуешь, было непозволительной роскошью. Поэтому бабушку Агафью она воспринимала как своего рода супермена, выполняющего невозможные трюки. И тут главное заключалось в том, чтобы самой не попасть в фокус бабушкиного внимания. Обидно было очень. Всегда до слез. Став старше и сильнее, в то время как бабушка Агафья слабела, Оля научилась сдерживать слезы, но легче при этом не становилось. Никто не мог бы сказать язвительнее и больнее, чем бабушка. Умерев физически, она поселилась в Олином подсознании голосом внутреннего «критика», прямого и беспощадного. Но только к себе самой!
– А вдруг это ошибка? – тихо проговорила зареванная Оля. – Вдруг он жив, поэтому я и не почувствовала ничего такого? Не люби я его, что бы я тут делала? Нет, я совершенно точно люблю его, как никого и никогда. И не пошла бы ты, бабушка Агафья, со своими сомнениями куда подальше.
Оля оглянулась и будто только теперь заметила, что стоит на мосту, где буквально несколько часов назад отвлекала незнакомую ей тогда девушку от очевидного желания свести с жизнью счеты. «Не дождетесь. Не буду я топиться. Я жить хочу. Я Вольского хочу! Я знать хочу, где он и с кем. Живой или…»
Она почти убедила себя, что это какая-то нелепая ошибка, что Сергей жив. Она чувствовала в себе пробуждающуюся неведомую силу. Будто она может все, да хоть с того света его достать, главное – действовать, сейчас, быстро. Она побежала, как ей казалось, назад к ресторану. Но чем дальше Оля бежала, тем более незнакомой казалась ей местность. В итоге она совсем заблудилась в этом чужом, странном городе. Она решила поймать такси и выбежала на дорогу, как раз под знак перечеркнутого названия города. «Энску конец!» – расшифровала она для себя этот знак.
Оля старалась быть начеку, но вдруг проснулась от скрипа тормозов. К ее удивлению, было уже светло. Такси остановилось у крыльца ресторана «Какаду». Было ясно, что ни Милы, ни ее приятеля из органов она там не найдет, но других ниточек у нее не было. Ни у кого из тех, кто знал ее Сергея, она не сообразила взять номер телефона. Все произошло слишком спонтанно.
– Долго мы ехали? – спросила Оля, делая онлайн-перевод водителю.
– Минут двадцать. Дороги свободны. Днем бы все сорок заняло, – глотая зевок, ответил таксист. Услышав звук входящего СМС о платеже, он кивнул Оле, и она вышла.
За время короткого сна вся Олина сила и уверенность улетучились. Теперь в груди колючим перекати-полем метался страх. Но одно оставалось логичным и правильным даже для ее «бабушки Агафьи»: она должна знать правду, какой бы трагичной она ни была.
Ресторан был пуст, но бар работал круглосуточно. Оля подошла к стойке. Незнакомый молодой человек чистил кофемашину, то и дело стравливая пар, и, громко чавкая, жевал жвачку. Это напомнило ей, как папа рассказывал, что водители-дальнобойщики так борются со сном. Жуют, поют, разговаривают с кем-то воображаемым…
– Доброе утро, – глухо произнесла Оля. Парень чуть вздрогнул. Видимо, посетители в столь ранний час были редкостью. Он кивнул в ответ:
– Кофе?
– Нет. Мне нужен телефон вашей певицы Милы, – прямо сказала она.
Парень приподнял бровь, оглядел Олю, оценив ее нездешность. И выдал вердикт:
– Мы не даем личные телефоны сотрудников. – Потом помолчал немного и, усмехнувшись, добавил: – особенно Милы.
– Мы с ней подруги. Поверьте, она будет рада слышать меня, – автоматически Оля перешла в режим хорошей девочки.