Купцы, бояре орали:
– Слушайте воеводу!
– Слушайте митрополита!
– Сражайте воров!
– Губите разбойников дьявола Стеньки Разина!
– Анафема преступникам!
– У них песьи головы!
– У них хвосты чертовы!
– Ишь, как воют за стеной – чистые волки, песиголовцы.
– Господи, помилуй нас.
Набат на сторожевых башнях, колокольный гул церквей, яростный шум, треск, пальба, вой, ругань, стоны, охи, причитанья, беготня, пожары, дым – все слилось в одну бешеную кашу.
Васька Ус и Фрол, переодетые монахами, пробрались внутрь стены и наказывали астраханским сермяжникам:
– Как только наши удальцы покажутся на стене, значит, разом бросайтесь на бояр, пушкарей, стрельцов.
Держите уши востро и глаз со стен не спущайте. Бегите по голытьбе астраханской и всем этот наказ Тимофеича дайте.
Бабы-сермяжницы вопили:
– Ну, погоди, воевода, погоди… Там за стеной Степан Тимофеичу – у него будем женскую правду искать… Он ли не заступится за нас, горемычных баб. Ведь солнце он, наш Степан-то! Он в огне не горит, в воде не тонет, сабля его не берет, пушка дымом исходит, топор отскакивает. Вот какой! Он ли, солнце красное, не осветит счастьем волюшки наши женские душеньки.
Затрубили сигнально трубы к сражению, ударили в гулкие тулунбасы. Запалили пушки.
Воевода Прозоровский, стрелецкие головы, дворяне, бояре, подьячие и приказные люди спешились у Вознесенских ворот и тут ждали напора.
Вдруг с южной стороны вестовая пушка дала пять выстрелов, что означало:
– Астрахань сдается.
– Ясак на сдачу!
– Пали!
– Стой!
– Ясак на сдачу.
– Где воевода? Измена!
– Ясак на сдачу.
За стеной горланили:
– Айда, сюда, сюда!
– Лезь им на боярские башки!
– Пали! Жги! Ломи!
– Давай вар!
– Лей, сыпь! Жарь!
– Тяни за ногу!
– Ставь лестницу!
– Якши, якши! Берем Астрахань!
– Наша Астрахань! Сдавайся!
– Не уйдешь, собака!
– Ha-ко, ёрзай. Шпарь!
– Стой! Держись!
– Качай, раскачивай!
– Раздобырдывай! Смоли!
– Хватай зубами! Рви! Ломись!
– Сарынь на кичку!
Воевода Прозоровский свирепо орал:
– Пали, руби воров окаянных! Обливай варом! Сваливай каменья! Режь, дави, губи разбойников! Хватай свою голытьбу, хватай изменников, – ишь бунтуются, окаянные! Баб хватайте, лупите их солеными вожжами по голым ляжкам. Господи, помилуй нас!
Васька Ус, путаясь в монашеской рясе, добыл икону, подбежал к воеводе и всадил ему в брюхо большой хлебный нож.
На стенах удальцы показались с кольями, чугунники с кистенями:
– Сарынь на кичку!
С яростным воем астраханская голытьба кинулась бить дворян, бояр, приказных, а у стрельцов отобрали ружья, пушкарей схватили.
– Лестницу! Лестницу!
– Открывай ворота!
– Впускай.
– Держи пушкаря. Лупи дьявола!
– Стой, пес!
– Идут, идут сюда!
– Разваливай камни!
– Ивана Красулина зови.
– Где Федька Шелудяк – тащи его к воротам.
– Куда попер сундук!
– Уххх! Бей!
– Хххо-ххо-хо-хо!
– Ббах!
– Живет!
– Тутошний!
– Мотри! Вот! Взяли!
– Улус!
– Ярыжку цапай бердышем!
– Падина! Шайтан!
– Взяли! Взяли!
Железно загремели Вознесенские ворота.
Степан сидел на своем беломолочном коне, в пламенно-алом кафтане, в парчовой с каменьями шапке.
Степана, по обычаю, встретили с иконой и хлебом-солью, и стрельцы с астраханцами запели:
В добрый час приехал домой
Сокол ясный, Степан Тимофеевич,
Да с соколиками неизменными.
Степан низко кланялся во все стороны на здорованья народа.
– Батюшко, здравствуешь!
– Отец родимой.
– Кормилец.
– Заступник.
– Спасение наше людское.
– Сердце наше, сердечушко.
– Спаситель сермяжный!
– Солнце наше красное!
– Воля наша.
– Тимофеич наш, краса неоглядная.
– Ой, да здравствуй-ко, батюшко!
Васька Ус веселился:
– Хлеб-соль принесли, а где щи, где каша ячменная? С чем станем каравай жевать? Давай каши, волоки астраханских щей, – нашим чугунникам жрать хочется, умаялись, сердешные.
– А и славен Степан свет-Тимофеич, – ликовали астраханцы.
Степан отвечал с коня:
– А и славен знатный город Астрахань. Бью челом тебе и до сырой земли от всей понизовой вольницы поклон кладу. Благодаренье сказываю за встречу, за помощь вашу. Пуще тому радуюсь, что астраханская голытьба вольности добилась. Значит, недаром пластались с царскими палачами. А ежели так – устраивайте, крепите жизнь вольную по сердцу сермяжному.
Степан расстегнул ворот рубахи, засучил правый рукав, взмахнул весело кистенем:
Сарынь на кичку!
Ядреный лапоть
Пошел шататься по берегам.
Сарынь на кичку!
В Казань-Саратов!
В дружину дружную
На перекличку,
На лихое лишное врагам.
Сарынь на кичку!
Бочонок с брагой
Мы разопьем
У трех костров
И на приволье волжском вагой
Зарядим пир у островов.
Сарынь на кичку!
Ядреный лапоть,
Чеши затылок у подлеца.
Зачнем с низовья
Хватать-царапать
И шкуру драть,
Парчу с купца,
Сарынь на кичку!
Кистень за пояс,
В башке дудит
Разгул до дна.
Свисти! Глуши!
Зевай-раздайся!
Слепая стерва,
Не попадайся!
В-ва!
В Персии
Выбрал Степан среди всех дней голубых самые бирюзовые, выбрал он среди всех ветров самый ровный да попутный, выбрал среди всех стругов сорок быстрых снаряженных, выбрал среди любимцев самых испытанных и пустился на парусах холщовых по морю Хвалынскому – морю Каспийскому в желанную, заманчивую Персию, в город Решт, где жил принц персидский Аджар, жил, да богатейшую торговлю шелками вел с Астраханью.
Знал об этом Степан.
В то время большие нелады шли между Персией и Московским государством. Из-за того больше, что Персия по всему побережью Хвалынскому, вплоть до самой Астрахани и дальше по волжским городам, всю шелковую, всю бархатную, всю ковровую торговлю захватила, скупая и перепродавая товары, из Индии шедшие.
Знал об этом Степан.
Принц-купец Аджар славился богатствами несметными, жадностью ненасытною, хитростью лисичьей, жестокостью царской и множество рабов держал, а в их числе и негры африканские были.
Знал об этом Степан и еще знал о том, что у Аджара есть дочь Мейран, умная красавица, та самая чудесная принцесса, что когда-то в грозовую ночь снилась, будто ждет не дождется драгоценного волжского знатного гостя.
Так нежданно-негаданно для Решта ярый ветер морской пригнал к берегам струги понизовой вольницы.
Врасплох Степан с вольницей в гости к принцу Аджару пожаловали.
Принц Аджар сначала испугался, а потом успокоился, когда атаман-богатырь поклонился:
– Много я золота привез с собой и вот желаю у тебя, принц Аджар, шелку, бархату, ковров персидских купить, да тоже торговать буду.
– Салям маликем! – низко кланялся гостям принц Аджар, обрадованный приплывшему золоту, – будем верными друзьями. Я люблю русский народ и желаю ему добра больше, чем желает русский царь.
– Для нас царя нет, – отвечал Васька Ус, – мы сами цари и сами себе добра желаем.
С удивлением и страхом смотрел принц Аджар на одноусого, одноглазого гостя, разодетого в боярский кафтан не по плечу, не по росту.
Да и все другие гости были одеты вроде Васьки, – кто в чем попало, а иные даже в парчовых шубейках боярынь.
В кипарисовом дворце принца Аджара жил Степан с есаулами, а вольница кто где по домам, а кто и на стругах – на всякий неровный час.
А как встретил Степан принцессу персидскую – утонул в любви нахлынувшей, будто на дно морское опустился: такая Мейран приворожная, невиданной красы чаровницей была. И сразу сердце свое девичье в сердце Степана вложила, будто ключ в замок.
И тем ключом открыла сокровища несказанные, клад заповедный: душу, как море Хвалынское, сердце, как солнце утреннее, глаза, как два полумесяца, слова, как гусли привезенные, и ласка – вина пьянее.
В лунные ночи в саду апельсиновом бродил Степан с гуслями и под окнами у резного балкона Мейран пел в истоме трепетной:
Сад твой зеленый,
Сад апельсиновый.
Полюбил персиянку за тишь.
Я – парень ядреный,
Дубовый, осиновый,
А вот тоскую –
Поди ж.
Видно, песни царевны чаруйным огнем
Пришлись по нутру.
С сердцем, пьяным любовным вином,
Встаю поутру
И пою:
Сад твой зеленый,
Сад апельсиновый.
Ой, Мейран:
Чуду приспело
Родиться недолго –
Струги легки и быстры.
Со славой-победой
Увезу я на Волгу
Зажигать удалые костры.
Мейран слушала и тайно ждала близкой встречи со Степаном.
По персидскому обычаю, как женщине, ей нельзя было видеть Степана дома.
И только в дни дворцовой охоты она могла среди природы и всяких случайностей видеть близко чужих мужчин.
Степан узнал об этом и быстро добился у принца назначения дворцовой охоты на тигров.
Сборы были торжественные, суетливые, праздничные.
Принц когда-то славился, как ловкий охотник на тигров, но теперь постарел, и его забавляла только сама обстановка охоты. Поэтому, кстати желая блеснуть перед Степаном, принц особенно пышно и ярко расцветил свой походный двор.
На величественное шествие смотреть собрался весь Решт, и загалдела пестротканная толпа, когда охотники тронулись в путь.
Пятьдесят всадников-персиян на белых лошадях и пятьдесят всадников русских удальцов на черных лошадях шли по сторонам, блистая дорогим оружием и раззолоченными седлами и поводами.
В середине всадников огромные, мускулистые, голые негры несли три роскошных паланкина. В первом паланкине сидел принц, рядом по левую сторону несли его дочь, принцессу Мейран, а по правую – несли Степана.