– А ты снял эту диадему с головы Валентины, – напомнил Турольд.
– Я не убивал Валентину, – сказал Квинталин горько. – Она всего лишь спала.
– Об этом я и пришел поговорить, – сказал Турольд. – Больше месяца Валентина находилась в вашей власти.
– Мы возили ее на телеге, – подал голос Грелант.
– Она не просто так оказалась на этой телеге, – сказал Турольд.
– Я заманил ее музыкой, – напомнил Квинталин.
– Она не просто так поддалась твоей музыке, – сказал Турольд.
– К чему ты клонишь, королевский сын? – нахмурился Квинталин.
– Мне-то все это безразлично, и к тому же я верю вам; но мой отец непременно желает знать… – И тут Турольд покраснел и замолчал.
Вместо ответа Квинталин громко расхохотался и тоже покраснел, сильно, до силез.
А карлик проворчал:
– Какие глупости лезут в голову людям.
– Так или иначе, – Турольд опустил голову, – я в ловушке, откуда нет выхода, и никто, кроме вас, мне не поможет.
– Ты мог бы расспросить обо всем Валентину, если не веришь мне, – сказал Квинталин.
– Если я прямо спрошу ее обо всем, что случилось за тот месяц, то ничто и никогда больше не будет прежним, – сказал Турольд.
– К тому же она может солгать, – прибавил карлик.
– Солжет она или ответит правду – погибельно любое произнесенное слово, – в отчаянии проговорил Турольд. – Вот почему мне нужна ваша помощь!
И он рассказал о Блеоблерисе, о четырехрунном баране, о четырех эльфах и о волшебном плаще.
– Так ты хочешь раздобыть этот плащ? – глаза карлика загорелись, потому что ничто так не было мило его сердцу, как всякие чудесные предметы, обладающие магической силой. – А я смогу забрать его себе, когда дело со спящей Валентиной разъяснится?
– Конечно, – сказал Турольд.
– Я пойду с вами, – вступил Квинталин. – Здесь меня все ненавидят за то, что я похищал женщин. Авось после того, как мы добудем чудесный плащ и спасем доброе имя королевской дочери, не задавая вслух рокового вопроса, люди изменят отношение ко мне.
Турольд протянул Квинталину правую руку, а Греланту левую, и так заключили они союз и договорились действовать вместе.
Замок Блеоблериса стоял на высоком холме, и над каждой его башней развевался длинный флаг со значками причудливыми и неуловимыми из-за ветра, который непрестанно трепал их и искажал. В лугах, раскинувшихся вокруг замка, паслись разноцветные единороги, а стены были обсижены крылатыми грифонами, выпячивающими женскую грудь и кричавшими по-вороньи.
Трое всадников остановились в маленькой роще, откуда хорошо виден был замок, и стали совещаться. Но сколько бы они ни говорили, все сводилось к одному и тому же: мало найти замок – нужно еще войти в него; мало войти в замок – нужно попасть на королевский пир; мало попасть на королевский пир – нужно добраться до четырехцветного плаща; мало добраться до четырехцветного плаща – нужно завладеть им; мало завладеть им – нужно еще уйти от погони…
Перебирали они эти обстоятельства, как бусины, раскладывали из них узоры, трясли их и бросали в ожидании, пока выпадет счастливое число, но ничего не получалось. Проголодались они, но припасы у них закончились, поэтому Квинталин пал духом, Турольд сделался мрачен, а Грелант заснул.
В конце концов Турольд сказал:
– Подождем; если суждено нам похитить четырехцветный плащ, то благоприятные обстоятельства сами найдут нас и предложат наилучший способ действий.
– Может быть, следует просто явиться к Блеоблерису и сказать, что мы присланы от его родственницы Артусы? – пробубнил Квинталин, сам чувствуя, какими жухлыми, тухлыми вываливаются из его рта эти слова. Ему даже не хотелось договаривать до конца, но он все-таки выплюнул имя злой феи, чтобы оно не застряло у него в горле и не задушило его.
Турольду захотелось утешить его, поэтому он ответил:
– Если Артуса родня Блеоблерису, это вернее всего означает, что он захочет нас убить, даже не спрашивая, что мы делаем в его владениях.
– Об этом она нас не предупреждала, – сказал Квинталин.
Турольд снял кусок мха, заползший на лоб спящему карлику, пожевал и закашлялся.
Тут Квинталин приподнялся и сказал:
– Гляди.
К роще бежала девушка. Квинталин плюнул себе в руку, намотал локон себе на палец и принялся прихорашиваться, а Турольд встал и разгладил свою одежду. Карлик же продолжал храпеть.
Девушка была одета в просторное яркое платье, которое развевалось на ветру, так что со стороны казалось, будто шелковая ткань сама собой летит по воздуху, преследуя красавицу. И то же самое можно было сказать о ее распущенных волосах цвета спелой пшеницы.
Вот она вбежала в рощу и остановилась, обвив руками дерево и оплетя его волосами. Она тяжело дышала, а ее лицо было мокрым от слез и пота.
Тут вышел ей навстречу Турольд. Сперва девушка попыталась бежать от него, но ее волосы и платье прилепились к смолистому стволу. Однако осанка и все манеры Турольда сразу успокоили беглянку, потому что так держаться мог только человек очень благородного происхождения. Девушка тяжело задышала и закрыла глаза.
Турольд посмотрел на ее пушистые светлые ресницы и подумал о Валентине.
Затем он коснулся ее руки, и тотчас вся смола ушла обратно в ствол дерева.
– Идем, – сказал Турольд.
Он привел девушку к костру, возле которого отдыхали его спутники, и усадил между ними.
– Расскажи нам о своей беде, – попросил Турольд.
– Никто мне не поможет, – отвечала девушка. – Что толку рассказывать!
– В иных делах близкий человек не поможет, а незнакомец может оказаться кстати, – возразил Турольд. – Позволь нам судить, и обещаю, мы рассудим здраво.
– Для чего мне впутывать вас в мои несчастья? – сказала девушка. – Не будет от этого добра ни вам, ни мне!
– Открой нам, что тебя напугало, а уж мы решим, сумеем ли вызволить тебя из беды.
– Что ж, – сказала девушка, – слушайте. Мое имя Храфнборг, и через месяц я должна стать женой славного рыцаря по имени Сигурд.
– Пока в твоей истории нет ничего, что объясняло бы твои слезы, – вставил Квинталин. – Разве что этот Сигурд стар и отвратителен собой, и у него вытек глаз, и хоть он и доблестен, но дурно пахнет, и сбоку на животе у него незаживающая рана, которая то и дело гноится, и жена ему нужна для того, чтобы менять на этой ране повязки. Я встречал такие супружеские пары, и ни одна из них не была счастлива, разве что жена сумела отравить мужа и избегнуть наказания.
Храфнборг метнула на Квинталина взгляд, да такой, что тому показалось – молния блеснула в полутемной роще.
– Ничего подобного нельзя сказать о Сигурде! Он высок и строен, оба глаза у него на месте и пахнет он так, как подобает мужчине, – железом, потом и лошадью!
– Что же, в таком случае, огорчает тебя? – удивился Квинталин. – Будь я тобой, девушка Храфнборг, я бы и не подумал плакать и убиваться.
– Нынче король Блеоблерис дает большой пир, – продолжала Храфнборг, – и мы будем в числе гостей. А когда выпьют третью чашу, Блеоблерис велит принести четырехцветный плащ и заставит всех женщин за пиршественным столом примерить его.
– Что с того? – спросил, не просыпаясь, карлик. – Если твой Сигурд так хорош, как ты расписываешь, то уж вряд ли ты изменяла ему, даже в мыслях.
Храфнборг взяли в руку комок земли и принялась мять его и тискать.
А Квинталин сказал:
– Женское сердце устроено не так, как мужское. Мужское всегда знает, чего хочет, и, получив это, успокаивается. А женское не бывает спокойно даже после того, как какой-нибудь Сигурд решится взять его в жены.
– Кого? – спросил карлик. – Выражайся яснее!
Храфнборг бросила в Квинталина комок земли и попала ему в щеку.
– Ненавижу тебя за это! – сказала она ему.
– Я-то тебе еще ничего не сделал, – ответил Квинталин, обтирая лицо рукавом.
Храфнборг пуще прежнего залилась слезами, а Турольд сказал:
– Есть простое средство. Отдай мне свое платье, Храфнборг. Я пойду на пиршество вместо тебя и, когда настанет пора примерять плащ, надену его перед всеми без страха: ни единой мыслью я не изменял Валентине.
– Да как же ты пойдешь вместо меня, – удивилась Храфнборг, – ведь мы с тобой совершенно не похожи.
– Поменяйся со мной внешностью, – сказал Турольд. – Вот никто и не заметит разницы.
– Даже если ты получишь мои пшеничные волосы, и мою стать, и мою грудь, и мои бедра, – отвечала Храфнборг, поневоле приосаниваясь, – то повадка выдаст тебя: ходишь ты вразвалку, смеешься, разевая рот, сидишь подбоченясь, а стоишь расставив ноги, и без оружия у тебя такой вид, словно ты потерял штаны.
– Охохо, видать, добрая жена достанется Сигурду! – подал голос карлик.
– Цыц! – шикнул на него Турольд. А девушке он сказал: – Больше года я прожил, подражая моей возлюбленной Валентине, потому что хотел понять, как она устроена снаружи и внутри. Я сумею смеяться, не разжимая губ, и стоять потупив глаза, и ходить мелким шагом. Все это не составит для меня труда.
– Я бы тоже хотел попасть на этот пир, – сказал Квинталин. – Любопытно мне поглядеть на Турольда в женском обличии.
– Невелико диво – Турольд в женских тряпках и с чужим лицом! – сказал карлик.
– А я бы все-таки пошел с ним, – настаивал Квинталин. – Вдруг он попадет в беду? Никогда не знаешь, чего ожидать от Сигурда!
– Просто ты голоден, – сказал карлик, который хорошо знал Квинталина и все его повадки. – Мысль о жареном мясе и красном вине, о свежих овощах и пареных сладких репках, о хлебе и взбитом масле не дает тебе покоя.
– Ах, это правда! – сказал Квинталин, едва сдерживая слезы. – Турольд, мой король Турольд, ведь ты не будешь настолько бессердечен, чтобы не взять меня с собою?
Турольд рассмеялся и отвязал сверток, который возил у седла.
– Одевайтесь, друзья, – сказал он Квинталину и карлику. – Мы отправляемся на пиршество втроем.
В свертке обнаружились женские платья: длинное, желтое, с красными рукавами – для Квинталина, и синее, отороченное мехом, маленькое – для карлика.