– Ты нам угодил, Всеволод. И мы надеемся, что больше ты не станешь просить у нас волшебные вещи. А тот чудесный меч – он все еще у тебя?
– Да, – сказал Всеволод.
– А ладья? – спросили карлики.
Всеволод задумался и не отвечал: он не мог вспомнить, о какой ладье идет речь. Вместо этого он сказал:
– Снимите с меня ваше проклятие.
– Мы не проклинали тебя, – сказали карлики. – Ну разве что чуть-чуть. А что с тобой случилось?
И Всеволод открыл им всю правду – как он не может жениться.
Карлики принялись чесать себе головы и бороды, и скрести под мышками, и водить пальцами о животам, – словом, вели себя так, как принято у карликов, когда они смущены и растеряны.
Наконец тот карлик, что был повыше, сказал:
– Сдается нам, все дело в ладье. Скажи, не познал ли ты чистую деву посреди пылающего пламени?
Всеволод опять задумался.
А карлики слезли со скамьи и сказали ему:
– Мы сделали для тебя чудесную ладью, о которой ты забыл. Ты встретил чудесную деву, которую тоже забыл. И встреча ваша была посреди пламени, в ладье, – поэтому любая другая женщина тебе противна, Всеволод, и ни одна из них не пойдет за тебя, предпочитая смерть такому браку.
– Как же мне быть? Мне нужен наследник.
Карлики захихикали и сказали:
– Если все произошло так, как мы говорим, то о наследнике можешь не беспокоиться. Он у тебя есть, просто ты забыл об этом. И горьким будет тот час, когда он о тебе вспомнит.
Среди ночи в гавань вошел корабль, и его было видно издалека, потому что он весь пылал и озарял город Ладогу как огромный пожар. Все люди выбежали из своих домов, и затрезвонил колокол, потому что такого еще никто не видывал.
Корабль без паруса и весел, охваченный желтым пламенем, медленно скользил по черной воде, и все вокруг него словно бы окутывалось золотом.
Всеволод вышел на пристань и стоял там в окружении своей дружины, сложив руки на рукояти меча.
Корабль ткнулся в берег у самых ног Всеволода, и тотчас пламя, окружавшее его, погасло. На берег один за другим сошли двенадцать юных воинов.
– Кто вы? – спросил Всеволод, когда последний ступил на землю.
Заговорил самый рослый, с темными волосами:
– Наши имена – Хервард, Хьевард, Рейфнир, Фафнир, Грани, Брами, Барри, Бьямар, два Хеддинга, Тинд и Юхан.
Всеволод спросил снова:
– Кто вы?
– Мы братья, – отвечал второй; он был пониже ростом, но шире в плечах, и волосы у него были светлее. – Одна и та же мать у нас и один и тот же отец.
– Будь вы братьями, рожденными одной матерью от одного отца, кто-то из вас был бы старше, а кто-то младше, – сказал Всеволод, хотя в душе уже знал, что юноши говорят правду.
Третий – этот был конопатым, в темно-рыжих веснушках по всему лицу, – сказал:
– Мы были зачаты в три дня и родились в один день. Вот как вышло, что старшие старше младших лишь на несколько часов. Хервард появился на свет первым, и мы его слушаемся.
– А ты кто?
– Я Фафнир, – сказал конопатый.
Тут Всеволод понял, что все время спрашивает не о том, но он еще не знал, какое слово содержит в себе ответ на все его вопросы, и потому продолжал идти впотьмах:
– Где ваша родина?
– Мы выросли на пустынном скалистом острове Сам-сей, – сказал худой и высокий мальчик с руками, похожими на клешни. Это был Барри.
– Где вы взяли древесину для постройки вашего корабля, если остров ваш, как вы говорите, скалистый?
Братья переглянулись, и сердце Всеволода дрогнуло: он понял, что совсем близко подобрался к правильному вопросу.
Заговорил старший, Хервард:
– Ты прав, король Гардарики: на скалах нашего острова никогда прежде не росли деревья, пригодные для строительства корабля. Но там, где мы появились на свет, некогда сгорела ладья, и из семени ее пепла проросли деревья. Отыскать это место нетрудно: там пролилось много крови, и над ним до сих пор кружат чайки. Вот где мы срубили деревья и построили наш корабль. Едва мы спустили его на воду, как он запылал, и горел все то время, пока мы шли от острова Самсей до твоей королевской Ладоги.
Тогда Всеволод спросил:
– Как вы решились бросить свою мать в одиночестве? Должно быть, она уже немолода и ей тяжко оставаться на пустынном острове.
Заговорил рыжий, с молочно-белой кожей и нежными, как у девушки губами; у этого мальчика были злые темные глаза:
– Наша мать всегда была молода и никогда не изменялась; да и одиночество для нее никогда не было в тягость; однако мы не бросали ее – она умерла.
Этого юношу звали Тинд.
Тогда Всеволод вздохнул и попросил назвать имя их матери.
Хервард сказал:
– Ее звали Ландхильд.
– Кто же ваш отец? – спросил Всеволод.
И вдруг все воспоминания разом вернулись к нему. Все минувшие пятнадцать лет, которые бродили где-то вдалеке от Всеволода и не давались ему в руки, в единый миг возвратились к нему и рухнули прямо в его сердце. От этого сердце Всеволода стало очень тяжелым, и его неудержимо потянуло к земле. Всеволод упал на колени и склонил голову. И все люди вокруг подумали, что их правитель отдает власть над Гардарики этим пришельцам. Это не понравилось никому из дружины.
Всеволод же молча протянул руки, и сыновья помогли ему подняться на ноги.
Все юноши различались друг от друга и чертами, и сложением, и цветом волос, и повадкой. Только два Хеддинга были схожи во всем.
Всеволод спросил их:
– Почему у каждого сына свое имя, а вас зовут одинаково?
– Потому что мы близнецы, – сказали два Хеддинга. Одного за другим Всеволод осматривал их, двенадцать сыновей-одногодков, каждого по очереди взяв за плечи. Он вглядывался в их черты и обретал свое потерянное прошлое, с каждым мгновением становясь все богаче. И ни один из сыновей не дрогнул перед отцовским взглядом.
– Имя старшего я знаю, – сказал наконец Всеволод. – Кто же из вас младший?
И тогда улыбнулся стоявший рядом с Хервардом мальчик – беловолосый и синеглазый, с русыми бровями, с легким загаром, от которого его кожа казалась золотистой.
– Это я, – сказал он, и тяжесть покинула сердце Всеволода.
Улыбка разошлась по лицам братьев, а Всеволод понял, кого следует назвать будущим королем Гардарики: если выбрать младшего, никто из братьев не оспорит этого решения.
Беловолосый мальчик взглянул в глаза отцу и прибавил:
– Меня зовут Юхан.
Всеволод поселился в лесу, в маленькой хижине, выстроенной неподалеку от скалы, где жили карлики, а Юхан стал королем Гардарики; он сидел за пиршественным столом и ходил в набеги. Из всех братьев Юхан единственный не был драчлив и не любил битвы, поэтому Всеволод с легкой душой передал ему свой меч.
Прошел год, и еще один; на третье лето решено было взять для Юхана жену. Хервард и Фафнир пришли к Всеволоду в лес, отыскали там отцовскую хижину и вызвали его для разговора.
Вышел Всеволод; теперь, когда правил Юхан с братьями, ему не нужно было больше заботиться о Гардарики, и он подчинился течению времени – волосы его поседели, борода поредела, усы обвисли, глаза погасли. И от всего этого Всеволод чувствовал большое облегчение.
Когда он увидел своих сыновей, сердце у него сжалось, а потом вдруг сделалось горячим и сильно застучало в груди. И становилось это сердце все шире и больше, и росло, пока не заполнило собой весь мир.
– Мы пришли просить совета, отец, – сказал Хервард. – Нашему королю пора взять себе жену. Известна ли тебе на Севере дева, достойная нашего Юхана?
Всеволод сказал:
– Были у меня три добрых подруги, и все три стали королевами, но лишь одна из них родила дочь – королева Дании, нежная Костбере. Посватайтесь к Ингибьёрг, дочери Костбере, это наилучший выбор.
Сыновья поклонились отцу и вернулись в королевские чертоги – сообщить Юхану имя невесты.
И они выступили в путь и отправились в Данию.
Двенадцать братьев прибыли к датскому королевскому двору, а там уже шел большой пир, и длился этот пир не первый день, так что пирующие утомились и не знали, как им завершить это тяжкое занятие, разве что истребив все запасы съестного по всей Дании. Но это было бы затруднительно, поскольку стояло лето.
Двенадцать братьев Всеволодовичей уселись за стол, и все были им рады, кроме Хьялльмара – сына шведской королевы Глаумвер, и Одда по прозванию Стрела, сына Рикилат, королевы Норвегии.
Хьялльмар и Одд выросли вместе при шведском дворе и были побратимами. Между ними давно уже решено было, что Хьялльмар посватается к Ингибьёрг, а Одд во всем поможет ему и сделает так, чтобы дочь Костбере досталась сыну Глаумвер. Сам же он намеревался впоследствии приискать себе жену в Ирландии.
Ингибьёрг была высокой, с широкими плечами и мягкими чертами; она была умна и молчалива; ее волосы были цвета хлеба, только что вынутого из печи, и рассыпались по плечам и спине так густо, что могли служить одеждой. Когда Юхан увидел ее, то внезапно покраснел и опустил глаза; ни перед кем раньше Юхан не опускал глаз. И когда это случилось, Ингибьёрг увидела, как густые белые ресницы ложатся на загорелую щеку Юхана, и прикусила губу, да так сильно, что выступила капелька крови.
Хьялльмар ничего этого не видел, он мрачно рассматривал Всеволодовичей, пытаясь угадать среди них старшего, который, по его мнению, и должен быть королем. Но все Всеволодовичи были одного возраста, хотя и не одного роста, и одевались так, чтобы ни один не превосходил других роскошью.
Но Одд Стрела видел все и очень опечалился: он понял, что сердце Ингибьёрг отдано.
Все они долго пили и ели, потом состязались в меткости, и метали копья, и стреляли из лука, и бились на мечах, но Юхан сидел неподвижно и меча не обнажал, как его ни просили.
Поэтому так вышло, что все молодые воины отправились состязаться, и все прочие пирующие пошли смотреть на состязания, а за столом остались лишь Юхан и Ингибьёрг.
Ингибьёрг спросила: