– Не печалься, – сказала Ингибьёрг. – Я сложила курганы над погибшими.
И она показала руки, которыми перетаскивала камни: ее ладони были покрыты кровавыми мозолями, пальцы сбиты, ногти сорваны.
Всеволод заплакал и сказал:
– Передохни теперь, Ингибьёрг, у меня есть для тебя постель и горячее вино, и два карлика, готовых прислуживать тебе день и ночь.
Ингибьёрг оставалась у Всеволода, пока не родилась ее дочь, но вскоре она оставила дочь и уехала в Данию, к своей матери. Больше об Ингибьёрг в этой истории ничего не рассказывается.
Девочка с белыми волосами и серыми глазами получила имя Настасья и росла на руках деда и его дружинников. Так прошло восемнадцать лет, и когда король Всеволод умер, все признали королем его внучку, Настасью Ивановну.
Если у Настасьи Ивановны был выбор – хорошо поступить или дурно, то она всегда поступала дурно. Женскую долю она презирала. Как-то целый год просидела она за прялкой и ткацким станком: взбрела наследнице короля в голову блажь выучиться женским ремеслам и превзойти самых искусных мастериц. И это ей удалось: она выткала узорное покрывало, и плащ, и два платья, и рубаху. Но потом приелось ей пряденье и ткачество, и все свои изделия раздарила, кроме плаща. Плащ она носила сама.
Рост ее был очень высоким, руки сильны, пальцы ловки, а в глазах отражалось штормовое море. Ее лицо было круглым, с широкими скулами, черты лица мелкими, губы тонкими, кожа обветренной. Никто никогда не называл ее красивой.
Став королем, в первую же весну Настасья Ивановна отправилась в набег.
Давно позабылась дружба Всеволода с королями Дании, Швеции и Норвегии; Настасья Ивановна держала путь к норвежскому берегу.
В Норвегии правил молодой король Сэлинт. Он узнал о кораблях из Ладоги и отправил двух младших братьев, Арнгрима и Инги, разведать – что и как.
– Ранее короли Гардарики не чинили нам бед ради старинной дружбы между королем Всеволодом и королевой Рикилат, – сказал Сэлинт. – Поэтому корабли из Ладоги, вернее всего, идут с товаром, а может, и с предложением брачного союза. Ведь в Ладоге сейчас правит дева-король, а каждая дева так устроена, что рано или поздно ей непременно потребуется выйти замуж.
Братья переглянулись с ухмылкой, а Сэлинт прибавил:
– Впрочем, слухи об этой Настасье Ивановне ходят только дурные – и ни одного доброго, так что стоит вам взять с собой хорошую дружину и как следует вооружиться.
– Как же нам сражаться с девой? – спросили Инги и Арнгрим.
– Дева эта, как рассказывают, такова, что в битве вы не отличите ее от мужчины, – сказал Сэлинт. – Так что рука ваша не дрогнет, если выпадет занести меч над ее головой.
Братья отправились встречать корабли Настасьи Ивановны, но сколько ни вглядывались в море – ничего не видели.
А произошло это потому, что Настасья Ивановна пошла не прямо в Норвегию, но сперва повернула к острову Самсей.
Остров явился к вечеру, когда солнце уже заходило. Он возник в волнах внезапно, словно море вытолкнуло его навстречу Настасье Ивановне и бросило прямо ей в руки. Она сошла на берег. Долго расставался вечер с последним светом, но даже когда солнце ушло за горизонт, небо все еще было бледным.
Четырнадцать курганов темнели на острове. Все они были сложены руками Ингибьёрг.
Настасья Ивановна думала, что курган, в котором погребен ее отец, будет выше остальных – ведь Ингибьёрг любила Юхана. Но это было не так. При жизни двенадцать братьев Всеволодовичей одевались так, чтобы никто из них не выделялся; после смерти их курганы были одинаковой высоты.
В полночь остров вдруг озарился ярким пламенем, и четырнадцать курганов загорелись, словно были огромными погребальными кострами.
– Не ходи к ним, Настасья Ивановна! – говорили королю дружинники. – Ты же видишь, недобрые дела там творятся! Разве вспыхнет сам собою могильный холм, если нет на нем заклятия? Ты будешь проклята, если даже приблизишься к нему. Все мы будем прокляты за то, что стояли поблизости и видели все это.
Но Настасья Ивановна только рассмеялась:
– Какой же я король, если устрашат меня пылающие курганы? Не боюсь я живых людей – не испугаюсь и мертвых.
Самый старый дружинник взял Настасью Ивановну за руку и удержал ее:
– Погоди, Настасья Ивановна. Скажи мне, для чего тебе идти к этим курганам?
– Я хочу поговорить с моим отцом, – сказала Настасья Ивановна. – Говорят, Юхан был хорошим правителем. Может быть, он даст мне добрый совет.
– Не совет тебе нужен, – ответил дружинник. – Разве я не вижу твоего сердца? Ты другое задумала.
– А хотя бы и так! – сказала Настасья Ивановна и вырвала у него свою руку.
Она подошла к первому кургану и увидела, что камни расступились, и в кольце пламени лежит воин в изрубленном доспехе. Шлем у него под локтем, в руках иззубренный меч, волосы шевелятся от жара, а глаза раскрыты.
Настасья Ивановна наклонилась к нему через пламя.
– Кто ты? – спросила она. – Ответь мне!
Воин хотел заговорить, но только огонь вылетел из его рта.
– Ответь! – повторила Настасья Ивановна.
Второй раз он попытался что-то сказать ей, и Настасья Ивановна услышала шепот:
– Мое имя Хервард.
– Я дочь твоего брата – Настасья Ивановна, – сказала дева-король. – Укажи, где его могила.
– Мне это неизвестно, – ответил Хервард.
– Тогда дай мне совет, Хервард.
– Я был старшим из двенадцати, – сказал он. – Мы родились и умерли на этом острове. Больше я ничего не знаю.
Настасья Ивановна выпрямилась и толкнула ногой один из камней. Пылающий камень упал на тело Херварда, и воин вспыхнул. Огонь взлетел до небес, и курган сомкнулся.
А Настасья Ивановна перешла к следующему и, встав на колени на краю огненной ямы, оперлась руками о камень. Ее лицо склонилось над воином, лежащим на дне могилы.
Этот воин был в кольчуге, без шлема, его волосы были кудрявы и слиплись от крови, а в глазах остались слезы.
– Я Бьямар, – сказал он. – Ты дочь моего брата Юхана, хотя ничем на него не похожа. Но я слышу, как бьется в тебе наша кровь. И больше я ничего не знаю.
Настасья Ивановна спросила:
– Это правда, что моя мать похоронила вас всех?
Бьямар не ответил.
Настасья Ивановна плюнула в могилу и сказала:
– Неправду болтают, будто мертвым открыто больше, чем живым!
И подошла к третьему кургану.
В кольце огня лежала змеиная шкура и больше ничего там не было.
– Не Фафнир ли ты? – спросила Настасья Ивановна змеиную шкуру. – Отвечай мне!
Но змеиная шкура молчала.
Четвертый курган оказался пустым, а в пятом Настасья Ивановна увидела двух братьев, во всем одинаковых, зарубленных одинаковой раной, только у одного она была справа, а у другого слева. Они лежали, обнявшись, и на призывы не отвечали.
– И снова ложь! – вскричала Настасья Ивановна, в досаде топая ногой. – Почему пустословы говорят, будто бы мертвецам ничто так не сладко, как поговорить с живыми? Нет им до нас никакого дела!
Шестой курган словно не хотел подпускать к себе Настасью Ивановну: при ее приближении огонь заревел, встал стеной. Но это только еще пуще раззадорило внучку Всеволода, и она с громким криком бросилась вперед и остановилась посреди огня.
Перед ней стоял мертвый воин с пустыми, выгоревшими глазами. Вместо волос у него были огненные змеи, а изо рта вырывалось шипение.
– Я Хьевард, – сказал он. – Я был живым, а теперь я мертв. Уходи отсюда, женщина. Тебе здесь не место.
И он толкнул Настасью Ивановну в грудь обеими руками, так что она вылетела из огня и упала на землю. Это рассердило ее, и она, вскочив, побежала обратно, чтобы поквитаться с Хьевардом, но курган замкнулся, а камни обжигали руки. По раскаленным скалам расползались тонкие красные змейки.
Сапоги у Настасьи Ивановны стали горячими, и она побежала к следующему кургану. Но там, на дне, среди огня, лежал черный скелет.
Настасья Ивановна увидела, что седьмой по счету курган закрывается, и, схватив охапку пламени, она подбежала к нему и швырнула огонь прямо внутрь. На миг камни расступились, и она увидела Грани.
Грани сказал:
– Никогда не вступай с женщиной ни в споры, ни в игры. Ингибьёрг захотела увидеть меч Юхана, когда полюбила его, и это убило нас всех.
– Мне ли не знать, какой нрав у женщин! – сказала Настасья Ивановна.
– У меня нет для тебя другого совета, – отвечал Грани.
– И этот бесполезен, – крикнула Настасья Ивановна и отвернулась от него.
Брами сказал:
– Если ты дева, то рано или поздно найдешь себе мужа.
За это предсказание Настасья Ивановна забросала его комками грязи и бросилась бежать.
Барри сам вышел ей навстречу из кургана. Он поднялся темной тенью в ярком огне, протянул руку и схватил Настасью Ивановну черными ледяными пальцами. Она шагнула к нему и спрыгнула в курган вместе с мертвецом.
– Где мой отец? – кричала Настасья Ивановна. – Не ты ли?
– Разве ты не видишь, что не я? – отвечал Барри.
– Кто тебя убил? – спрашивала Настасья Ивановна. – Отомстить ли за тебя?
– За все заплачено, – сказал Барри. – Богата ли Ладога?
– Ладога богата, но мое сердце обнищало, – сказала Настасья Ивановна. Ей подумалось, что этот мертвец ее понимает. – Я хочу увидеть кровь на своем мече. Я хочу, чтобы нос корабля рассекал волны, чтобы люди бледнели при звуке моего голоса, чтобы имя мое наводило страх!
– Ты насытишься, если так будет? – спросил Барри.
– О да! – кивнула Настасья Ивановна.
– Вот для чего ты пришла к нашим курганам, – промолвил Барри. – Меч твоего отца – вот что тебе нужно. Но я не знаю, где твоя мать похоронила его. Она долго оставалась с нами и пела нам песни.
Настасья Ивановна выбралась из могилы, вся перепачканная землей и сажей. Она слышала, как Барри тихо напевает, и вдруг ее душу охватила лютая злоба. Никогда она не слышала, чтобы материнский голос пел ей колыбельную. Должно быть, всю свою нежность израсходовала Ингибьёрг на этих мертвецов, а дочери ничего не оставила.