Быть может, не заболей Паркинсоном, я продолжала бы жить, не обращая внимания на красоту мира и не думая, зачем она вообще нужна. Но теперь… О, теперь я знаю немного больше о том, как прекрасно может быть закатное солнце; какими тёплыми и ласковыми могут быть ладони человека рядом и как драгоценна, как удивительна наша жизнь.
3. Боль однажды кончается
Терпеть боль, когда не можешь сделать и шага и приходится ползти или когда уже не можешь даже ползти и остаётся лишь беспомощно лежать, – в таком состоянии терпеть боль куда труднее, чем кажется. Кто-то однажды сказал об этом:
«Каждая косточка в моём теле и каждая мышца трепещет, словно стрекозиное крыло, и это так больно, что лучше бы я умер. Я просто хочу, чтобы мне не было так больно».
Когда я услышала эти слова, то расплакалась. Стыдно признавать, но у меня тоже были моменты, когда становилось настолько больно, что я размышляла, не выйти ли в окно, лишь бы это прекратить. Так бывало, когда вся моя семья засыпала, а я лежала, не в силах уснуть от страшной боли, ждала рассвет и думала: лучше уж умереть, чем так жить.
Но это не значило, что я на самом деле была готова к смерти. Ведь когда уже сколько-то терпишь боль, однажды обнаруживаешь: приходит время затишья. Она не длится с одинаковой интенсивностью 24 часа в сутки. В промежутках между болью обязательно случаются моменты просветления – и я ждала их наступления. Боль немного ослабевала – я принимала лекарство и ждала, когда сумею наконец пошевелиться. И только потом принималась за дела, которые были мне по силам: съесть обед, позаниматься спортом, выйти на прогулку, даже пройтись по магазинам или поболтать с друзьями.
Так что с какого-то момента для меня ожидание стало равно надежде. Всё потому, что рано или поздно боль становилась меньше и давала мне возможность немного пожить. Я терпела муки, представляя, чем займусь, когда снова смогу двигаться, и размышляла: «Вчера у меня болело всё, вплоть до копчика, а сегодня я даже могу повернуться на бок. Не могу шевелить всем телом, зато меня отлично слушаются пальцы. Это большая удача. Сегодня, после того как приняла лекарство, я смогла продержаться не больше двух часов; интересно, как у меня получится завтра…» Если сегодня лучше, чем вчера – что ж, мне повезло; однако сегодня может быть и хуже. Тем не менее я не отчаиваюсь и продолжаю надеяться, что завтра всё будет немного по-другому.
За 22 года, прошедшие с тех пор, как я заболела Паркинсоном, мне сделали пять больших и маленьких операций, после которых состояние то улучшалось, то ухудшалось. Тем не менее замечательно уже то, что даже если сегодня мне очень-очень больно, то я могу подождать – и придёт момент облегчения. Все мы, терпя трудные времена, отчаиваемся, не зная, когда же наши беды закончатся. Однако можно совсем иначе прожить день, если помнить, что тяжёлый период однажды пройдёт и наступит светлая полоса. Поэтому, если сейчас в вашей жизни длится кромешная ночь, пожалуйста, не забывайте: рассвет обязательно наступит и для вас тоже.
4. Нужно учиться смирению
Со временем мои пациенты начали говорить, что я изменилась: стала выглядеть как-то спокойнее, и даже выражение лица у меня стало мягче. Они спрашивали: «В чём ваш секрет?» А я улыбалась и отвечала им:
– Мой учитель – это моя болезнь.
Мне кажется, что благодаря Паркинсону я стала острее сочувствовать страданиям других людей, а также немного лучше понимать и принимать какие-то вещи. Скажем, раньше, когда я в споре считала себя правой, то непременно старалась переубедить своего оппонента. Теперь же я говорю себе: «Этот человек пока не готов принять мою мысль. Когда он станет готов, то поймёт», – и просто жду. А ещё я раньше ходила с гордо поднятой головой, не зная предела своих сил; что ж, теперь знаю – и мне пришлось стать гораздо скромнее.
А ещё я научилась признавать собственные ошибки. Теперь, сделав что-то не так, говорю:
– Это всё я виновата. Ты не был готов, а я поспешила и этим сделала тебе больно. Прости меня, пожалуйста!
5. Юмор – это тоже немало
Когда люди узнают о моей болезни, то, как правило, не знают, что сказать, и на их лицах отражается замешательство. Каждый раз я в таком случае с улыбкой говорю:
– Да уж. В молодости у меня ничего не было – одни только деньги да внешность! А теперь я постарела, и у меня всего полно: и долгов, и болезней!..
После этого мой собеседник обычно немножко расслабляется и перестаёт напрягаться относительно того, как со мной общаться.
Да, у меня в самом деле паркинсонизм, но я совсем не хочу всю свою оставшуюся жизнь тоскливо и мрачно твердить, что очень больна. Я всё ещё хочу жить, смеяться и радоваться вместе с другими людьми. Поэтому, когда мы с друзьями делим чек в ресторане, я, бывает, говорю:
– Знаете, что самое крутое в том, чтобы медленно ходить? Можно вообще нигде не платить за себя. Потому что пока я доползу до кассы, все остальные, как правило, уже рассчитаются, заплатив, конечно, заодно и за меня тоже… Но можно, всё-таки сегодня я попробую заплатить, а, друзья?
А самое прекрасное в этом то, что когда вот так шутишь, то болезнь словно немного отступает, и настроение тоже поднимается. Всё потому, что юмор делает груз на наших плечах немного легче.
Среди друзей у меня есть прозвище: «Трёхчасовая женщина». Это как Чудо-женщина, только на три часа – те самые три часа, в течение которых я, как правило, чувствую себя сносно из-за лекарства. Мне кажется, это очень неплохой никнейм. Обычно его используют как-то так:
– А вот идёт наша Трёхчасовая женщина!
– Нет, сегодня она у нас не Трёхчасовая женщина, а только Двухчасовая женщина.
В самом деле: юмор – это очень много. Тому, кто шутит, и тому, кто слушает шутку, – обоим в этот момент становится немного легче дышать.
А в те дни, когда, несмотря ни на что, всё-таки чувствую себя худо из-за болезни, я черпаю силы в стихотворении «Записки тяжелобольной», авторства монахини Ли Хе Ин, которая борется с раком.
Сегодня
я решила не пить таблетки.
Решила один разок
узнать,
каково это.
Я сдалась,
меня ругали, но
сегодня
я не хочу быть пациентом
и принимаю необдуманное решение:
никаких лекарств.
Я притворяюсь спокойной, но
вы, те, кто не пьёт таблетки, —
вам я завидую больше всех.
Вам, кому не надо в больницу,
я жутко завидую.
Но
всего один разок
и не очень-то надолго,
только сегодня —
я решила
простить себя.
Тем, кто мешал мне стать счастливее, была я сама
Раньше я думала, старость – это то, что случается с другими. Мне казалось, даже если все вокруг станут старыми, то уж точно не я. Тем не менее течение времени неумолимо принесло меня туда, где я сейчас, оставив свои следы на моём теле и в моём сердце. Во мне по-прежнему много ребячливого, я по-прежнему импульсивна, эмоциональна и сентиментальна, как девочка-подросток. Но мне 65, и впереди уже гораздо меньше времени, чем позади, а я всё ещё хочу многое успеть.
Каков же был мой путь?..
Раньше казалось, что слова: «Жизнь пролетела, словно сон», – могут принадлежать только сентиментальным старикам из книг, но прожитые годы сейчас действительно кажутся мне смутным сновидением. Однако, если взглянуть пристальней, можно увидеть, как много я всё-таки успела сделать. Вот я ношусь, как угорелая, живу эту жизнь, словно выполняю срочное домашнее задание. Вот не знаю, что мне с собой делать и как жить, и, запыхавшись, бегу туда же, куда и все. А вот все вещи, которые я упустила из-за такой жизни, – теперь они лежат под стеклом на витрине сожалений в моей душе. О, мимолётность бытия!
И тут я поднимаю голову и оглядываюсь по сторонам. Вижу мужа, с которым мы стареем рука об руку. Вижу коллег и друзей. Рядом вприпрыжку бегают мои дети; они, как и я когда-то, полны любопытства, болтают и смеются. Ещё вижу всех тех, с кем мы вместе шли какое-то время по жизни; все эти люди улыбаются мне и машут.
Мне становится спокойнее, что все эти люди по-прежнему со мной. Я многое потеряла на жизненном пути – но как же много у меня осталось! Гораздо больше, чем было потеряно! Я наделала столько ошибок, причиняла окружающим столько боли – а рядом со мной каким-то чудом до сих пор находятся люди, которые прощают мне мою неполноценность и любят меня. Я страшно им благодарна.
Все мои годы, все мои мечты не ушли бесследно: всё это время они хранились глубоко внутри моей души. К сожалению, я была слишком близорука, чтобы рассмотреть их. Грустя по ушедшему, я не умела быть благодарной за то, что имею, а ведь оно было драгоценно. Я могла бы жить гораздо счастливее, но мне мешала моя безграничная жадность.
И сильнее всего эта моя жадность проявлялась в отношении меня же самой. Я считала, что обязана быть самой умной, самой хорошей, самой популярной, – и эти завышенные ожидания мешали мне быть просто счастливой.
Мы появляемся на свет отнюдь не для того, чтобы быть счастливыми. Наше рождение от нас никак не зависит. Однако начиная жить, мы отправляемся искать счастье. Я же жила, считая, что его можно получить от кого-то, но никак не создать самому. Возможно, так проявлялась моя тоска по родительской любви и заботе, по бесконечному счастью родом из детства – тоска, от которой я так и не сумела отказаться? Быть может, в глубине души мне казалось, что я сумею вновь обрести детское счастье, если только стану ещё лучше, ещё успешнее, ещё совершенней. Из-за подобной установки я всё время была подавлена и не могла нормально радоваться жизни. Люди в принципе несовершенны, но моё детское беспокойство, твердившее, что меня никто не станет любить и уважать, если я не буду идеальной, – это беспокойство шло за мной по пятам и отгоняло от меня счастье.