Затем, в 40 лет, мы перелистываем страницу в книге жизни, на которой был записан каждый прожитый нами час, и оглядываемся назад, на тот путь, которым так старательно шли всё это время. Даже если на этом пути нам всё удавалось, то к сорока годам у нас всё равно нет полной уверенности в том, кто мы такие и чем хотим заниматься. Мы начинаем сомневаться: в этой жизни, что даётся мне лишь раз, имело ли вообще какую-то ценность всё, чего я достиг?
Мы по-прежнему многого хотим, по-прежнему стремимся ко многим вещам; вот только с течением времени спектр того, что нам доступно, неуклонно сокращается. Наша молодость миновала, и теперь, перед тем, как идти вперёд, настаёт время остановиться на минутку – и оплакать всё, что мы потеряли.
Таким образом, перед лицом кризиса среднего возраста мы получаем шанс провести переоценку наших ценностей. Шанс встретиться с настоящим собой, задать себе вопрос: кем же я буду, если отброшу все мои социальные маски и привычные роли?
Тем не менее большинство людей оказывается не в силах принять потери, вызванные старением. Они противятся тому, что жизнь конечна, а смерть неизбежна и многого уже не вернёшь, и со всей доступной им яростью сражаются с подступающими годами.
Поэтому-то некоторые люди крепко упираются каблуками в землю и отрицают любые изменения. Кое-кто ещё и отчаянно пытается вернуть ушедшую молодость. Порою человек тратит на отрицание собственного возраста куда больше сил, чем на построение новых планов.
Те, кто так упорно отрицает изменения, показывают себя зацикленными на собственных силах и отрицающими время и реальность. Они требуют беспрекословного послушания, а молодым коллегам советуют знать своё место. Такие люди подобны могучему дубу, что стоит неколебимо даже в ураган. Однако стоит случиться небольшому изменению в их состоянии, браке или на работе, как этот могучий дуб… ломается.
Люди, мечтающие о возвращении молодости, стремятся вернуться в прошлое. Для этого они пытаются обратиться к тому, чем владели в прошлом и что любили раньше. Они мечутся, поворачиваясь спиной к своим супругам, с которыми прожили много лет, и находят себе кого-нибудь помоложе; или же падают в пучину кратковременной, подобной лесному пожару, страсти. Иногда они спешат в клиники пластической хирургии и делают уколы ботокса, чтобы избавиться от морщин; но вместо того, чтобы получить гладкую кожу и молодость, они просто теряют собственное лицо.
С одной стороны, это неплохо – когда человек, старея, занят не столько выращиванием внутренней зрелости, сколько активной жизнью, стремясь совершить всё, что не успел сделать раньше. С другой стороны, если перегнуть палку, цена такой активности будет слишком высока. Ведь человек вынужден столкнуться с горькой иронией жизни: отрицая собственное старение, он в конечном счёте будет изничтожать самого себя.
Очень тяжело смиряться с потерями, вызванными старением. Но, если цепляться за то, чего уже не вернёшь, можно потерять ещё больше. Например, оставшееся время, которое обязательно нужно провести со смыслом, или близких людей, которых можно было бы любить ещё сильнее. Да что там: цепляясь за прошлое, мы рискуем потерять самих себя.
Почему нам обязательно нужно иногда ничего не делать
Профессора Рю Бун Сун, ставшую первопроходцем танцевальной терапии в нашей стране, я впервые повстречала в Корейской ассоциации клинического искусства. С тех пор минуло уже 32 года. Несмотря на разницу в возрасте в четыре года, мы с профессором Рю стали друзьями на всю жизнь и вместе прошли через очень многое, хотя нынче нам уже удаётся разве что созвониться.
И в наших разговорах мы чаще всего просили друг друга хоть немного отдохнуть.
– Обязательно отдохните сегодня, доктор!
– И вы тоже, профессор! Постарайтесь не перенапрягаться!
Несмотря на то что мы обе очень много работали, я заболела Паркинсоном, а она – нет. Может, это потому, что она всё время танцевала, а я нет? Я высказала это предположение в качестве шутки, когда выступала на международной конференции, посвящённой танцевальной терапии. Однако, как говорится, в каждой шутке есть доля правды, так что и эти мои слова оказались до некоторой степени фактом. Ведь определённо, просто работать или же работать, танцуя, – это совсем не одно и то же: отдых и развлечение полезны нам, будто витамины.
Я примерно 30 лет подряд не отдыхала как следует. Я растила двоих детей и работала, не покладая рук, пока не пришлось из-за Паркинсона закрыть свою клинику. Другим людям я твердила, что здоровье и отдых важней всего, но, честно сказать, сама-то круглые сутки была страшно загружена, и времени мне ни на что не хватало. Я истязала своё нуждающееся в отдыхе тело, словно оно было моим рабом. Мне случалось пропускать приёмы пищи или сокращать время, отведённое на сон; тело рассматривалось мной лишь как приспособление, необходимое для работы мозга. Я была уверена, что не подведу себя, даже если буду продолжать перерабатывать и не давать себе отдыха, поэтому поначалу даже не заметила, что моё тело поломалось.
В 1999 году я не могла толком есть. Буквы, когда я писала их от руки, день ото дня становились всё мельче. К вечеру я начинала подволакивать правую ногу. Мне стало неприятно общаться с людьми, появилось тревожное расстройство. И даже тогда я продолжала думать, что всё дело в усталости, что нужно просто как следует отдохнуть, позаниматься спортом, и я буду в норме. Разумеется, всё это были просто отговорки. Ни спорт, ни отдых мне не помогли: вконец измучив собственное тело, я в результате заработала диагноз «болезнь Паркинсона».
Почему же я на словах утверждала, что отдыхать необходимо и продолжала истязать себя? Оглядываясь назад, думаю, причина в том, что тогда я считала: абсолютно все дела должны быть выполнены именно мной. Да что там, я была уверена, что на работе и дома без меня попросту не справятся: всё будет сделано неправильно, а то и не сделано вообще. Поэтому мне регулярно случалось взваливать на себя даже те задачи, которые я не обязана была исполнять. Мне даже нравилась такая напряжённая жизнь: она была доказательством того, что я нужна и важна.
Может быть, именно поэтому мне становится ещё грустнее, когда я вижу людей, которые, подобно мне когда-то, живут, словно белки в колесе. Мне очевидно: если сказать им, мол, будьте бережнее к себе, ведь тело, как и любой механизм, ломается от перегрузок; они пропустят эти слова мимо ушей. Так, мой трудоголик-муж, узнав, что у меня Паркинсон, испугался, но не сказал: «Так, вот сейчас я закончу текущий проект и спланируем-ка отпуск». Потому что он прекрасно понимал: когда ты работаешь и работаешь без конца, никакой передышки взять не выйдет.
Людям, привыкшим работать до изнеможения, в первую очередь необходимо выделять себе время для отдыха. Запланировать перерыв заранее и твёрдо решить: когда его время настало, надо отложить всё и отдыхать.
Однажды мы с мужем составляли планы на год, и я предложила ему в первую очередь спланировать отпуска. Он спросил:
– Как ты себе это представляешь? Ведь неизвестно заранее, как сложатся дела в течение года. Не можем же мы просто так, наугад, выбрать период, когда нас не будет на работе!
– Больница без тебя не рухнет! – ответила я ему.
У современных людей не бывает такого времени, когда они вообще ничем не заняты. Мы постоянно что-нибудь, да делаем. Всё потому, что, даже не имея возможности прибежать первыми в марафоне, мы боимся остаться позади. Ищем какую-нибудь информацию в своём смартфоне, смотрим новости в интернете; даже когда едем в автобусе или метро, мы постоянно что-нибудь рассматриваем или слушаем. Это-то и есть постоянное погружение в информацию. Из-за непрестанной стимуляции вплоть до самого сна в какой-то момент наш мозг оказывается перегружен и выдаёт головную боль как знак, что он больше не может воспринимать раздражители. Тем не менее мы не позволяем себе роскошь просто побыть в прострации. Наша тревожность не даёт нам просто взять и ничего не делать.
Однако точно так же, как нашему желудку необходимо время для переваривания пищи, мозгу необходимо время на отдых. Ему нужно время, чтобы переварить все внешние стимулы, всю информацию, которые накопились у нас в голове перед сном. Когда мы отдыхаем, мозг перестраивает и интегрирует полученную нами информацию: что можно отсеять, а что имеет смысл оставить. Так формируется мышление. Если мозг бесконечно вынужден отвечать на внешние раздражители, то он не отдыхает и в конце концов изнашивается. Таким образом, если вы не можете придумать ответ на какой-либо вопрос, попробуйте пока что забыть об этой проблеме. Вполне возможно, что вашему мозгу просто требуется больше времени на поиски информации по этому вопросу.
Когда мне нужно написать рецензию на какой-то фильм, я обязательно смотрю его дважды. Первый раз – ни о чём не думая, сосредоточившись на своих ощущениях. Второй раз начинаю делать записи – но иногда текст просто не идёт. Однако потом, через несколько дней, меня вдруг осеняет: о, вот оно! Вот что нужно сказать! И тогда я уже знаю, в каком направлении писать текст. Понимаю, о чём будет отзыв, в тот момент, когда мои опыт и знания смешиваются с увиденным в фильме. Не дай я своему мозгу отдохнуть, не забудь об этой проблеме на недельку – и мне было бы гораздо сложнее написать рецензию.
И тело, и мозг время от времени нуждаются в отдыхе. Без этого ваше зрение как бы сужается, и вам становится трудно решать даже те задачи, с которыми вы обычно легко справляетесь. Остановившись на минутку, мы получаем возможность осмыслить полученный опыт и разобраться, какой дорогой нам идти дальше. Это придаёт нам уверенности и позволяет энергичнее двигаться в выбранном направлении. Поэтому, если вы не можете заставить себя отдохнуть, даже когда устали, – осознанно разрешайте себе взять паузу. И чем больше времени вы проведёте в этой паузе, тем меньше будете беспокоиться и тем больше будет ваш прогресс.
Теперь я уже не пренебрегаю своим телом. Всегда слушаю его сигналы и не изматываю его. Прежде мне случалось недосыпать: я считала, мол, ничего, что тело устало – важен один лишь дух! А теперь, если я устаю и мне становится тяжело, то просто беру и отдыхаю. Во время таких перерывов я любуюсь небом,