— Что там?.. — слабо прошептала Купава.
— Черные руны. Надо тебя срочно к лекарю, желательно к чародейскому. Погоди маленько, я сейчас срублю волокушу и двинем в Заречье. К утру поспеем…
— Возьми у меня в суме скляницу синего стекла… — уже почти теряя сознание, попросила девушка. — Да… да, вот эту… отмеряй пять капель… и дай выпить… А потом быстро сунь рукоятку плети в мне в зубы. Кричать буду, а потом спать… И отвернись, не хочу, чтобы видел…
Так и сделал, а потом… Потом, был страшный, звериный стон. Я хотел обернуться, но сдержался, а когда все-таки решился, увидел ее уже спящей. Не знаю, что за лекарство она выпила, но оно явно подействовало.
Присел рядышком, дождался, пока дыхание инокини станет спокойным, укрыл деву своей шубой, а поверх еще ее дохой, и принялся сооружать ужин. Война войной, а жрать тоже надобно. Да и завтра миска горячего варева совсем не лишней для воительницы окажется. Если выживет, конечно.
Так, что там мне подкинули селяне от щедрот своих? Подкопченная уточка — разобрав предварительно на кусманы, полностью птичку в котелок, но перед этим немного поджарим на смальце покрошенные крупно пару луковиц да головку чеснока. А потом водичку, а после того как прокипит, в бульончик пару горстей сушеного гороха. Все в наличии. Вот и порядок. Стоп… а если еще сверху щепоть сушеных травок, да кусман жирного сыра для навара? Обязательно! И назову я это варево «Суп Неожиданного Приюта»! А что? Вполне ничего себе название. Ой-ой… совсем забыл правило: взялся готовить, пропусти чарку огневицы для вдохновения. А у меня оная присутствует в достаточном количестве. Да еще тройной перегонки и анисовая. Целая баклага!
— Ну что, дева, за твое здоровье! — я отсалютовал Купаве и опрокинул дорожную серебряную чарку в себя. — Ух-х, ключница огневицу делала!..
Глава 31
«…ежели дева возляжет с девой, есть ли сие действо блуд? Сей вопрос вельми неоднозначен, и не может трактоваться в аналогии с противоприродной и противоестественной, мало того, несомненно, еретической связью мужа с мужем. Ибо женщины, несомненно, более сложные и тонкие создания, чем мужи, и отмечены божественностью своего предназначения. Доказательством сей сентенции есть принадлежность Властительниц наших именно к женскому полу. Тем паче, инокини Обители суть служанки божьи, и не поддаются суждению мирскому. И сии связи, буде такие случатся, служат токмо укреплению духовного наставничества, но никак не приписываемому нам мужененавистничеству. Хочу напомнить почтенному Филарету, архисхимнику мужской Обители Торжества Веры: на сей счет издана специальная энциклика, в коей архипрелат Оттоний Четвертый, приравнял наветы на Псиц Божьих непосредственно к ереси и ввел под строгий запрет мирское суждение об оных…»
(Магистр Обители Торжества Веры архисхимница Мария Отшельница. «Диалоги о морали и равенстве полов»)
Серединные земли. Петриковская волость. Большак на Заречье.
04 Зимобора 2001 года от восхождения Старших Сестер. Раннее утро
Ночь прошла спокойно. Никто к нам в приют не ломился, так что даже удалось выспаться. Но когда я вышел во двор умыться и проверить лошадей, приметил на снегу странные следы. Странные, потому что похожи были на следы прямоходящего существа, у которого вместо ступней копыта. Перелистав в памяти бестиарий Эдельберта, нашел у него всего одно подходящее полумифическое существо — под именем чертулай или стучак, являющееся воплощением некого духа леса. Преподобный его описывал изначально не враждебным человеку, так что я не особенно озаботился. Пусть гуляет. Тем более, с его хозяйкой Мальвой я вполне поладил. Вроде как.
Обтерся снегом, вернулся в приют и поставил разогреваться остатки вчерашнего ужина. Купава спала мертвым сном и, похоже, просыпаться совсем не собиралась. Но хоть не померла, даже наоборот: на лицо вернулся румянец. Но проснуться все же придется. Времени нет совсем.
Я совсем собрался ее будить, обернулся…
— Есть хочу… — девушка уже сидела на нарах и терла ладонями лицо. — Дай чего-нибудь…
Молча набрал полную миску похлебки, отмахнул краюху хлеба и протянул Купаве.
— Уф-ф… — воительница отправила в рот полную ложку, задохнулась, восхищенно охнула и быстро стала есть.
— Не подавись.
— Нет… — Купава помотала головой. — Просто голодная очень. И вкусно. Сам готовил?
— Нет, лешака приглашал. Как себя чувствуешь?
— Нормально. Могу дальше ехать. И это… спасибо тебе, Гор… — Купава улыбнулась и, неожиданно покраснев, опустила глаза.
— Что это за снадобье?
— Противоядие. Сильное очень. Нельзя часто принимать, может убить. Дашь еще похлебки? И хлеба…
Я от нее тоже не отставал в трапезе, так что скоро котелок с варевом показал свое дно. На улице окончательно рассвело, и я стал собираться в дорогу.
— Ты не будешь против, если я с тобой доберусь до Заречья? — неожиданно спросила Купава. Она уже вздела на себя броню и теперь готовила переметные сумы.
— Я уже говорил тебе.
Инокиня внимательно на меня посмотрела, помолчала немного и затем, явно стесняясь, поинтересовалась:
— Скажи, зачем ты обо мне заботился?
— Не должен был? — я обтер лезвие меча ветошью и вбросил его в ножны. — И поспеши, к полудню мы должны быть на месте.
— Не любят нас, — коротко пожаловалась Купава, опоясалась тяжелой перевязью с саблями и уточнила: — Мужи не любят. Наветы гадкие распускают. А ты странный…
— Какой есть. Готова?
— Да, — девушка подтянула пряжку на перевязи. — Да, вот теперь готова. И все-таки?
— Что?
— Почему не воспользовался моей беспомощностью? Мог бы и ограбить. Или еще чего хуже.
Я мысленно выругался. Ну вот, а все так хорошо начиналось… Вот к чему эти дурацкие вопросы? Нет, женщины — они и в Обители женщины, и всегда ими останутся. Надо эту ненужную болтовню пресекать.
— Не майся дурью. Стой, не надо… я уже принес подношение к алтарю. За тебя — тоже. Идем…
Купава опять как-то странно на меня посмотрела, однако перечить не стала. Но и молчать — тоже. Не знаю, какой кикиморы она мне вчера показалась молчуньей, может, из-за болезни, но на практике дева оказалась ужасной болтушкой. М-да…
— Мужчины — ужасные хамы и развратники, — сообщила она первым делом. — А иноки из мужской обители и подавно.
Я промолчал, надеясь, что разговор утихнет сам по себе. Если нет, то осталось потерпеть всего с десяток верст, и до свиданья, инокиня Купава.
— Но ты не такой… — со значением добавила девушка. — Другие бы…
— Что другие? — не удержался я. — Снасильничали бы деву беспомощную?
— И ограбили бы, — энергично кивнула воительница. — Похотливые козлы!
— Все?
— Почти! Не все сделали бы, но все подумали бы точно об этом… — убежденно заявила Купава.
— Ага, это точно… — тяжело вздохнул я. — Вот и я… того…
— Что? — насторожилась Купава.
— Думаю постоянно, кого бы снасильничать.
— Да? — недоверчиво переспросила воительница. — А почему тогда… ну-у… это…
— Не глянулась ты мне. Не в моем вкусе… — брякнул я и на всякий случай положил руку на меч. Кто их, этих болтливых воительниц, знает…
— Что?! — взвилась Купава. — Да ты… ты… — она долго не могла подобрать нужного слова. — Ты… хам! И я вызываю тебя. Прямо здесь и сейчас! Вот!
— Убить меня хочешь? — спокойно уточнил я, рассматривая в упор девушку. Она, в своей ярости, стала необыкновенно хорошенькой. Такая восхитительная фурия. Ух…
— И убью! — уверенно заявила дева.
— Спасителя своего?
— Но… — заколебалась Купава.
— На руках носил… — загнул я палец. — С ложечки поил-кормил, спасал как мог, ночей не спал, переживал — и вот, дождался благодарности. И кто здесь хам? Руби уже, неблагодарная хамка…
— Не кормил с ложечки… — запротестовала инокиня.
— Кормил-кормил… — нагло соврал я. — И еще ночью дохой укрывал, как дите приболевшее.
— Знаешь, что!!! — со злостью воскликнула Купава. — Спасибо тебе, благодетель хренов, но дальше я как-нибудь сама…
Девушка пришпорила своего мерина и полетела галопом по заснеженной дороге.
— Пока, — буркнул я ей вслед.
Сразу стало как-то легче. Легче и тише. Но все равно, неприятный осадочек остался. Я отхлебнул из баклаги, потрепал по холке Бурку и потрусил дальше. И без провожатых обойдусь. Тут уже мимо Заречья не промахнешься.
Однако промахнулся. Даже не знаю, как умудрился, ведь постоянно сверялся с картой, но свернул не туда и выбрался к городу только к вечеру. Не иначе клятая девка сглазила, кикимора ее возьми.
Заречье оказалось небольшой крепостью, обнесенной деревянной, но высокой и мощной стеной. Я опасался, что меня остановят на воротах, но все решилось как нельзя кстати. В саму крепость проникать не понадобилось: постоялые дворы, кабаки и прочие увеселительные заведения расположились вне стен.
Досужий мальчонка за грошик провел меня к самому «козырному», по его словам, заведению, постоялому двору «Стоячий гребень». Пока не знаю, козырный он или нет, но Бурку у меня приняли на постой со всем почтением. Теплые ясли, отборный овес, обходительные конюхи… пусть животина отдохнет, потому как неизвестно, что завтра будет.
Сам отправился в кабак, где и заселяли в это достойное заведение. Поужинать тоже не помешает, да и по возможности расспросить про эти клятые Топи. Может, с «ходоком» каким-нить пересекусь.
Местные кабаки я уже повидал, так что сильно не обольщался, но действительность оказалась еще суровее…
На входе топталась пара мужичков. Такие боевые мужички: под кафтанами проглядываются кольчужки, при саблях опять же, да с лихими, много всего повидавшими мордами.
— Ты погодь, вашество… — один из них заступил мне дорогу. — Обождать маленько надо. Тама правеж идеть. Как, значица, сладица — со всем почтением пожалуешь…
— Кого правите, робяты?
— Дык пришлых фертов… — глумливо хохотнул второй мужик. — Больно борзые-то. А ты отринь, отринь, ибо живо сам под прав