И уведет в страну цветов и света,
В страну гармоний вечных и покоя?..
Да, мы не знаем. Справедливо это.
Мы в этой жизни знаем слишком много,
И часто тяжко было нам от знанья,
Теперь – конец, и знанье – лишь у Бога,
А мы – всё те ж, что в первый день созданья.
«Раньше смерть не всегда замечали мы…»
Раньше смерть не всегда замечали мы, –
Проходила она стороной,
Не томила нас долго печалями, –
Кто умрет, значит – вечный покой.
Очертаньями, звуками, красками
Мир ласкал, волновал и манил,
Расстилалась коврами ширазскими
Жизнь над черным зияньем могил.
Годы шли, и всё чаще заглядывать
Стала смерть в наш редеющий круг,
И ковры перестали нас радовать, –
Будто стерлись и выцвели вдруг.
И теперь – разлученные с милыми –
Мы ступаем с опаской, и взгляд
Ищет щели в коврах над могилами,
Но ковры свою тайну хранят.
«Горек хлеб и утреннее кофе…»
Горек хлеб и утреннее кофе,
Если в сердце горечь поселилась,
Если мысль о новой катастрофе
Прочно в голове укоренилась.
Трусость, что ли, перед болью новой?
Или просто старость наступила? –
Ведь суровей участи суровой
Быть не может. Худшее уж было.
«Легко сказать: Бодрись!..»
Легко сказать: Бодрись!
Легко сказать: Забудь!
А если круто вниз
Сорвался жизни путь?
А если я – изгой?
А если я – один?
А если я грозой
Снесен с родных вершин?
Ведь нет подняться сил,
Ведь сломано крыло,
Ведь я не позабыл.
Как наверху светло!
«Кудри на ночь расчесала…»
Кудри на ночь расчесала
Гребнем синих гор заря,
Улыбнулась и пропала,
Удалилась за моря.
Выползает мгла седая
На луга, покинув лог,
И темнеет, увядая,
Бледный вечера цветок.
Тишина, раскинув сети,
Ловит, душит каждый звук,
Только резвый вольный ветер
С кем-то шепчется вокруг.
Небеса темнеют быстро,
Россыпь звездная видна
И мерцает – будто искры
В чаше синего вина.
«Какая ночь!Какие ароматы…»
Какая ночь! Какие ароматы
Она с собой на землю принесла!
Внизу цикад рокочут мандолины,
И шепчут травы на лугу покатом
Спускающейся к озеру долины,
А в море неба – звездам нет числа!
Лежу на свежем шелковистом сене,
И кажется, что я лежу на мягком дне,
Что плещут струи – теплые, густые,
Но легкие, как аромат, как тени, –
Что не оркестр цикад, а звезды золотые
Звенят-рокочут в синей глубине.
ТВОРЧЕСТВО
Как марш надоевший старинный,
Равняющий поступь веков,
Стучит равномерно и чинно
Холодное сердце часов.
А сердце другое – живое –
Стучит на особую стать, –
Ритмического покоя
Не хочет оно соблюдать.
Над городом пышные зори,
Но что мне сегодня до них? –
Ведь ими нельзя разузорить
Холодный бескрасочный стих!
Холодный, бескрасочный, черствый!..
Как высказать то, чего нет?
Уму не хватает проворства
Снять четкий с виденья портрет.
Мелькнуло, сверкнуло и скрылось,
Пойми, догадайся, схвати!
Напрасно ты, сердце, забилось, –
К виденьям пути не найти.
Но сердце горячее бьется
Толчками, прыжками в груди,
Твердя мне: Дорога найдется!
Ты духом не падай! Иди!
«И я был когда-то крылатым…»
И я был когда-то крылатым,
И раны от вырванных крыл,
Как память о небе, мне святы,
И я их ничем не лечил.
Ношу их, как носят вериги, –
Чтоб грешную плоть умерщвлять,
Чтоб даже в счастливые миги
О песнях небес горевать.
И горестей нету огромней,
Чем та, что я крыльев лишен,
Что песен небесных не помню,
Что песни и крылья – лишь сон.
«Свод неба нынче синий-синий…»
Свод неба нынче синий-синий,
И в тучах – перелив опала,
И солнца золотистый иней
Осыпал пиний опахала,
И, будто ради карнавала,
Зажглись фонарики глициний.
Весна своей волшебной властью
Кладет конец тоске, ненастью,
Холодной мокрой серой скуке
И открывает двери счастью, –
Во всех лучах и в каждом звуке –
Ее ласкающие руки.
ПРЕРВАННАЯ ВЕСНА
Цвела весна, и я был светел
И обручился сердцем с ней,
Но ледяной повеял ветер,
И больше нет весны моей.
То дождь, то снег. В оконной раме
Октябрьски-мутен мая взгляд,
Не слышно птиц, и лепестками
Цветов убитых плачет сад.
Весна, весна! зачем обману
Ты поддалась седой зимы?
Зачем мы встретились так рано?
Зачем с тобой слюбились мы?
Так горько – счастья не дождаться,
Но горше всех земных отрав –
Дождавшись, сразу с ним расстаться,
Едва вкусив, едва познав.
ВЕЛИКИМ ПОСТОМ
Печальные замедленные звоны –
Донн! – и молчание, и снова грустно: Донн!
Фигуры темные идут со всех сторон
К чуть освещенной церкви. Мефимоны.
Горят пять-шесть свечей. Колышется в лампадах
Неяркий грустный свет. Пришел Великий пост!
Напев святых молитв проникновенно-прост.
У всех смиренье теплится во взглядах.
Дьячок читает «господи помилуй!»
Так часто, что слова звучат как «оспомил»…
Под сводами вверху не вьется дым кадил,
Там – полумрак торжественно-унылый.
Под куполом чуть виден свет от Лика
Спасителя Христа. Священник на амвон
Выходит и кладет тройной земной поклон,
И восклицает: Господи! Владыка!
Великий пост! Раскаянье. Смиренье.
Поклонов тихий шум. Тоскливый чей-то вздох…
Нет, не отринет нас Всемилостивый Бог!
Отпустятся все наши прегрешенья!
Открой мне двери покаянья,
Податель жизни! В храм святой,
Возжаждав света и познанья,
Стучится дух усталый мой.
Я согрешил, тоской унылой
Свой храм телесный оскверняя!
Всещедрый Господи! Помилуй,
Очисти и спаси меня!
Чертог Твой вижу весь в сияньи,
Но не могу в него войти
В земном греховном одеяньи.
О, укажи к тебе пути,
Податель света и Надежды!
Спаси меня и просвети
Души печальные одежды!
Чьи-то тени чудесные
В храме под сводами кружат…
Ныне силы небесные
С нами невидимо служат.
О покаяньи взывающий.
Крепнет напев величавый…
Входит в одежде сияющей
Царь нескончаемой Славы.
Над алтарем разгорается
Нимбом чудесным сияние…
Тайная жертва свершается, –
Агнец идет на заклание.
Тайно свершается вечное
Чудо над Телом и Кровью…
Жизнь восприять бесконечную
С верой придем и любовью.
ВЕРБНАЯ СУББОТА
Полон храм людьми и огоньками,
Ладанными волнами душистыми;
Верб цветы – малютками-зверьками
Серебристо-серыми, пушистыми –
Вверх ползут по веточкам бордовым,
И порой слезинка восковая
Между ними виснет, застывая.
За окном звенят весенним зовом,
В ручейки сбегаясь, воды талые,
И, еще от зимних бурь усталая,
Расправляет плечи, шумно дышит,
Но нигде уж не роднил инея
От ее глубокого дыхания.
А на паперть выйдешь – звезд мерцания,
Теплый ветер, небо бледно-синее,
И весенний дух неповторимый –
Непонятный, но такой любимый.
Вербы, свечи, синий дым кадила,
У икон букетики подснежников, –
Милый сон из детства зарубежника!
Столько лет назад всё это было?
Тысячи? Ну полно! – не вчера ли?
И опять душа, полна печали,
Счет ведет потерям и могилам.
ЧЕТКИ
Что в мире черством и суровом
Согласья дружеского краше?
Не обрывай жестоким словом
Жемчужных четок дружбы нашей.