Гасила ночь, зарю прогнав,
Тревожил ветер струны трав,
И степь гудела, как гитара,
И чей-то голос пел вдали –
Лишь для меня, лишь мне понятно, –
Что ты уходишь безвозвратно,
Что дни счастливые прошли.
НАПРАСНОЕ СВИДАНИЕ
Без всякой магии, без слов
Старинных тайных заклинаний
Друзья из недр воспоминаний
Спешат на мой душевный зов.
Летят, должно быть, – так мгновенно
Они встают передо мной, –
Как в сказке – лист перед травой,
Как стих в порыве вдохновенном.
Еще возможны чудеса! –
В плоть облеклись почивших души,
Чтоб я мог видеть их и слушать
Их дорогие голоса.
Я узнаю их всех, их речи
О детстве, школе и войне
Не раз я слышал… Грустно мне, –
Я ждал не этого от встречи!
Ждал откровений я о том,
Что жизнью мы зовем загробной,
Ждал повести о ней подробной,
А услыхал лишь о былом.
И вдруг я понял, – души знают,
Что в языке земном нет слов
Для описания миров,
Где только духи пребывают.
СТАРАЯ ПЕСНЯ
Не от прежних ран, не от новых бед
Пригорюнилась душа-девица, –
Друга милого что-то долго нет,
Как туман вокруг ревность стелется.
Ревность шепчет ей: – Он забыл тебя! –
Как змея шипит подколодная,
И нахлынула, все цветы губя,
В сердце девицы мгла холодная.
Полно, девица! Отгони змею! –
Под окном твой друг дожидается, –
Он любуется на красу твою,
Сам любви своей улыбается.
Как завидела – вся зарей зажглась,
Сгинул, схлынул вдруг весь туман с души,
И – не в первый раз, не в последний раз –
Распускаются в сердце ландыши.
ДВОЕ
Поход. В ауле ржут нетерпеливо кони.
Из ножен вынул муж отточенный кинжал,
Надрезал им слегка себе и мне ладони
И, кровь свою с моей перемешав, сказал:
«Теперь твоя душа забыть меня не сможет, –
Ей этот шрам всегда напомнит обо мне!
Прощай, звезда моя! Коль нам Аллах поможет,
Вернусь со славой я и с серебром к весне!»
Не преданной женой – влюбленной пылкой девой
Прикинулась я в час, когда прощалась с ним,
И не заметил он моей ладони левой,
Надрезанной вчера любимейшим – другим.
Вернется кто из двух? Кто жизнь отдаст за славу?
Молитва за двоих устам моим горька.
Пусть правая рука надрезана по праву,
Но ближе к сердцу левая рука.
ГЕРОЙ НА ЧАС
Убит. Погиб не за деянья, –
Не за насилья, не за гнет,
А за идеи, за мечтанья
Счастливым видеть свой народ.
Реформ грядущих планы строя,
Не мог предвидеть в планах он,
Что будет смертью в сан героя,
Не быв героем, возведен.
Не сан, а сон, и пробужденья
Не будет!.. Спи, герой на час!
Ты, может быть, познал мгновенья,
Когда и смерть легка для нас:
Победно бой окончить жаркий,
Триумфа власти, чести ждать
И – смерть нежданно повстречать
У самой триумфальной арки.
ГОЛОВА ПОБЕДЫ
Нет головы у статуи Победы
Самофракийской. – Голову какую
Приставил бы ты ей? – Его спросили,
И он ответил: – Голову Медузы.
НАДЕЖДЫ…
Очнулись чехи от отравы,
Вольнее дышат… Что ж теперь?
Удастся ль им сломать заставы,
Приотворить к свободе дверь?..
Должно быть, не погасли в пепле
С костра свободы угольки,
И кто-то вновь от них затеплил
Огни – надежды маяки.
Но пламенных надежд зарницы
Тревожат ханов ком-орды,
И танков серые ряды
Уже грохочут у границы…
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
Был запах фиалок предтечей
Ее в заповедном бору,
Когда я, без мысли о встрече,
К опушке пришел ввечеру.
Шептались кусты беспокойно,
Туманы ползли по земле,
Колонны базилики хвойной
Чуть-чуть золотились во мгле.
И только вошел я под своды,
Как сердце забилось сильней,
Почувствовав близость природы,
Родство свое древнее с ней.
Легко и тревожно мне было, –
Я будто летел, как во сне,
Вдруг что-то меня озарило,
Прильнуло любовно ко мне,
И волны нездешнего света
Меня всколыхнули, зажгли,
И очи нездешнего цвета
В глаза заглянули мои.
И всё, что казалось забытым,
Вернулось, светя и звеня,
И руки прохладные чьи-то
Вдруг обняли нежно меня,
И ласково речи вливались
Мне в душу хрустальным ручьем,
И так во всю ночь мы остались
В бору заповедном вдвоем…
Когда мы расстались – не знаю,
Но вдруг я очнулся один,
Когда уж заря золотая
Скользила по хвое вершин.
Под древней гигантской сосною
Стоял я, блестя от росы, –
Как будто лишь сном надо мною
Промчались ночные часы…
Искал я и звал я напрасно, –
Нигде от тебя – ни следа!
Шумели вершины бесстрастно
Да где-то плескалась вода.
А ветер шептал всё яснее,
Что ночь пробродил я без сна,
Что первой любовью моею
Лесная была тишина.
ПЕРВОЕ ГНЕЗДО
Помнишь дом времен Елизаветы, –
Прихотливо выгнутый фасад,
Временем как будто не задетый,
Хоть построен двести лет назад?
Помнишь толщу крепких стен старинных,
Старых комнат горделивый вид?
В полутемных переходах длинных –
Помнишь коридор-«аппендицит»?
Помнишь – в этой путанице сложной –
Памятник давно отцветших лет,
Пережиток роскоши вельможной –
На алтарь похожий кабинет?
Только крюк от веницейской люстры
Сохранил там купол-потолок,
И, в окно влетая, ветер шустрый
Хрусталем звенеть уже не мог,
Там колонны стройные попарно
Разошлись по четырем углам,
Пахло былью там высокопарной,
Несозвучной нашим временам.
Но для нас уютно и красиво
Было там, – мы жили там вдвоем,
Жили просто, ласково, счастливо,
Хоть в отчизне ширился разгром…
Пусть года промчались, но доныне
Помним мы так ясно, как вчера,
Как часы стучали на камине,
Как текли в беседах вечера,
Как огонь в камине, вечно весел,
Исполнял свой танец боевой,
Как в объятьях мастодонтов– кресел
Так уютно было нам с тобой.
Как колонны мрамор глянцевитый
Золотило солнце по утрам,
Как отец – насмешник сановитый –
Заходил побалагурить к нам,
Как кипел кофейник на спиртовке,
Как вдвоем… да нужно ль говорить?
Наш алтарь в хоромах на Покровке
Нам с тобой до гроба не забыть!
КАДЕТ
Что алей – околыш на фуражке
Или щеки в ясный день морозный?
Что яснее – яркий блеск на пряжке
Или взгляд смышленый и серьезный?
Уши надо бы укрыть от стужи,
Но законы и в мороз – законы:
На груди скрещен башлык верблюжий,
Проскользнув под яркие погоны.
Заглянул в зеркальную витрину:
Вид – гвардейский, вид – отменно бравый.
Всё в порядке должном, всё по чину –
Не напрасно пишутся уставы!
Вот навстречу три улана рядом,
Офицеры, а идут не в ногу! –
Отдал честь, но очень строгим взглядом
Проводил их. Даме дал дорогу.
Локтем ткнул раззяву гимназиста –
Рябчик, шпак, а корчит панибрата!
Отдал честь, по-офицерски чисто,
Повстречав с Георгием солдата.
Впереди завидел генерала,
Отставной! И старенький, бедняга!
Взял на глаз дистанцию сначала,
Повернулся за четыре шага,
Стал во фронт, чуть стукнув каблуками,
Вскинул руку, вздернул подбородок,
Генеральский профиль ест глазами –
Знай, мол, наших, я – не первогодок.
Мне – двенадцать, третий год в погонах!
Третий год, а он уже мечтает
О гусарской форме, шпорных звонах,
И себя корнетом представляет.
– Да-с, корнет! А, впрочем – осторожно!
Проглядишь кого – и попадешься.
На бурбона напороться можно,
И тогда хлопот не оберешься!
А доложишь в Корпусе об этом –