– Зайдете к нам на чашку чая? – спросила Джудит.
Нейл заколебался, не зная, что сказать. Джудит улыбнулась, видя его смущение.
– Я всегда накрываю на стол для чаепития в это время, – добавила она. – Для наших друзей у нас всегда найдется лишняя чашка. А кто, как не вы, может называться нашим другом?
– Я был бы счастлив зайти к вам, – заверил ее Нейл, – но в таком виде…
Она взяла его под руку и потащила за собой:
– Зачем же так! Если мы станем на это обращать внимание, то вообще никто ни к кому не сможет сейчас ходить в гости.
Он улыбнулся и пошел за ней, но, зайдя в бунгало, снова завел разговор об Интомби.
– Нейл, не стоит и времени тратить на уговоры, – мягко остановила его Джудит. Тетя Пэн наверняка откажется ехать.
– Тогда позвольте мне подыскать вам более безопасное место где-нибудь у реки, – настаивал Нейл. Как будто вторя ему, где-то раздался взрыв, и зазвенели стекла. – Вы постоянно находитесь в опасности.
– Согласись я, все равно ничего бы не вышло, – ответила Джудит. – Моя тетушка, возможно, была бы в силах добраться до Интомби, но каждое утро и каждый вечер перебираться с места на место… Об этом и речи быть не может.
Нейл взял ее за другую руку и нежно пожал пальцы. Этот его жест растрогал Джудит. Как хорошо ей было, когда он был рядом, такой высокий и мужественный, и она могла на него положиться!
– Джудит, поверьте мне, я очень беспокоюсь за вас, – ласково сказал он, – и не только за вашу безопасность, но и за ваше здоровье. Здесь нельзя не заболеть, особенно когда человек так устает, как вы. Вы ухаживаете за тетушкой, даете детям уроки игры на фортепьяно, ходите на собрания школьного комитета и устраиваете концерты… Особенно концерты для вас утомительны – ведь только вечером вы и можете отдохнуть. Конечно, те, кто вас слушают, отдыхают, но вы-то устаете еще больше! Она улыбнулась:
– Но ведь именно тогда, когда я так устаю, я чувствую себя счастливой.
Раньше моя жизнь была легкой и спокойной. Я не умею быть очаровательной или остроумной, чувство сострадания не так сильно во мне, чтобы я могла преодолеть свой страх и свою робость. Все, чем наделил меня Господь, – это умение играть на фортепьяно. Я не смогу быть ангелом милосердия в госпитале. Но не лишайте меня единственной возможности хоть немного помочь людям…
Глаза Нейла заблестели ярче, и он непроизвольно сделал шаг вперед.
– О, Джудит, вы, вероятно, не знаете, как отзываются о вас в городе! Любой скажет, какой восторг ему внушают ваше мужество, ваша смелость. Ваше спокойствие, ваша чистота служат примером многим женщинам, и они, глядя, как вы проходите по улицам города – настоящая английская леди на прогулке в Гайд-парке, – невольно начинают вам подражать. – Он нежно заключил ее в объятия. – Джудит, мне не хочется больше слышать от вас о милосердии, о госпитале… Вы – самая отважная, самая замечательная девушка из всех, что мне доводилось видеть.
Как хорошо было прижаться к этой широкой, надежной груди, почувствовать каждую пуговицу, каждый ремешок на его форме. Его руки так заботливо обнимали ее… И душа ее, и тело жаждали, чтобы кто-нибудь взял на себя часть того бремени, что ей приходилось так долго нести в одиночку. Любовь и преданность Нейла возвращали Джудит к жизни, и нежность, захлестнувшая ее, стирала из ее памяти воспоминания о минувших тяготах.
Нейл наклонился к ее лицу, но, прежде чем прильнуть губами к ее губам, помедлил, словно ожидая отказа. Отказа не последовало, и Нейл быстро поцеловал Джудит. Затем он повторил поцелуй, уже более уверенно. Джудит глубоко вздохнула. Они так и стояли, держа друг друга в объятиях и наслаждаясь тем, что они рядом, пока не вышла прислуга, неся на подносе чай.
Нейл задержался ненадолго, чтобы попрощаться с миссис Девенпорт, затем вышел вслед за Джудит на веранду и сказал ей о том, что она видела в его взгляде в течение всего визита:
– Я, наверное, самый счастливый человек во всем Ледисмите… Или на всем белом свете… – И Нейл взял руку Джудит и осторожно поцеловал. – Раз уж вы отказываетесь уехать отсюда, то доверьтесь мне и позвольте защищать вас здесь.
– Нет никого, кому бы я доверяла больше, – тихо ответила Джудит.
Когда Нейл сел на коня и уехал, у нее возникло странное болезненное чувство, какая-то тоска, не оставлявшая ее потом весь день.
В начале пятого служанка сообщила о приходе полковника Роулингса-Тернера. Тот вошел совершенно неподобающим для визита к двум дамам образом – влетел пулей.
– Добрый день, мисс Берли, – кивнул он Джудит, а затем направился к миссис Девенпорт, которая чинно восседала на груде подушек.
– Мэм, – сказал полковник решительным тоном. – Я вынужден заявить вам самый решительный протест! На этот раз вы зашли слишком далеко!
Он был настолько рассержен, что, входя в комнату, позабыл отдать служанке свой тропический шлем, и теперь, оглядевшись и не найдя места, где он мог бы его положить, решил держать его в руках за спиной.
– Как это мило с вашей стороны, полковник, что вы решили к нам заглянуть, – с любезной улыбкой произнесла миссис Девенпорт. – Выпьете с нами чаю?
– О нет, мэм, вы не можете разговаривать с таким невинным видом, словно и не подозреваете, чем вызван мой визит. В течение последних двух недель вы буквально постоянно вмешивались в управление вверенным мне полком, миссис Девенпорт!
– В управление вверенным вам полком? Мой дорогой полковник, я никогда в жизни не слыхала ничего более абсурдного.
Полковник взбеленился:
– Неужели! А кто же тогда дал капитану Джонсу мазь, воспользовавшись которой, он целую неделю не мог сесть на лошадь?
Миссис Девенпорт улыбнулась ангельски простодушной улыбкой:
– Кто же мог знать, что у бедняжки оказалась такая чувствительная кожа? Лично я пользуюсь этой мазью годами.
– Кроме того, вы устроили сбор денег в пользу сержанта Гуденафа…
Казалось, что миссис Девенпорт оскорблена в самых лучших чувствах.
– Но, друг мой, – проговорила она. – Этот бедный человек потерял все свои сбережения, когда в его палатку угодил снаряд!
– Нет, мэм. Он проигрался в карты. Он – неисправимый картежник.
Миссис Девенпорт это заявление ничуть не обескуражило.
– В таком случае вы должны принять меры к тому, чтобы он отучился от этой привычки.
Полковник издал какой-то странный звук: не то вздох, не то рычание.
– Мне не верится, мэм, – продолжал он, – что вы не знали о том, что вы должны были испросить моего разрешения, прежде чем посылать четверых моих солдат строить детскую карусель у вас в саду.
– Видели бы вы, с каким наслаждением они сооружали эту карусель! – сказала в ответ миссис Девенпорт. – Они же все семейные люди, отцы, и это задание заставило их забыть на время об ужасах войны. И кроме того, мистер Форрестер дал на то свое согласие.
– Ха! – фыркнул полковник. – Мистер Форрестер очень мягкий человек, и, я думаю, вы часто этим злоупотребляете. Но все же он, будучи благоразумным и предусмотрительным человеком, догадался выяснить у властей, насколько уместна ваша… ваша последняя выходка.
– Что… что же это за «выходка», полковник? – последовал невозмутимый вопрос.
Джудит слушала все это с недоумением. Ее симпатии были всецело на стороне полковника. Сама она была очень занята последнее время и заметила лишь, что с Рождества тетушка стала меньше жаловаться на свою судьбу и повеселела. Но ей и в голову не приходило, что та, такая энергичная и властолюбивая от природы, нашла себе занятие по душе. Бедный Нейл! Из-за тетушкиных затей у него могут быть неприятности. Джудит разозлилась. Ведь он такой воспитанный, такой услужливый, и такие люди, как тетушка, могут вертеть им как хотят! Как это несправедливо!
Полковник достал из кармана исписанный листок бумаги и протянул его больной со словами:
– Мне кажется, что вы – автор листовки, которая ходит сейчас по городу.
– Да, это действительно я. Доктор рассказывал мне, что очень много людей прячут вещи и продукты, которые так необходимы сейчас в полевых госпиталях. Предав это гласности, я хотела пристыдить таких людей и способствовать тому, чтобы они передали свои запасы в госпиталь. – Она показала на бумагу. – Вы же ясно можете видеть, что я не просила у них всех запасов, а только одну единицу продовольствия на одного человека – отклик на мой призыв к милосердию. Я очень довольна тем, что я сделала. Я думаю, что даже самые черствые из горожан откликнутся на мой призыв. Если проводить сбор прямо у дверей домов, то людям будет неудобно отказать, и они будут отдавать свои запасы.
– Миссис Девенпорт, – проговорил полковник, – неужели вы настолько оторваны от действительности, что не понимаете, что вопросами продовольствия в городе занимается армия? Через несколько дней будут приняты меры по изъятию всех имеющихся запасов. За изъятое армия заплатит горожанам по фиксированным ценам, а сбор, который вы хотели организовать, является незаконным, противоречащим нашим порядкам – это дело офицера, заведующего снабжением города.
– Понятно, – ехидно протянула миссис Девенпорт. – Итак, моя акция вынудила власти наконец положить предел безнравственному поведению утаивающих от больных продовольствие граждан.
Полковник Ролингс-Тернер побагровел и отер лоб носовым платком:
– Сбор продовольствия – мероприятие совершенно в порядке вещей. Ваш… ваш поступок ни в коей мере не повлиял на решение провести его. Офицер по снабжению, по правде говоря, вообще об этой листовке не знает.
Полковник развернул бумагу перед самым носом миссис Девенпорт.
– А я, я, к несчастью, знаю и по вашей милости выгляжу совершенным дураком в глазах подчиненных. Я раз и навсегда – навсегда! – категорически воспрещаю вам посылать моих людей собирать продовольствие по домам… или выполнять какую-либо иную работу! С тех пор как мистер Форрестер направил четверых человек на строительство карусели у вас в саду, вы беспрестанно давали им множество других поручений, которые они выполняли беспрекословно, будучи уверенными, что их командир вами предупрежден.