— Это ведь еще не конец, верно? — спросил своим густым басом Барна.
— Нет, — сказал я. — Но, по-моему, на сегодня хватит. Может быть, теперь Дорремер сыграет для нас?
— Сперва закончи эту историю! — прогремел Барна.
Но в зале уже задвигались, заговорили, а некоторые громко поддержали мою просьбу насчет музыки, и Дорремер вышла вперед со своей лютней, как это часто бывало после наших с Пултером выступлений. Похоже, пока эта выходка сошла мне с рук, так что я поспешил удалиться. Но пошел не к себе на чердак, а к Диэро. Душа моя была исполнена тревоги, и мне хотелось посоветоваться с моей старшей подругой.
Меле спала, а Диэро сидела в гостиной, не зажигая света. В окно светила яркая луна. Стояла чудесная светлая ночь, какие бывают в начале лета. Лесные птички, которых называют «ночными колокольчиками», пели где-то в темной листве деревьев, зовя и отвечая на призыв; порой негромко ухала маленькая совка. Дверь Диэро была не заперта, и я вошел без стука. Я поздоровался, сел рядом с нею, и некоторое время мы так и сидели молча. Мне очень хотелось рассказать ей о поведении Барны во время моего выступления, но нарушить ее покой я не решался; она всегда и меня как бы заражала этим своим покоем. Наконец она сказала:
— Ты сегодня что-то печальный, Гэв.
И тут я услышал на лестнице чьи-то легкие шаги. В комнату влетела Ирад. Волосы ее были распущены. Мне показалось, она задыхается.
— Не говорите, что я здесь! — прошептала она и снова выбежала в коридор.
Диэро встала. Она была похожа на иву с черными ветвями, всю серебрящуюся в лунных лучах. Она взяла кремень и кресало, высекла искру и зажгла светильник. Над маленьким масляным светильником расцвел желтоватый цветок света, и сразу в комнате все изменилось, и холодное лунное сияние отодвинулось куда-то далеко-далеко в небеса. Мне было жаль царившего здесь покоя, и я уже собрался чуть раздраженно спросить у Диэро, чего это Ирад играет в прятки, но тут на лестнице послышались куда более тяжелые шаги, и в дверях возник Барна. Его лицо показалось мне почти черным и каким-то распухшим; спутанная борода и вздыбленные курчавые волосы придавали ему еще более грозный и страшный вид.
— Где эта сучка? — заорал он. — Она здесь?
Диэро потупилась. Всю жизнь ее учили подчиняться, и вряд ли она была способна ответить ему чем-то еще, кроме уклончивого молчания. А я попросту отшатнулся от этого великана, ослепленного яростным гневом.
Барна оттолкнул нас, промчался к дверям спальни, распахнул их, заглянул внутрь и снова вернулся к нам, пристально на меня глядя.
— Ты! Ты на нее глаз положил, да? Конечно! Потому Диэро ее здесь и держит! — Он бросился на меня, точно огромный, рыжий дикий кабан, угрожающе подняв руку, готовую нанести страшный удар. Но тут между нами встала Диэро, громко выкрикнув его имя. Одной рукой он отшвырнул ее в сторону, а второй вцепился мне в плечо и стал трясти меня так, как это делал когда-то Хоуби; потом надавал мне пощечин и швырнул на пол.
Не знаю, что произошло сразу после этого. Когда я немного пришел в себя, попытался сесть и что-то разглядеть сквозь отвратительную черную пелену, пульсировавшую у меня перед глазами, то увидел Диэро, скорчившуюся на полу. Барны в комнате уже не было.
Я ухитрился встать на четвереньки, потом медленно поднялся и заглянул в спальню. Там никого не было, кроме крошечной тени, скорчившейся у стены за кроватью.
— Не бойся. Меле, — сказал я, — все в порядке. — Но слова оказалось отчего-то очень трудно вытолкнуть изо рта. Рот то и дело наполнялся кровью, а справа сильно качались два зуба. — Диэро сейчас придет…
Я вернулся к ней. Она уже сидела. В слабеньком свете масляного светильника я увидел на ее нежной щеке ссадину и здоровенный синяк. У меня даже дыхание перехватило, и я опустился возле нее на колени.
— Он ее нашел, — прошептала Диэро. — Она спряталась в твоей комнате, Гэв, а он прямо туда и пошел. Что же ты теперь будешь делать? — Она взяла меня за руку. Ее рука была холодна, как лед.
Я покачал головой, отчего у меня в ушах снова зазвенело, а перед глазами поплыла пелена. Я все глотай и глотал кровь.
— Что он с ней сделает? — с трудом вымолвил я. Диэро молча пожала плечами. — Он в таком гневе… он может убить ее…
— Да, наверное, он ее побьет. Но женщин он не убивает, Гэв. А вот тебе здесь оставаться нельзя.
Я решил, что она имеет в виду свою комнату. Но я ошибся.
— Ты должен уйти. Уходи скорей! Ах, зачем она пошла в твою комнату! Бедная девочка, она просто не знала, где спрятаться! Ах, Гэв, я так тебя любила! — Диэро, горько плача, на мгновение прижалась лицом к моей ладони, потом снова вскинула голову. — За нас не бойся. Здесь все обойдется. Мы же не мужчины, мы вообще не считаемся. Но тебе надо поскорей уходить.
— Я возьму с собой тебя, — сказал я. — И девочек — Ирад и Меле…
— Нет, нет, нет! — в ужасе прошептала она. — Нет, Гэв, он убьет тебя! Уходи немедленно. Нам с девочками ничего особенного не грозит. — Она встала, пошатнулась, ухватилась за край стола и некоторое время постояла так, явно борясь с головокружением; потом прошла в спальню. Я слышал, как она тихим голосом разговаривает с Меле. Потом она вышла оттуда, неся девочку на руках. Та прильнула к ней, пряча личико у нее на плече.
— Меле, детка, ты должна сказать Гэву «до свидания».
Девочка повернулась ко мне, протянула ручонки, и я взял ее, крепко прижал к себе и сказал:
— Ничего, Меле, все будет хорошо. Ты пока занимайся с Диэро, обещаешь? И помогай Ирад делать уроки. Тогда скоро вы обе станете очень умными. — Я сам не знал, что говорю. Слезы выступили у меня на глазах. Я поцеловал Меле и поставил ее на пол. Потом взял руку Диэро, поднес к губам и некоторое время не отпускал. А потом резко повернулся и вышел за дверь.
Я быстро прошел к себе в комнату, прицепил к поясу свой нож, надел куртку, сунул в карман томик Каспро и в последний раз оглядел эту маленькую комнатку, единственную «свою» комнату, какая у меня была в жизни.
Из дома Барны я выбрался через черный ход и кружным путем пошел туда, где жили сапожники. Омытый лунным светом, этот деревянный город казался мне сейчас серебристо-голубым, молчаливым и прекрасным; и прекрасны были густые черные тени, пересекавшие его.
ЧАСТЬ III
Глава 11
Чамри тут же проснулся, стоило мне присесть рядом на лежанку. Я объяснил, что хочу немного пожить с ним, поскольку у нас с Барной возникла размолвка.
— Какая еще размолвка? — встревожился он. И довольно быстро вытянул из меня всю эту историю, хотя я вовсе не собирался ничего особенного ему рассказывать. — Ты хочешь сказать, та девушка оказалась в твоей комнате? Ох, клянусь Священным Камнем! Так тебе надо поскорее убираться отсюда, и чем дальше, тем лучше!
Я стал спорить, доказывая, что это всего лишь недоразумение, что Барна был просто пьян. Но Чамри уже вылез из постели и рылся под своим лежаком.
— Где тут твои вещички? Твои рыболовные снасти и все остальное… Ага, вот они. Я же знал, что все здесь. Ну, хорошо. Бери свои манатки, ступай к воротам и скажи охране, что хочешь еще до восхода солнца успеть к тому озеру, где форель водится. Объясни им, что самый лучший клев как раз на рассвете…
— Самый лучший клев на закате, — поправил я его.
Он глянул на меня со скорбным отвращением. Потом посмотрел более внимательно, с искренней озабоченностью, и ласково коснулся моей щеки.
— Влепил он тебе, да? Твое счастье, что он тебя прямо на месте не убил. Но если ты ему снова на глаза попадешься, он тебя точно прикончит. Он всегда так. Из-за женщины убить готов. Или если ему покажется, что кто-то его власть ослабить пытается. Я это не раз собственными глазами видел. Видел, как он человека убил. Удушил, вернее; голыми руками шею ему сломал. Вот что, бери-ка свои снасти и одеяло свое старое тоже непременно прихвати. И ступай к воротам.
Но я по-прежнему стоял столбом.
— Ох, ладно, я сам с тобой пойду, — сердито буркнул Чамри и действительно пошел со мной. Он торопливо провел меня по задам зданий к городским воротам, при этом не умолкая ни на минуту; он все время о чем-то со мной разговаривал, объяснял, что мне сказать охране и как вести себя, когда я окажусь вдали от лагеря, в лесу. — По тропам не ходи! — предупреждал он. — Все они для тебя сейчас опасны, все охраняются, и ты там почти наверняка на патруль наткнешься. Хорошо бы… Да! Вот именно! Вот пусть он тебя и проводит! Давай-ка сюда свернем на минутку. — И мы свернули на ту улицу, где жил Венне вместе со своими приятелями-налетчиками. Меня Чамри оставил в густой тени под стеной дома, а сам вошел внутрь. Я стоял, смотрел вокруг, и мне казалось, что серебристо-голубые крыши города словно танцуют, слегка покачиваясь в такт болезненному тиканью у меня в висках. Чамри вскоре снова вышел из дома, ведя за собой Венне. — Значит, так, — сказал он мне, — ты собрался не на рыбную ловлю, а на охоту. А теперь пошли!
У Венне за спиной висели два лука и колчан со стрелами.
— Мне очень жаль, что ты попал в беду, Гэв, — тихо сказал он мне.
Я попытался объяснить, что ни в какую беду я не попал, что Барна был просто пьян, что вся эта паника совершенно ни к чему, но Чамри прервал мои излияния:
— Не слушай его, Венне. По-моему, Барна ему все мозги начисто отшиб. Ты отведи его подальше, чтобы он без опаски и поскорее отсюда убрался.
— Это я могу, — сказал Венне. — Если только нас за ворота выпустят.
— А уж это мое дело, — заверил его Чамри. И действительно, он так умело заговорил зубы страже, что нас моментально выпустили за ворота. Болтая со стражниками, Чамри первым делом выяснил, не давал ли Барна каких-либо распоряжений относительно меня. Но было ясно, что о случившемся стражникам ничего не известно. Зато они прекрасно всех нас знали и запросто отпустили, предупредив лишь, чтобы мы непременно до заката вернулись назад. — Ну, я-то почти сразу вернусь, — успокоил их Чамри. — Я по ночам в лес не хожу. Я просто этих идиотов проводить вышел.