Заметив, что Меле с завистью и восхищением любуется очень красивым вышитым платьем из шелка цвета слоновой кости, я как бы невзначай сказал ей:
— Знаешь, Пискля, тебе совсем не обязательно продолжать быть Мивом.
Она стыдливо понурилась и прошептала:
— Все равно оно мне слишком велико. — Платье действительно было на взрослую женщину. Мы всласть полюбовались им, вышли из лавки, и Меле вдруг сказала: — Знаешь, оно чем-то очень похоже на Диэро.
И я был с ней совершенно согласен.
В конце концов мы выбрали себе узкие мужские штаны, льняные рубашки и куртки; так были одеты почти все мужчины и мальчики вокруг. Для Меле я отыскал элегантную бархатную курточку с пуговицами, сделанными из медных монеток. Она была страшно довольна и все рассматривала эти пуговки, пока мы снова взбирались на крепостной холм.
— Ну вот, теперь у меня всегда будет немножко денег, — говорила она.
Подойдя к стойке уличного торговца, мы перекусили хлебом с оливковым маслом и маслинами, и я сказал:
— А теперь мы пойдем повидаться с тем великим человеком.
Меле пришла в восторг. Она, точно козочка, скакала впереди меня, поднимаясь по крутой улочке, а я шел за ней, подгоняемый какой-то пугающей решимостью. По дороге я забежал в гостиницу и взял свою заветную книжку, завернутую в тростниковую ткань.
Дорогу Сампатер объяснил хорошо; мы сразу нашли тот дом, который был нам нужен, — высокое узкое строение, вплотную примыкавшее к выступающей из щеки холма скале. На этой улице дом Каспро оказался последним. Я подошел к двери и постучался.
Дверь открыла молодая женщина с такой бледной или белой кожей, что мне показалось, ее лицо светится. А уж волосы! Мы с Меле так и уставились на ее волосы; никогда в жизни не видел я таких волос! Они были точно тончайшая золотая проволока, точно взбитая овечья шерсть, точно светящийся нимб у нее над головой!
— Ой! — невольно воскликнула Меле, и я чуть не сделал то же самое.
Женщина слегка улыбнулась. Я представил себе, какими смешными мы ей, должно быть, кажемся: два мальчика, большой и маленький, чистенькие, но страшно скованные, стоят на пороге, пялятся на нее во все глаза, но не говорят ни слова. Улыбка у нее была добрая, и это придало мне смелости.
— Я пришел в Месун, чтобы повидаться с Орреком Каспро, если… если это возможно, конечно, — сказал я.
— Да, я думаю, это вполне возможно, — кивнула она. — Не могу ли я узнать…
— Мое имя Гэвир Айтана Сидой. А это мой брат… его зовут Мив…
— Меня зовут Меле, я девочка, — быстро сказала Меле и тут же нахохлилась, нахмурилась, точно крошечный ястребок, и опустила глаза.
— Пожалуйста, войдите, — пригласила нас женщина. — Меня зовут Мемер Галва. Я сейчас спрошу, не освободился ли Оррек. — И она ушла, быстрая и легкая, и ее чудесные волосы пылали у нее над головой, точно пламя свечи, точно солнечный свет.
Мы стояли в узком вестибюле. По обе стороны виднелись двери в разные другие помещения.
Меле просунула в мою ладонь свою ручонку и прошептала:
— Это ничего, что я назвалась не Мивом?
— Конечно, ничего. Я очень даже рад, что ты не Мив. Она кивнула. И вдруг снова воскликнула, но гораздо громче:
— Ой!
Я проследил за ее взглядом и остолбенел: по коридору навстречу нам шел лев.
Он, как бы не замечая нас, остановился в дверном проеме, виляя хвостом и нетерпеливо оглядываясь через плечо. Только это был не черный болотный лев; он был цвета песка и не слишком большой. И я беззвучно прошептал: «Энну!»
— Иду, иду, — послышался чей-то звонкий голос, и в дверях показалась женщина, спешившая следом за львом.
Увидев нас, она воскликнула:
— О, пожалуйста, не бойтесь! Она совсем ручная. Я не знала, что здесь кто-то есть. Может быть, вы пройдете в гостиную?
Львица слегка повернулась к ней и села, всем своим видом выражая нетерпение. Женщина положила руку ей на голову и что-то тихонько сказала, а львица чуть обиженно ответила: «Ауфф!»
Я посмотрел на Меле. Девочка застыла как изваяние и не сводила с львицы глаз; на лице ее были написаны весьма сложные чувства — то ли ужас, то ли полное восхищение. Женщина тоже смотрела на нее.
— Ее зовут Шетар, — сказала она, обращаясь именно к Меле. — К нам она попала еще котенком. Хочешь ее погладить? Она это любит. — Голос у женщины был необычайно приятный, низкий, грудной, мелодичный. А говор ее напомнил мне Чамри Берна — видимо, она тоже была уроженкой Высокогорий.
Меле, еще крепче сжав мою руку, кивнула, и мы с ней осторожно подошли к львице. Женщина улыбнулась нам и сказала:
— Меня зовут Грай.
— Она — Меле. А я — Гэвир.
— Меле! Какое чудесное имя! Шетар, пожалуйста, поздоровайся с Меле, как полагается.
Львица вскочила и, повернувшись к нам мордой, низко поклонилась — вытянула передние лапы, как это делают кошки, когда потягиваются, и опустила на них подбородок. Потом выпрямилась и выразительно посмотрела на Грай. Та достала что-то из кармана, сунула львице в пасть и похвалила ее:
— Хорошая девочка!
Через несколько минут Меле уже гладила львицу по широкой голове и мощной шее, а Грай легко и непринужденно отвечала на ее вопросы насчет Шетар. Это пока всего лишь пол-львицы, сказала Грай, а я подумал: и половины более чем достаточно!
Затем Грай повернулась ко мне:
— Вы, наверное, пришли с Орреком повидаться?
— Да. Но… та госпожа сказала, чтобы мы подождали. Как раз в эту минуту в вестибюль вернулась Мемер Галва и сообщила:
— Он попросил вас подняться к нему в кабинет. Если хотите, я покажу вам дорогу.
А Грай предложила:
— Может, ты, Меле, предпочтешь пока побыть с нами? С Шетар и со мной?
— Ой, конечно! Пожалуйста! — выпалила Меле и посмотрела на меня, проверяя, хорошо ли это с ее стороны.
— Пожалуйста, — эхом откликнулся я. — Конечно, оставайся. — Сердце мое стучало как бешеное, и все мысли куда-то разбежались. Я последовал за бледным пламенем волос Мемер, и мы, поднявшись по узенькой лесенке, оказались в каком-то коридоре.
Когда она открыла дверь, я сразу понял, где нахожусь. Я узнал это помещение; я его вспомнил. Я был здесь множество раз, в этой темной комнате с высоким окном, со столом, заваленным книгами, с этой горящей настольной лампой… Я узнал это лицо, которое повернулось ко мне, живое, печальное, незащищенное. Я узнал этот голос, произносящий мое имя…
Я не мог вымолвить ни слова. Я замер, точно каменная глыба. А он внимательно посмотрел на меня и тихо спросил:
— В чем дело, Гэвир?
Я пробормотал какие-то извинения, а он встал, снял со стула стопку книг, усадил меня на него и сам тоже уселся напротив.
— Итак?
Я сжимал в руках свой сверток из тростниковой ткани. Потом развернул его, неловко цепляясь за волокна, и протянул ему «Космологии».
— Когда я был рабом, — сказал я, — мне было запрещено читать ваши книги. Но один мой друг, тоже раб, подарил мне свой рукописный экземпляр «Космологии». Когда я потерял все на свете, то потерял и эту книгу, однако она снова была мне подарена и вместе со мной пересекла две реки — реку смерти и реку жизни. Она служила мне знаком, указывавшим, где находится главное мое сокровище. Она была моим проводником. И я… я последовал за нею к ее создателю. И, увидев вас, я понял, что это вас я всю жизнь видел в своих видениях, что именно сюда я и должен был прийти…
Он взял маленький томик в потрепанном, разбухшем от воды переплете, повертел его в руках, осторожно, с нежностью открыл и прочел:
— «Три вещи, приумножаясь непрерывно, укрепляют душу: любовь, знания и свобода». — Он вздохнул и сказал чуть устало, возвращая мне книгу: — Я был ненамного старше тебя, когда написал это. Ты оказал мне великую честь, Гэвир Айтана. Ты сделал мне самый лучший подарок, какой только читатель может сделать писателю. Могу ли и я что-нибудь подарить тебе?
И у него тоже был говор уроженца Верхних Земель, как у Чамри Берна.
Я молчал; у меня не было слов. Моя вспышка красноречия была недолгой, и теперь язык точно прилип к небу.
— Ну что ж, у нас еще будет время обсудить это, — ласково сказал он, заметив, в каком я состоянии. — Лучше расскажи-ка мне немного о себе. Где ты жил, когда был рабом? Насколько я могу судить, это не та страна, которую я так хорошо знаю. У нас в Верхних Землях рабы разбираются в книгах не лучше хозяев.
— Я был рабом в Доме Арка, это в Этре. — И слезы выступили у меня на глазах, стоило мне произнести эти слова.
— Но ты ведь явно уроженец Болот! Я не ошибся?
— Нас с сестрой похитили охотники за рабами… — И постепенно ему удалось вытянуть из меня всю историю моей жизни, в кратком изложении, разумеется, однако он все продолжал меня расспрашивать и не позволял забегать вперед. Я не стал особенно распространяться о гибели Сэлло — не мог же я взвалить на плечи почти незнакомого человека самое большое горе своей жизни. Но когда я добрался до своего возращения в лес и встречи с Меле, глаза его блеснули, и он сказал:
— Мою мать тоже звали Меле. И мою маленькую дочь… — Голос его дрогнул, и он отвернулся. — Эта девочка ведь, кажется, пришла с тобой? Так Мемер мне сказала.
— Ну да, не мог же я в лесу ее оставить, — сказал я; мне казалось, что присутствие Меле в этом доме требует неких извинений.
— А кое-кто наверняка смог бы.
— Меле очень способная! — быстро заговорил я. — У меня никогда не было такой замечательной ученицы. Она все прямо на лету схватывает. Я надеюсь, что здесь… — И я вдруг умолк. А на что я, собственно, надеялся? Как в отношении Меле, так и себя самого?
— Здесь она, разумеется, сможет получить все, что такой малышке необходимо, — быстро и твердо сказал Оррек Каспро. — Как же ты странствовал с маленькой девочкой на руках? Как вам вообще удалось добраться от Данеранского леса до Месуна? Нелегко, должно быть, пришлось?
— Да нет, это оказалось не так уж и сложно, пока я не узнал, что… что мои враги из Аркаманта все еще охотятся за мной, что они идут за нами по пятам. — Но я не стал называть их имена — Торм и Хоуби. Я чувствовал, что мне необходимо самому вернуться туда и сказать им в лицо, кто они такие. Сказать им, что в смерти моей сестры виновны именно они, что эта смерть по-прежнему на их совести.