, миссис Эмерсон. Не беспокойтесь о том, чтобы завтра посылать за мной шлюпку: я сяду на паром и отправлюсь прямо на раскопки.
Это был изящный, джентльменский поступок, и я так и сказала.
– Возможно, вы не против взять завтра с собой мисс Мармадьюк, сэр Эдвард.
– Ни в коем случае. Я мог бы – с вашего разрешения, конечно – пригласить её поужинать со мной вечером. Она кажется очень застенчивой и пугливой; возможно, я смогу её успокоить.
Я собиралась ответить, но тут Эмерсон вышел из коридора, ведущего к каютам.
– Амелия! Чем, к дьяволу, ты занята? Я жду тебя.
Сэр Эдвард удалился, и я попыталась успокоить Эмерсона, сообщив о разговоре.
– Хм-м, – задумался Эмерсон, ведя меня в нашу комнату. – Значит, он обратил своё внимание на мисс Мармадьюк?
– Если бы это было так, Эмерсон…
– Слушай, Пибоди, ты меня шокируешь! – Эмерсон снова пришёл в хорошее настроение. Он опустился на колени и начал расшнуровывать мои ботинки. (Наедине он позволяет себе такие мальчишеские сентиментальные жесты.) – Конечно, ты не позволишь такому светскому распутнику, как сэр Эдвард, напасть на робкую деву.
– Если бы она была робкой девой, такой опыт принёс бы ей только пользу. – Эмерсон усмехнулся, и я продолжила: – Но мисс Мармадьюк – не та, кем кажется, Эмерсон. Не знаю, будет ли этот ужин совещанием заговорщиков или состязанием соперников, но со стороны сэра Эдварда вполне разумно открыто пригласить её, поскольку большинство людей восприняло бы подобное предложение так же, как и ты.
– Он умный парень, – согласился Эмерсон. – Но, вероятно, не такой уж дьявольски умный, как ты думаешь. Возможно, мы воображаем врагов там, где их нет, Пибоди. И теперь, когда мы нашли гробницу, даже Риччетти может сдаться.
– Ты предлагаешь, чтобы мы воздержались и не рассказывали Эвелине и Уолтеру о прежних нападениях, загадочных обстоятельствах…
– Да, чёрт побери, конечно. Зачем им излишние тревоги?
Он обхватил мои босые ноги большими коричневыми руками и посмотрел на меня с улыбкой.
– Если бы я считала, что не следует их беспокоить, я бы ни словом не обмолвилась Эвелине, – сказала я.
Эмерсон бесцеремонно отпустил мои ноги и встал.
– Так я и знал. Ладно, Пибоди, ты, как обычно, опередила меня, и, полагаю, Рамзес – тоже. Я иногда задаюсь вопросом, каково это – быть уважаемым патриархом обычной английской семьи.
– Очень скучно, Эмерсон.
Хмурый взгляд Эмерсона превратился в принуждённую усмешку.
– Верно, Пибоди. Приходи в салон, когда переоденешься, а я приготовлю виски.
Мы выпили виски, Уолтер, Эмерсон и я. Рамзес потребовал свою долю:
– По законам ислама, иудаизма и нескольких нубийских племён я скоро стану мужчиной, отец[151], – но чисто механически, так как он совершенно не ожидал, что его требования сегодня возымеют больший эффект, чем раньше. Спустилась ночь. Звёзды мерцали в тёмных небесных глубинах, ветер доносил мягкий плеск воды и мистический аромат Египта.
Я начинала сожалеть о том, что так быстро доверилась Эвелине. В тот вечер она выглядела очень хрупкой и смехотворно молодой; светлые волосы падали на плечи, удерживаемые одним лишь шарфом. Уолтер выглядел ещё хуже: лицо было опалено солнцем, а движения – такие же неуклюжие, как у старого джентльмена, страдающего ревматизмом. Несколько недель обычной археологической деятельности могли бы закалить его и принести ему пользу, но наша археологическая деятельность редко была обычной, а нынешние раскопки обещали быть ещё опаснее. Оставалось только молиться, чтобы преисполненная благих намерений попытка помочь нашим любимым не поставила под угрозу их жизнь.
Но не тогда, когда мы заняты работой, сказала я себе, наградив нежным взглядом решительный профиль и крепкое тело Эмерсона. Я отбросила предчувствия и обратилась к Уолтеру:
– Хотя я и не хочу бросать тень на нашу радостную встречу, Уолтер, но должна предупредить вас с Эвелиной о том, что произошло. Это довольно длинная история...
Улыбаясь, Уолтер прервал меня:
– Полагаю, твоя история не столь длинна, как версия Рамзеса. Несомненно, дорогая сестра, твоя интерпретация этих событий отличается от его мнения, но не требуется повторять сами факты.
– Интерпретации Амелии, как правило, отличаются от всех остальных, – фыркнул Эмерсон. – Вначале, я признаю, мы стали предметом определённого… э-э… внимания. Эти меры предпринимались, чтобы помешать нам отыскать гробницу. Теперь, когда мы нашли её, нет никаких оснований для того, чтобы это внимание сохранялось.
Он вынул свою трубку с видом человека, сказавшего последнее слово и не намеренного разрешать обсуждение.
Рамзес прочистил горло.
– Со всем уважением, отец, эта гипотеза не может объяснить некоторые из... э-э… проявлений внимания. Самыми любопытными из них были визит мистера Шелмадина и его последующее исчезновение. Должно быть, он знал, что намёки на древние культы и реинкарнацию будут скорее раздражать, чем убеждать тебя, и если кольцо не было подлинным, он потратил немало денег и усилий, чтобы его изготовить.
Эвелина бросила на меня вопросительный взгляд. Я покачала головой. Совсем неподходящий момент для упоминания о нашем недавнем открытии. Я намеревалась сохранить его для последнего удара, который разрушит скептицизм Эмерсона и заставит его признать, что я была права с самого начала.
– Он был сумасшедшим, – отрезал Эмерсон. – Египтология вдохновляет сумасшедшие теории.
– Верно, – согласился Уолтер. – И чисто случайное совпадение, что парень решил выдвинуть именно эту конкретную сумасшедшую теорию вскоре после того, как ты решил искать именно эту конкретную гробницу, да?
Эмерсон начал выходить из себя. Участившееся дыхание помешало ему произнести хоть слово, так что я опередила мужа.
– Всё наоборот, Уолтер, – объяснила я. – Эмерсон действительно намеревался работать на кладбище Семнадцатой династии, но только после визита мистера Шелмадина он начал увязывать другие подсказки с определённым местом. Эмерсон, не отрицай; это твои собственные слова: «Кто-то нашёл могилу Тетишери. Это единственная гипотеза, объясняющая всю возникшую кипучую деятельность».
– Никакой разумной гипотезы для Шелмадина не существует, – яростно возразил Эмерсон. – Его визит был совпадением.
– А его смерть – ещё одним совпадением? – спросила я. – Тело опознано, Эмерсон.
Эмерсон глубоко, судорожно вздохнул.
– А откуда тебе это известно, Амелия? Проклятье, ты общалась с каирской полицией? Как ты…
– Как ты знаешь, дорогой, сэр Элдон Горст[152] – мой старый друг. Он ответил на мою телеграмму несколько дней назад. Шелмадина опознали...
Я сделала паузу. Я не часто дразню моего любимого Эмерсона, но на сей раз искушение было непреодолимым.
– Ну? – потребовал он продолжения. – Прекрати свою клятую театральщину, Амелия. Конечно, по кольцу.
– Нет, дорогой. Я собиралась сказать, что его опознала женщина по некоторым… э-э… физическим особенностям. На теле мистера Шелмадина не нашли кольца. Сейчас оно находится у мисс Мармадьюк.
Театральная профессия всегда интересовала меня. Я применила определённые сценические уловки при подготовке к своему объявлению – пауза, ложное направление и, наконец, то, что я называю «Взрыв на глазах у зрителей». Лучший результат вряд ли можно было вообразить. Публика ошеломлённо застыла в полном изумлении. Даже Эвелина выглядела удивлённой – не новостью, а моим методом изложения и, возможно, реакцией Эмерсона. Кровь хлынула ему в лицо, и из приоткрытых губ вырвалось несколько сдавленных хрипов.
– Это правда! – воскликнула Эвелина. – Мы нашли его в комнате мисс Мармадьюк, спрятанным в ботинке. О Боже. Возьми стакан воды, Рэдклифф, прошу тебя.
Эмерсон отмахнулся.
– Вы… вы обе… вы искали... Всемогущий Боже!
– Это было необходимо, Эмерсон, – заверила я его. – Как ты думаешь, решилась бы я на такое вопиющее нарушение правил приличия, если бы не чувствовала, что должна?
Румянец гнева исчез со щёк Эмерсона. Его губы дёрнулись.
– Удар, Пибоди, ощутимый удар, – признал он. – И очень изящно нанесённый.
– Итак, ты уступаешь, Эмерсон?
– Я в долгу перед тобой, – пробормотал Эмерсон. – Но будь я проклят, если что-нибудь уступлю, Пибоди, пока не пойму точно, что уступаю.
– Как всегда, шутите, профессор, – усмехнулась Нефрет. – Вы знаете не хуже меня, о чём свидетельствует кольцо. Мисс Мармадьюк – шпионка и член банды, убившей мистера Шелмадина! Возможно, он и был сумасшедшим, но не безобидным. Его убили, чтобы помешать поделиться с вами сведениями, которые конкуренты мистера Шелмадина хотели сохранить в секрете от вас.
Рамзес прочистил горло.
– Есть ещё одно объяснение...
– Рамзес, – начала я зловеще.
– ... которое, я уверен, известно маме, и от упоминания о котором она воздержалась лишь потому, что поддразнивала тебя, отец, и ждала, когда ты сам предложишь его.
– Продолжай, – буркнул Эмерсон, искоса взглянув на меня.
– Да, сэр. Я уверен, что однажды вечером за ужином по замечаниям мисс Мармадьюк ты заподозрил, что она может быть последователем мадам Блаватской и теософов. Её реакция на предметы, которые я стал упоминать, подтвердила это впечатление. Мистическая книга на иврите под названием «Каббала»[153] и убеждения некоторых индуистских сект являются частью философских основ теософии.
– Мы уже установили её религиозные взгляды, Рамзес, – нетерпеливо перебила я.
– Так, – продолжал Рамзес, – но, как вам, конечно, известно, ещё одним важным принципом этой догмы является вера в реинкарнацию. «Эта жизнь» – только одна из многих, и поведение человека в нынешнем воплощении влияет на будущие жизни. Несомненно, это не просто совпадение, что человек, посетивший вас в Каире, заявил, что является реинкарнацией древнеегипетского жреца. Мы не можем быть уверены, что кольцо, найденное матерью, было тем же, что показывал ей Шелмадин. Может существовать два или более, как знаки отличия, которые носят члены тайного теософского общества. Если это так, Мармадьюк и Шелмадин могли знать друг друга, но не обязательно с преступными целями. В настоящее время, – за