– Он считает, что безопасно. Вперёд.
Рамзес бросился по сходням и вставил голову и плечи в отверстие.
– Чёрт побери, Рамзес, – прорычал любящий отец, – ты ничего не придумал лучше, чем нырнуть с головой в тёмную дыру? Зажги свечу и, ради Бога, постарайся не поджечь себя или какие-либо легковоспламеняющиеся предметы, с которыми можешь столкнуться.
– Я огорчён тем, что пренебрёг свечой, сэр. Волнение преодолело мою привычную осторожность.
– Ха, – отозвалась я. – Продвигайся медленно, Рамзес, и не переставай говорить.
– Прошу прощения, мама. Правильно ли я тебя расслышал?
Не думала, что я когда-либо отдам подобный приказ, но сейчас я была не в настроении реагировать на своеобразный юмор Рамзеса.
– Вы слышали меня, молодой человек. Не дальше шести-восьми футов после входа. По мере продвижения детально описываешь, что видишь и как себя чувствуешь.
Держа свечу в вытянутой руке, Рамзес уже залез в туннель почти целиком. Его «Да, мама» отозвался искажённым эхом.
– Минуту, – приказал Эмерсон. Видимая часть Рамзеса – его нижние конечности от колен и до стоп – покорно замерли. Эмерсон обмотал верёвку вокруг левой лодыжки мальчика и натянул её. Комментариев от Рамзеса не последовало. – Давай, – сказал Эмерсон. – И не прекращай говорить или, по крайней мере, шуметь. Если твой голос умолкнет более чем на тридцать секунд, я вытащу тебя оттуда.
Мы собрались вокруг подножия сходней, и отблеск свечей падал на лица, столь же серьёзные и взволнованные, как и моё. Уолтер успокаивающе обнял Эвелину, чьи расширившиеся глаза устремились на отверстие, в котором исчезли ноги Рамзеса.
Последний жест Эмерсона продемонстрировал тем, кто ещё не знал, насколько опасным было это мероприятие. Небрежно вырытый туннель может рухнуть. Воздух в глубинах – чьи масштабы пока неизвестны – оказаться ядовитым. Список возможных опасностей был слишком длинным, чтобы сохранять спокойствие, и верёвка вокруг лодыжки Рамзеса могла стать единственным шансом, если вдруг мальчик столкнётся с одной из них.
Должно быть, даже Рамзесу было трудно постоянно говорить в этом замкнутом пространстве, и пыль забивала рот и горло, но он выполнял приказ. По мере того, как Рамзес продвигался дальше, становилось всё труднее понимать его слова:
– Раскрывается… – одна фраза, затем – саван мумии… – и, громко и ясно – бедренная кость.
– Предполагалось, что он обнаружит кости, – негромко бросила я Эвелине, пытаясь ослабить её очевидную тревогу.
– Мне всё равно, что он говорит, пока продолжает говорить, – прошептала Эвелина. – Как далеко он прошёл, Рэдклифф?
Эмерсон посмотрел на верёвку.
– Менее трёх метров. Медленное продвижение с...
Вырвавшийся из проёма вопль, зловеще усиленный эхом, заставил мужа отшатнуться с ответным возгласом страха и ужаса. Но только на мгновение. Вцепившись в верёвку, он резко дёрнул её. Рамзес продолжал завывать, а Эмерсон – изо всех сил тащить верёвку, пока ноги Рамзеса не оказались снаружи. Отбросив верёвку, Эмерсон схватил ноги и вытащил мальчика, подняв его на руки.
Глаза Рамзеса были плотно закрыты, что неудивительно, поскольку пыль покрывала веки, а кровь из многочисленных порезов и ссадин заливала нос и лоб. Я сорвала крышку с фляги и плеснула содержимым в лицо Рамзеса.
– Спасибо, – сказал Рамзес.
Эвелина, бледная как призрак, достала свой платок и вытерла ему лицо.
– Что это было? Где ты поранился?
– Нигде, – ответил Рамзес. – За исключением порезов и ушибов, которые произошли из-за неосмотрительного извлечения отцом моей персоны из туннеля. Прошу тебя, мама! Здесь дамы.
Я рванула разодранную рубашку так, что пуговицы полетели во все стороны – как обычно поступает Эмерсон. Бинт оставался на месте и не запятнан. Во всяком случае, кровью.
– Он выглядит практически целым, – заметила я.
– Укус змеи, – прохрипел Эмерсон.
– Абсурд, Эмерсон. Что делать кобре в глубине гробницы?
– Тогда почему он кричал? – Лицо Эмерсона вновь приобрело нормальный цвет. – Я в жизни не слышал, чтобы он издавал такие звуки.
– Первоначальный вскрик, – огорчённо произнёс Рамзес, – был вызван шоком и удивлением. Затем я продолжал кричать, потому что пытался заставить тебя перестать тащить меня с такой болезненной стремительностью. Ты можешь опустить меня, отец, уверяю тебя, я вполне способен стоять без поддержки, и это очень унизительно, когда тебя держат, как…
– Почему ты кричал? – Зубы Эмерсона были сжаты – как и руки, державшие Рамзеса.
– Не от страха, поверьте мне. – Рамзес бросил взгляд на Нефрет. – Я не столкнулся ни с чем, что могло бы вызвать тревогу. В действительности там довольно легко продвигаться после первых нескольких шагов. Ступеньки крутые и разрушенные, но в нижней части нет мусора и кобр. Очевидно, нынешние воры сняли крышку саркофага для мумии, чтобы найти амулеты и украшения... Мама! Останови её, отец, физической опасности нет, но выглядит это... О, ко всем чертям!
Я добралась до сходней за долю секунды до Нефрет и оказалась в туннеле прежде, чем Эмерсон смог мне помешать. Я достаточно хорошо знала стиль объяснений моего сына, чтобы быть уверенной: он продолжит болтать, намеренно нагнетая неопределённость и беспокойство, пока не доведёт меня до недостойных словесных или физических возражений. Мне следовало лично выяснить, что же произошло.
Рука схватила меня за ногу, но я вырвалась. (У меня не меньше опыта в преодолении сужающегося пространства, чем у Рамзеса, хотя мне и не доверяют.)
Воздух в глубинах египетских гробниц отнюдь не является ароматом, но по мере продвижения я почувствовала неприятный запах, совершенно не похожий на то, с чем сталкивалась раньше. Как и говорил Рамзес, обломки покрывали только самые верхние ступени, и сердце забилось быстрее, когда крошечное пламя свечи высветило внизу безошибочно узнанную мной форму футляра для мумии. Воздух был спёртым, свеча горела скверно. Я поползла чуть ли не вплотную, прежде чем поняла, что это не тот гроб, который я надеялась увидеть. Ни блеска золота, ни сияния вставленных камней, ни каких-либо признаков надписи. Пыль покрывала только ровную белую поверхность окрашенного дерева.
Значит, не королевский гроб. Разочарованная, но по-прежнему любопытствующая, я поднялась на колени. Крышка была снята и откинута в сторону. Моим глазам предстал обитатель гроба во всей своей красе.
Следует понимать буквально. Тело было полностью обнажено, без единой пелены. И – к сожалению – отлично сохранилось. Голова откинута назад, рот отвратительно искажён в застывшем крике агонии и отчаяния. Я отвернулась, прижав ладони ко рту, чтобы сдержать тошноту. Отвратительный, тошнотворный запах от гроба и сам по себе был достаточно плох. Но ещё хуже было осознание, поразившее меня, когда я увидела верёвки, связывавшие когтистые руки и окостеневшие ноги.
Человек был похоронен заживо.
10.МУЖЧИН МОГУТ СИЛЬНО ПРИВЛЕКАТЬ КАЧЕСТВА,КОТОРЫЕ НЕ СРАЗУ БРОСАЮТСЯ В ГЛАЗА
Хотя мне никогда особенно не нравились мумии, я за свою профессиональную карьеру научилась эффективно и беспрепятственно справляться с неприятными моментами. Но на сей раз пришлось достаточно быстро изменить своим принципам. Был поздний час, когда мы вернулись на «Амелию», но я признала необходимость обсуждения и целительных возлияний. После случившегося невозможно было попросту спокойно отойти ко сну.
Мы все видели мертвеца, кроме Эвелины, утверждавшей, что наших описаний вполне достаточно. Эмерсон, которого тянет к мумиям, как к магниту, был готов ползти по горящим углям ради этой. С помощью Абдуллы ему удалось достаточно расширить пространство, чтобы протиснуться, и он оставался там так долго, что я пожалела, что не обвязала его верёвкой. Пришлось снова заползать в туннель и угрожать собственноручно вытащить его, чтобы он согласился вернуться. Эмерсон не особенно чувствителен к атмосфере, и на меня это подействовало так же, как и всё отвратительное, связанное с мумией: тусклый свет, колышущиеся тени, зловонный запах – и тот факт, что простой белый гроб с его ужасным обитателем охранял погребальную камеру королевы. При поспешном отступлении я заметила за гробом дверной проём, забитый массивными камнями.
Презрительно созерцая принесённый мной стакан тёплого молока, Рамзес заметил:
– Вот и причина отказа кошек войти в гробницу. Их обоняние, гораздо более острое, чем у нас, должно быть, учуяло этот мерзкий запах.
– Рамзес, это слишком фантастическая гипотеза, – возразила я. – Представление кошки о том, что представляет собой мерзкий запах, определённо не совпадает с нашим. Но я подозреваю, что мы должны поблагодарить мумию за то, что воры не вошли в погребальную камеру.
– Удивительно! – воскликнул Уолтер. – Рэдклифф, помнишь историю, которую мы слышали несколько лет назад в Гурнехе? О затерянной гробнице, в которой исчезли три человека, и больше их никто не видел?
– Детские сказки, – нетерпеливо отмахнулся Эмерсон.
– Это случилось совсем недавно, – настаивал Уолтер. – Парень, рассказавший нам об этом, утверждал, что приходится братом одному из пропавших.
– Типичная сказка, без сомнения, – задумчиво откликнулся Рамзес. – Но было бы интересно, не так ли, если бы некоторые кости, раздавленные ногами в преддверии, оказались современными?
– Чушь собачья, – отмахнулся Эмерсон. – Впервые увидев подобное зверство, они могли, конечно, завопить и скрыться, но вообще-то грабители гробниц привыкли ко всяческим кошмарам.
– Я никогда не видела настолько ужасный труп, – пробормотала я.
Эмерсон осторожно подлил виски в мой стакан.
– Я видел. В Королевском тайнике в Дейр-эль-Бахри.
– Эмерсон, этот бедняга был похоронен заживо!
– На сей раз, Пибоди, твоя мелодраматическая интерпретация, судя по всему, верна. У этой мумии те же характеристики, что и у другой, которую мне разрешили изучить несколько лет назад. Фактически, видимые параллели настолько точны, что я могу догадаться, что мы найдём, когда закончу осмотр, который мне не разрешили провести сегодня вечером.