– Разве это не замечательно? – спросил он у меня (конечно, сидевшей справа от него). – Чем больше, тем лучше, вот мой девиз. И очень красиво, если не принимать во внимание такую подержанную старую развалину, как я.
Пришлось согласиться. Никто так не украшает обеденный стол (или любую другую обстановку), как мой любимый Эмерсон, как всегда, загорелый и подтянутый, с чётко очерченными губами, изогнувшимися в добродушной улыбке, когда он увидел, что Нефрет пытается быть вежливой с Рамзесом. У неё появился талант к утончённому сарказму, который, конечно, Эмерсон не заметил. Заметил Рамзес, но пока не решил, что с этим делать.
Сэр Эдвард решил не рисковать и отказался от вечернего платья в пользу костюма вересковой окраски[172], подчёркивавшего голубые глаза и светлые волосы. Кевин… Что ж, даже лучший друг не мог бы назвать его красавцем, но веснушчатое лицо сияло от удовольствия, поскольку он оказался в такой компании. Раздражение «Таймс», «Миррор» и «Дейли мейл», сидевших за дальним столом, несомненно, лишь усиливало это удовольствие. Уолтер казался помолодевшим на десять лет, его лицо покрылось загаром, а в осанке появилась твёрдость.
Мистер Амхерст, новый помощник Сайруса, был приятным молодым человеком с песчаными волосами и аккуратно подстриженными усами. Никто из нас не встречал его раньше, так как он недавно закончил Оксфорд, где изучал классику. Он болтал с Эвелиной, которая никогда ещё не выглядела такой красавицей.
Однако самое счастливое лицо принадлежало мисс Мармадьюк. Как единственная незамужняя взрослая женщина, она, очевидно, посчитала, что ей выпала отличная возможность, и расцвела от внимания джентльменов. Её чёрное платье изменили так, чтобы демонстрировать руки, горло и плечи, и с помощью какого-то устройства, которое я не могла разглядеть, ей удалось соорудить высокую причёску. Худые щёки покраснели – а может, нарумянены. Метаморфоза была настолько существенна, что мне стало интересно, не собирается ли сэр Эдвард...
– В этом году немало туристов в Луксоре, – прервал Сайрус ход мыслей, не делавших мне чести. – Интересно, скольких из них привлекли новости о могиле.
– Во всяком случае, некоторые пытались её увидеть, – ответила я, узнав несколько знакомых лиц. – Лорд Лоури-Корри и его жена угрожали Эмерсону увольнением, когда он отказался позволить им подняться по лестнице.
– Каким увольнением? – озадаченно улыбнулся Сайрус.
– Одному Богу известно. По-моему, они уверены, что археологов нанимает британское правительство. – Я кивнула леди Лоури-Корри, издалека посылавшей мне убийственные взгляды.
Сайрус, наблюдавший за дуэлью, от души рассмеялся.
– Надеюсь, вы простите меня за такие слова, миссис Амелия, но у демократической формы правления есть свои преимущества. Аристократия может стать помехой.
– Эмерсон согласится с вами. Но, если вы простите меня за такие слова, Сайрус, некоторые американцы совсем не против аристократов – не только наших, но и американской аристократии богатства. Исходя из того, как дамы пресмыкаются перед джентльменом за тем столом, я делаю вывод, что он принадлежит к этой группе, поскольку его внешний вид не настолько приятен, чтобы вызывать подобную степень восхищения.
– Верно, миссис Амелия. – Сайрус нахмурился, глядя на маленького человечка с огромными усами, громко разглагольствовавшего с сильным американским акцентом. – Он житель Нью-Йорка и мой старый деловой конкурент. По-видимому, он очень увлёкся Египтом, потому что набрался невероятной наглости, навестил меня и попытался присоединиться к моим раскопкам. Берегитесь его. В следующий раз он попытается прорваться в вашу гробницу, и я бы за его слова гроша ломаного не дал.
– Вы могли бы дать ему ещё меньше, Сайрус.
– А Эмерсон – и того менее[173]. – Сайрус расслабился и предвкушающе улыбнулся. – Я просто надеюсь, что окажусь на месте, если он испробует свои уловки на вашем муже.
Я встретилась глазами с другим джентльменом, который сразу встал и подошёл к нашему столу.
– Как поживает ваш сын, миссис Эмерсон? Поскольку вы больше не посылали за мной, я допускаю, что всё обошлось без осложнений.
– Как видите, он – воплощённое здоровье. – Повернувшись к Сайрусу, я сказала: – Вы помните доктора Уиллоуби, Сайрус. Я рада возможности снова поблагодарить вас, доктор, не только за своевременную помощь при неприятности с Рамзесом, но и за заботу о моём муже прошлой зимой[174].
– Похоже, он полностью выздоровел, – заметил Уиллоуби, глядя на Эмерсона, который, судя по яростным жестам, спорил с Уолтером о филологии.
– Так, как вы и предсказывали, – ответила я. – Когда физическое здоровье улучшилось, то… э-э… нервное расстройство исчезло.
– Рад это слышать. И мои пациенты были бы рады, – добавил он с улыбкой, – если бы я оказался настолько непрофессионален, что обсуждал бы другие мои случаи с кем-либо, кроме пациента и его семьи. Но могу сказать вам, миссис Эмерсон, что случай вашего мужа вызвал у меня интерес к… э-э… нервным расстройствам, и я помог нескольким людям, консультировавшимся со мной по аналогичным проблемам. Моя практика постоянно растёт.
– Луксор становится известным как курорт, – согласилась я, – и присутствие врача с вашей репутацией должно привлечь в город многих инвалидов.
После дальнейшего обмена комплиментами доктор вернулся к своему столу, и Сайрус, с любопытством изучавший меня, заметил:
– Значит, с Рамзесом произошла небольшая неприятность – но настолько серьёзная, что потребовался хирург?
– Материнский инстинкт довольно часто реагирует преувеличенно, – ответила я и, в надежде сменить тему, продолжила без остановки: – Интересно: те, кто сидит за столом доктора – тоже его пациенты? Некоторые из них, кажется, страдают разве что от обжорства.
– Этому парню в красной феске, конечно, станет только лучше от нескольких недель на хлебе и воде, – рассмеялся Сайрус. – Он голландец, миссис Амелия, и редкостный бонвиван. Дама в чёрном рядом с ним – подданная императора Австрии. Недавно она потеряла своего мужа в результате трагического несчастного случая: он был страстным спортсменом, споткнулся о корень и застрелился вместо оленя, за которым охотился. Бедняжка крайне хрупкого здоровья; эта неприступная женщина слева от неё – сиделка, которая повсюду её сопровождает.
– Вы так осведомлены, Сайрус. Вы всех в Луксоре знаете?
– Я не знаком с другими дамами за столом Уиллоуби. Но не возражал бы против того, чтоб меня представили им. Ничего страшного в этом не вижу.
– Слишком много денег и слишком мало мозгов, без сомнения. Кто вам нравится, Сайрус, темноволосая леди или та, у которой тициановские волосы[175]? Я сомневаюсь, что это оригинальный цвет.
– А почему лишь одна? Я не скрываю восхищения представительницами прекрасного пола, миссис Амелия, и, поскольку вы недоступны, мне приходится искать утешения в другом месте.
Я уверена – не нужно объяснять Читателю, что причиной моих вопросов было отнюдь не вульгарное любопытство. За последние дни я не видела никаких признаков существования стервятников, но не сомневалась, что они по-прежнему кружат над нами, намереваясь получить контроль над империей, которую Сети оставил без правителя. Беда с неведомыми врагами в том, что их чрезвычайно сложно распознать[176]. И этими врагами могли оказаться, казалось бы, невинные туристы – от одного до всех.
После ужина мы удалились в сад выпить кофе. Фонари, висевшие на деревьях, бросали мягкое сияние на пышную зелень и нежные цветы; прохладный чистый воздух принёс долгожданную свежесть после многолюдной атмосферы столовой. Эмерсон немедленно приступил к загрязнению воздуха трубкой, а Сайрус, вежливо спросив разрешения, зажёг одну из своих чёрных сигарок.
– Итак, – приступил к делу последний, – когда вы рассчитываете добраться до погребальной камеры?
Бросив взгляд на Кевина, сидящего за соседним столом, Эмерсон сказал:
– Кто-то насторожил уши, да? Не вытягивайте шею, О’Коннелл. Ответ на вопрос мистера Вандергельта однозначен: «Откуда, чёрт побери, мне знать?» Пройдёт ещё несколько дней, прежде чем я закончу с преддверием, и затем на очереди проход неизвестной длины, который также требуется очистить от обломков. Если нам повезёт добраться до погребальной камеры, где бы она ни находилась, то не раньше марта.
– Ещё месяц? – возопил Кевин, придвигаясь вместе со стулом.
– По меньшей мере.
– Но я не могу так долго слоняться вокруг Луксора! Мой редактор не выдержит этого.
– Мне кажется, «Таймс» и «Миррор» тоже не смогут, – зловеще улыбнулся Эмерсон. – Даю разрешение передать им сведения, О’Коннелл. Итак, Вандергельт, вы спрашивали о следующем томе моей «Истории». В нём я хотел подробно обсудить развитие временного усиления власти жрецов Амона и его результат...
Пробормотав: «Begorrah![177]», Кевин встал и ушёл. Уловка удалась. Его и его читателей не интересовали теории Эмерсона о жрецах Амона. Я была настолько увлечена, что только после завершения непродолжительного, но оживлённого спора об Эхнатоне увидела, что некоторые из нашей компании исчезли.
– Проклятье! – воскликнула я. – Где Нефрет? Если девушка ушла с...
– С Рамзесом, очевидно, – простодушно ответил Эмерсон. – Прекрасная лунная ночь, Амелия, и кровь у молодых бурлит, и не даёт сидеть спокойно.
– Эвелина с Уолтером тоже отправились на прогулку под луной?
– Кажется, так. Присядь, Пибоди, что ты так волнуешься?
– Материнские инстинкты, – серьёзно заявил Сайрус. – Я сочувствую, миссис Амелия; ответственность за двух таких молодых людей должна быть колоссальной. Что же касается предрасположенности Рамзеса к несчастным случаям и красивого лица мисс Нефрет... Эмерсон, вскоре вы увязнете по… э-э… шею в заботах влюблённых.