«Бедекер»[180] считал, что только несколько королевских гробниц достойны быть отмеченными, и именно вокруг них собрались туристы. Игнорируя вульгарное сборище, Сайрус привёл нас к месту, которое выбрал для раскопок в этом сезоне. В тот день никто не работал, но ямы и кучи песка свидетельствовали о прошлых трудах.
– Я полагаю, что где-то здесь должна быть могила, – заявил Сайрус.
Мисс Мармадьюк с явным недоумением изучала бесплодную землю и груды щебня, а Эмерсон фыркнул:
– Вы бы лучше занялись, Вандергельт, проведением надлежащих раскопок одной из гробниц, которые никогда полностью не исследовались – номер 5, например[181]. Неполный план Бертона имеет несколько интересных особенностей.
– В чёртовой дыре полно мусора, – возразил Сайрус. – Потребуются месяцы, чтобы убрать его. Во всяком случае, это не королевская гробница.
– Типично, – пробормотал Эмерсон. – Всё, что вас волнует – королевские гробницы. Как и остальных.
После чего удалился, предоставив нам самим решать – остаться или следовать за ним.
– Куда ты, Эмерсон? – спросила я, пустившись вслед рысью.
Вежливый, как всегда (достаточно напомнить), он замедлил темп.
– Я хочу взглянуть на одну из могил, найденных Лоре[182] в прошлом году.
– Аменхотеп II? Там будет полно туристов, Эмерсон. Сам знаешь, как мумии привлекают толпу.
– Нет, – бросил Эмерсон.
Гробница, которую он искал, была вырыта в стороне от Долины. Как и большинство других, она был открытой и неохраняемой, и, когда мы начали спускаться по лестнице, я подумала, что Говарду следует этим заняться, если он надеется защитить гробницы.
Мы, конечно, захватили с собой свечи. В то время ни одна из гробниц не освещалась электричеством, а ступени были крутыми и разбитыми. Гертруда, которой галантно помогал Сайрус, тихо и тревожно вскрикивала, когда спотыкалась.
Лестница заканчивалась в квадратной комнате без украшений. Вторая каменная лестница вела в комнату, являвшуюся последним пристанищем короля. Саркофаг из красного песчаника, украшенный изображениями божеств-защитников, пустовал.
Эмерсон неопределённо хмыкнул, подошёл к правой стене и начал осматривать её.
Мне не требовалось разъяснять, почему он направился туда. Гробница принадлежала Тутмосу I, отцу царицы Хатшепсут, но Эмерсона их связь не интересовала. Это была самая ранняя королевская гробница в Долине – сооружённая несколькими поколениями позже, чем наша, но ближе к ней по времени, чем любая другая. По размерам она была намного меньше, чем длинные, тщательно продуманные усыпальницы более поздних периодов, и я поняла, что творится в голове у Эмерсона. Поскольку наша могила сооружена раньше, чем эта, она может быть устроена так же просто. Если так, заблокированный дверной проём в основании лестницы, которую мы видели, мог привести прямо в погребальную камеру.
Остальные собрались вокруг саркофага. Гертруда стояла в головах, склонив голову и сложив руки. Я заметила, что богиней, изображённой на этой части саркофага, была Нефтида[183] – не более прикрытая, чем Исида, поскольку обе дамы обычно изображаются в очень скудной, плотно облегающей одежде.
После изучения саркофага и перевода надписей (хотя никто не просил его об этом), Рамзес присоединился к отцу у стены.
– Её украшала расписная штукатурка, – догматично заметил он.
– Хм-м, – отозвался Эмерсон, идя боком и держа свечу близко к поверхности.
– Повреждена водой, – объяснил Рамзес Нефрет, подошедшей посмотреть, чем они заняты. – Комнаты часто затапливало. Поэтому с гробницами, расположенными у подножия скал, возникают трудности; можно было бы предположить...
– Хм-м, – сказала Нефрет вслед за Эмерсоном.
– Вы ещё не всё осмотрели? – нетерпеливо поинтересовался Сайрус. – Здесь нет ничего интересного.
Мне пришлось хлопнуть Гертруду по плечу, прежде чем она пробудилась от своей задумчивости – или медитации, или молитвы, или чем бы это ни было. Она повернулась ко мне с особенно глупым взглядом.
– Это прекрасно, – выдохнула она. – Увидеть Её здесь, в этой обстановке; воздух пронизан Её присутствием, силой веры.
– Если, говоря о «Ней», вы имеете в виду Исиду, – заметила я, – то выбрали не ту богиню. Это Нефтида. Исида находится у подножия саркофага.
Гертруду это не смутило.
– Она проявляет себя во многих формах. Всё есть Она. Она есть всё.
– Да неужели? Идём, Гертруда, или мы останемся в одиночестве.
– Но ведь я здесь, – заявил Сайрус. – У меня есть рука для каждой из вас, дамы.
– Это не оставит вам руку для свечи, – ответила я. – Позаботьтесь о мисс Мармадьюк, Сайрус. Я пойду с... Эвелиной?
Она уже ушла – не знаю, с кем, но не с мужем.
– С Уолтером, – закончила я. – Могу ли я опереться на твою руку, дорогой?
Не то чтобы я в этом нуждалась. Однако пристыженный взгляд указывал на то, что его хрупкое мужское эго требовало некоторой поддержки, и я с удовольствием предоставила её. Мы были последними, кто поднялся по лестнице, после чего тьма снова заполнила пустынную заброшенную комнату.
По предложению Рамзеса, разделяющего интерес отца к мумии (я бы добавила, в преувеличенной степени), мы подошли к могиле Аменхотепа II, обнаруженной только в прошлом году. Как и в Королевском тайнике в Дейр-эль-Бахри, в ней находились останки фараонов и королев, вывезенные из собственных гробниц на сохранение. Королевские останки были недавно вывезены в Каирский музей, за исключением тела самого владельца гробницы. Он по-прежнему лежал в открытом саркофаге и, естественно, привлекал всё больше мерзких зрителей. Неподобающее зрелище: сохраняющееся достоинство закутанного тела, иссохший венок, лежавший на груди – в окружении болтливых, потных, любопытствующих зевак. Кто-то с претензией на юмор грубо шутил, а другие капали свечным воском на мумию. Я поторопилась увести Эмерсона.
Мы отступили в соседнюю комнату, где находилась одна из самых любопытных достопримечательностей Долины. Помимо закутанных и вытащенных из гроба королевских мертвецов, в гробнице находились ещё три мумии. Они лежали там, где их нашли, обнажённые и безымянные. Двое были изуродованы древними грабителями гробниц и выглядели не очень симпатично, хотя далеко не настолько ужасно, как наша безымянная мумия. Одна, женская, сохранила следы красоты. Её длинные тёмные волосы лежали вокруг головы.
Конечно, Рамзес уже находился там и склонился над мумиями. Рядом стояла Нефрет, и когда мы вошли, то услышали замечание Рамзеса:
– Техника мумификации, несомненно, относится к временам Восемнадцатой династии. Посмотри на разрез.
Нефрет последовала совету, её лицо чуть ли не касалось отталкивающей поверхности мумии. Эмерсон усмехнулся. (Самые необычные вещи приводят его в хорошее настроение.)
– Я рад, что вы оба усердно учитесь, – сказал он. – Ты сделал какие-либо выводы, Рамзес?
– Что касается возможной личности этих мертвецов, ты имеешь в виду? – Рамзес задумчиво провёл пальцами по подбородку. – Я полагаю, что пожилая женщина является великой Хатшепсут.
Нефрет слегка вскрикнула от интереса и встала на колени, чтобы осмотреть тело поближе.
– Могут ли молодые люди быть её детьми?
– Невозможно определить, – сказал Рамзес. – И нет больше оснований полагать, что это Хатшепсут, чем любая другая королева того периода, чья мумия ещё не найдена.
Громкое «Pardon, madame!» позади заставило меня отойти в сторону. Вошли два туриста, сопровождаемые сэром Эдвардом, чьи выразительные брови приподнялись при виде Рамзеса и Нефрет, полусидевших рядом с мумиями.
– Удивительная молодая женщина, – пробормотал он. – Большинство женщин, бросив лишь один взгляд на такое, завопили бы от страха.
– Большинство женщин обучены вести себя по-идиотски, – ответила я.
– Полностью разделяю ваше мнение, миссис Эмерсон. После дам, с которыми мне посчастливилось встретиться в этом сезоне, обычная молодая англичанка покажется глупой и несерьёзной.
Я улыбнулась, признавая скрытый комплимент.
Туристы, как, несомненно, уже заключил Читатель, принадлежали к французской нации. Кроме того, я сделала вывод, что они находились в свадебном путешествии. (Поскольку были молоды, одежда – новая и по последней моде, а девушка цеплялась за руку юноши в манере, типичной для невест.) Развязный и громкий голос молодого человека и пронзительное хихиканье, которым девушка отвечала на его слабые потуги остроумия, были не менее характерны.
Эмерсон просто кипел от ярости; он кричал на месье Масперо, протестуя против того, что мумия оставлена без защиты. Грубые комментарии молодого человека отнюдь не успокаивали моего мужа. А когда молодожён ткнул в один из жалких трупов своей тростью с золотым набалдашником, Эмерсон оказался не в силах сдерживать себя.
– Sacrebleu! – завопил он. – Que le diable vous emporte! Aî nemaudit![184] – и другие, неизмеримо более решительные, выражения неодобрения.
Туристы буквально испарились. Я схватила Эмерсона за руку и помешала ему преследовать их. Сэр Эдвард рассмеялся.
– Очень красноречиво, профессор.
Напряжённые руки Эмерсона расслабились.
– О, проклятье. Не знаю, почему я волнуюсь. Но удивительно, что какой-то коллекционер ещё не исчез вместе с этими бедными трупами. Надо поговорить об этом с Картером.
Подниматься по грубой лестнице, усыпанной обломками, было ещё сложнее, чем спускаться, помощь предлагали только верёвочные перила. Мы остановились на полпути, чтобы увидеть другую мумию, пока остававшуюся в гробнице – на осмотре, конечно же, настаивал Рамзес. Убрав пелены и амулеты, древние воры небрежно бросили тело на деревянную лодку, где оно и валялось (всё ещё влажное от масел и следов помазания). При виде этого Эмерсон снова взорвался.