– Проволочная сетка! Это понятие Масперо о надлежащей защите? Да чтоб его...
Я избавлю Читателя от повторения дальнейших замечаний.
Даже превосходная трапеза для пикника, приготовленная слугами Сайруса, не смягчил Эмерсона. После того, как мы закончили, он оставался в плохом настроении и отказался присоединиться к нам для осмотра гробницы Бельцони[185], как её называют по имени первооткрывателя.
– Я видел её дюжину раз. Я вам не нужен; Уолтер и Рамзес могут рассказать вам о рельефах не хуже меня. И Пибоди, конечно.
Поскольку гробница (точнее, усыпальница короля Сети I) является одной из самых красиво украшенных, там слонялось множество проклятых туристов, но это не омрачало удовольствие моих спутников. Меня охватила нежность, когда я взглянула на Эвелину, чьё восторженное лицо не отрывалось от великолепных картин. Её первый и единственный визит в Египет закончился браком и постоянным материнством; то, что она видела, было для неё новым и настолько увлекательным, насколько может быть искусство для настоящего художника. Гертруда нашла достаточно богинь, чтобы чувствовать себя счастливой, а Рамзес читал лекции, пока не охрип.
Когда мы снова вышли на солнечный свет, то нуждались в воздухе и свежести. Воздух, особенно в глубоких гробницах, таких, как гробница Сети, очень сухой. Удобно усевшись в тени, мы допили чай и лимонный напиток, доставленные слугами.
Большинство туристов уехали; фиолетовые тени удлинялись по мере того, как солнце опускалось к скалам.
– И где же мой старый приятель Эмерсон? – спросил Сайрус.
– Глубоко в гробнице, скорее всего, – ответил Уолтер с улыбкой. – Он забывает о времени, когда погружается в археологию. Нам не нужно ждать его, если ты устала, Эвелина. Он сам найдёт дорогу назад, когда закончит.
Я встала и отряхнула юбки.
– Вы можете идти.
– Если вы хотите дождаться профессора, я останусь с вами, – сказал сэр Эдвард, любезный, как и всегда.
– Я не собираюсь ждать. Я знаю, куда он ушёл, и пойду туда же. Встретимся на дахабии. Спасибо, Сайрус, за восхитительный день.
Сайрус хлопнул себя по колену.
– Святые угодники, я глупый старый козёл! Я должен был понимать, что он не вытерпит, находясь вдали от своей могилы. Видите ли, миссис Амелия, путь отсюда долог и труден. Вы не можете идти пешком.
– Эмерсон смог, – ответила я.
– Вы пойдёте по горной тропе? – Сэр Эдвард покачал головой и улыбнулся. – Однажды, миссис Эмерсон, я научусь не удивляться ни одному из ваших поступков. Конечно, я буду сопровождать вас, если не смогу отговорить. Но уверен, что не смогу.
У него действительно была исключительно очаровательная улыбка. Прежде чем я успела ответить дружелюбным согласием, Рамзес, уже стоявший на ногах, сухо бросил:
– Это не обязательно, сэр. Я буду сопровождать маму.
Я очень хотела поскорее уйти, поэтому прервала последовавший взволнованный спор. Сопровождать меня вызвались все; я выбрала тех, которые, знала, не отстанут от меня.
– Рамзес, Нефрет и сэр Эдвард. Остальным – всего хорошего.
Вечером вид с вершины утёса был великолепен, но мы не могли замедлить ход, чтобы насладиться им. Солнце опускалось, и моё беспокойство усилилось. Мы должны были встретиться с Эмерсоном, возвратившимся задолго до этого. Он не задержался бы так долго, не предупредив меня о своих намерениях.
Вместо того, чтобы идти по хорошо обозначенному пути, ведущему к Дейр-эль-Бахри, я отправилась на север, следуя маршруту, который считала самым быстрым, пусть и не самым лёгким. Тропа в некоторых местах была слишком грубой для человеческих ног, и, вероятно, протоптанной козами. Так как я спешила, то на наиболее сложных участках опиралась на руку сэра Эдварда. Рамзес и Нефрет шли сзади, и мне, к сожалению, пришлось услышать много сквернословия от последней, когда она отражала попытки Рамзеса помочь ей аналогичным образом. Некоторые из этих слов были арабскими (перехваченными, несомненно, у Рамзеса), и сэр Эдвард с трудом сдерживался. Но любезно притворялся передо мной, что ничего не слышал.
У меня перехватило дыхание – как от волнения, так и от напряжения – когда я увидела перед собой неподвижную и монолитную фигуру, окружённую светом заката. Это был Эмерсон, сидевший на скале.
– А, – кивнул он, когда мы, задыхаясь, подошли к нему. – Вот и ты, Пибоди. Я был почти уверен, что ты вскоре появишься, хотя цеплялся за робкую надежду, что у тебя хватит ума вернуться к Вандергельту.
Упрёки, готовые сорваться у меня с губ, когда вернётся нормальное дыхание, так и не прозвучали. Даже Эмерсону редко приходилось бывать в таком растерзанном состоянии. Руки кровоточили, от рубашки осталась едва половина...
– Эмерсон, чем, к дьяволу, ты занимался? – ахнула я.
– Язык, Пибоди. Садись и отдышись.
– Простите, сэр, но разумно ли оставаться здесь? – спросил сэр Эдвард. – Кажется, вы попали в беду.
– Беда? Ни в малейшей степени. Я ушибся, слишком поспешно спускаясь по этой лестнице. К сожалению, я оказался недостаточно проворным. Они скрылись.
– Лестница? – приподнялась я.
Эмерсон положил руку мне на плечо и удержал меня на месте.
– Скоро сама увидишь, моя дорогая, если только не решишь пройти долгим кружным путём. Как раз в твоём духе – тайный ход, а? Достаточно крепкая верёвочная лестница, и, вероятно, ей пользовались несколько раз, а впервые – для того, чтобы установить статую бегемота в гробнице.
– Но ты же говорил, что нет необходимости охранять верхний вход.
– Хм… да… ну, похоже, я ошибался. Я не принял во внимание чёртов религиозный элемент. Во время Рамадана даже наши рабочие устают и становятся менее внимательными к концу дня. Как только солнце садится, они принимаются есть, пить и отдыхать. Мелкие звуки, издаваемые кем-то спускающимся, либо не услышат, либо воспримут, как естественные шумы.
Рамзес вернулся с края спуска.
– Устроено довольно изобретательно, согласен, отец? Опоры незаметны, но крепки; лестницу можно быстро и развернуть, и снять.
Меня позабавило, что сэр Эдвард, обычно столь хладнокровный и невозмутимый, начинает проявлять признаки волнения.
– Сэр, при всём уважении к вам, уже темнеет, и возвращение через плато будет трудным для дам...
– Каких дам? – Эмерсон улыбнулся мне и нежно обнял Нефрет, сидевшую рядом с ним с другой стороны. – Но, пожалуй, вы правы, пора возвращаться. Пойдёшь первой, Пибоди?
– Если мне будет позволено, отец... – Рамзес уже стоял на лестнице.
– Галантность не обязательна, Рамзес, – рассмеялся отец. – Воры давно ушли, и внизу никого нет, кроме наших людей. Но вперёд. Я оставил горящую свечу у входа в гробницу, где заканчивается лестница. Ты можешь подождать там Нефрет.
Я снова потребовала объяснений, и в ожидании, пока дети спустятся, Эмерсон снизошёл до того, чтобы дать мне краткий отчёт.
– Мне пришло в голову, что, возможно, здесь стоит осмотреться, поэтому я пошёл этим маршрутом, намереваясь спуститься по одной из тропок чуть дальше – ты знаешь, где. Они выставили караул. Наблюдавший увидел, что я иду; я узнал о его присутствии по предостерегающему возгласу. Он был уже на середине лестницы, когда я только подбежал к первой ступеньке, и хотя я сразу же последовал за ним, всё равно опоздал. Другие, очевидно, выскочили из гробницы и бросились вниз по лестнице; их было достаточно, чтобы прорваться сквозь нашу охрану и убежать. Они сбили с ног бедного старого Абдуллу и нанесли Дауду лёгкую рану ножом.
– Ты уверен, что с ними всё в порядке? – встревожилась я.
– О да. За исключением полной растерянности. Я несколько раз поднимался и опускался, что объясняет мою неподходящую внешность. Ну вот, Пибоди, пора.
Он помог мне встать на лестницу и обратился к сэру Эдварду:
– Я не хочу оставлять лестницу здесь. Отцепите её и заберите с собой.
Сэр Эдвард, должно быть, попытался возражать или задать вопрос. Ответ Эмерсона (произнесённый его обычным голосом) был слышен даже мне, хотя я уже находилась внизу в нескольких шагах от лестницы:
– Конечно, вы не можете спуститься по лестнице, если забираете её! Вернитесь тем же путём, которым пришли, или следуйте по тропинке дальше на север и восток, где склон не такой крутой.
– Ну-ну, – добавил он после того, как присоединился ко мне на платформе возле входа в гробницу, – так называемое высшее образование в Англии деградировало даже сильнее, чем я думал. Ты можешь представить, что выпускник Оксфордского университета способен на такое идиотское замечание?
– Ему будет трудно идти в темноте, какой бы путь он ни выбрал, – сказала я.
– Он должен знать маршруты, он был здесь в прошлом сезоне с Нортгемптоном, помнишь? Во всяком случае, – продолжал Эмерсон, – ты не могла предположить, что я оставлю тебя и Нефрет наедине с ним.
– Вряд ли наедине, Эмерсон. Видишь ли, ты... О, неважно. Они нанесли какой-либо ущерб? Думаю, ты заходил в гробницу.
– Да.
Спустилась ночь. В Египте почти нет сумерек – только внезапное превращение дневного света в темноту. Эмерсон снял свечу со скалистого уступа. Пламя осветило его мрачное, неулыбчивое лицо.
– Они собирались ворваться сегодня в погребальную камеру, Пибоди. И сделали бы это, если бы я не спугнул их.
– И всё же они решили встретиться лицом к лицу со всеми нашими рабочими, а не с тобой. – Я ласково сжала его руку.
– Возможно, они посчитали, что со мной находишься ты, – усмехнулся Эмерсон. – Ты и твой зонтик. – И продолжил без тени усмешки: – Ситуация более серьёзная, чем я позволил себе признаться, Пибоди. Подобная попытка, среди бела дня и с применением насилия, нехарактерна для гурнехцев. Кто-то знает, что мы находимся в нескольких шагах от погребальной камеры, и хочет попасть туда раньше нас. Следующая попытка имеет шансы окончиться гораздо хуже: кто-нибудь из рабочих или из нас может быть серьёзно ранен. Это противоречит всем моим принципам, но я не вижу другого выхода. Мы должны идти прямо к саркофагу и мумии королевы.