– Послушай, Рэдклифф, – начал Уолтер.
– Проклятье, Уолтер, ты перестанешь издеваться надо мной? В конце концов, – обиженно добавил Эмерсон, – я проявил достаточно внимания, чтобы не просить Эвелину сделать набросок, пока эта дрянь оставалась на месте, хотя следовало поступить именно так.
Он ушёл, не дожидаясь ответа Уолтера. Я похлопала его по руке.
– В твоей заботе нет необходимости, Уолтер.
– Хм-м, – протянул Уолтер, точь-в-точь как брат.
Эвелина, естественно, мгновенно согласилась на просьбу Эмерсона, и была ей очень рада. Она сидела с Давидом, наблюдая, как он работает над скульптурной головой. Я задержалась ровно настолько, чтобы похвалить его, потому что головка получалась очень симпатичной. Он ответил долгим мрачным взглядом, и я чувствовала этот взгляд на себе, когда уходила.
Остальные уже были на месте. Когда я спустилась по ступенькам, все работали, не покладая рук. После извлечения гроба нашлось несколько предметов, в беспорядке разбросанных по полу позади него. Эвелина делала быстрый набросок их относительного расположения, а Нефрет записывала числа и описания, которые диктовал Эмерсон.
– Подношение еды, – объяснил Рамзес, прежде чем я успела спросить. – Кувшины с маслом и вином, большинство из которых разбиты, мумифицированный кусок мяса.
– Для нашей мумии?
– Они бы ей не пригодились, – ответил Эмерсон, не поднимая глаз. – Четыре с половиной сантиметра, Нефрет. Безымянный дух не мог принимать участие в подношениях. И пять сантиметров в поперечнике.
Услышав шаги по внешней лестнице, я вернулась в преддверие. Это оказался сэр Эдвард с камерой в руке.
– Я проспал – meaculpa[189], миссис Эмерсон, признаюсь. Я поздно начал проявлять пластинки. А потом паром сел на песчаную отмель.
– Всегда так, когда спешишь, – сказала я. – Неважно, сэр Эдвард, Эмерсон занимается набросками.
– Мне действительно очень жаль, – начал молодой человек, а затем замолчал, взглянув вниз мимо меня. – Гроб уже вынесли? Вы усердно потрудились.
Я думала, что Эмерсон будет слишком занят, чтобы заметить моё отсутствие, но ошиблась.
– Пибоди! – крикнул он. – Принеси несколько корзин, и шевелись быстрее!
Сэр Эдвард вежливо забрал их у меня.
– Очаровательно, – улыбнулся он. – Я имею в виду его обращение к вам по девичьей фамилии.
– Это одобрительное прозвище, – объяснила я. – Знак профессионального равенства и уважения.
– Так я и думал. Пожалуйста, позвольте, я пойду впереди; ступени очень неровные.
Эмерсон забрал корзины у сэра Эдварда, не поднимая глаз.
– Этого не избежать, Эвелина, – проворчал он. – Проклятье! Я никогда не прощу себе! Рамзес, ты закончил нумерацию объектов?
– Это единственное, что осталось сделать, Эмерсон, – успокоила его я.
Он фыркнул и быстро, но деликатно, как и всегда в подобных случаях, стал укладывать предметы в корзины.
Затем наступил момент, которого мы все ждали. Без единого слова Абдулла передал долото и молот Эмерсону. Без единого слова Эмерсон жестом приказал нам отойти.
Древняя грязевая штукатурка рассыпалась и падала на пол под точными, тяжёлыми ударами. Затем Эмерсон передал инструменты Абдулле, а тот вложил рычаг в протянутую руку Эмерсона. Эмерсон вставил его в щель и нажал. Под рубашкой, пропитанной потом, напряглись и выступили мускулы спины.
Жуткий пронзительный стон, напоминавший крик животного, которому причинили боль, стал первым признаком успеха. Пока я не увидела тень вдоль края блока, я не могла сказать, что он сдвинулся. Тень медленно удлинялась. Эмерсон сдвинул руку и впервые заговорил:
– Двенадцать дюймов. Будь готов, Абдулла.
Руки реиса уже лежали под передним краем блока. Сэр Эдвард мягко убрал меня с дороги. Он беззвучно проскользнул мимо меня, его глаза дико блестели. Опустившись на колени, он положил обе руки под камень.
– Чёртов дурак, – отчётливо сказал Эмерсон. – Не пытайтесь удержать его, позвольте задней поверхности скользить вниз, а затем уберите пальцы. Когда я скажу... Давайте!
Камень рухнул. Абдулла был медленнее молодого человека, но зато точно знал, что делать. Именно его умение позволило в первую очередь упасть на землю заднему краю блока, так что у сэра Эдварда осталось время убрать руки. Блок с глухим стуком свалился на пол.
– Чертовски глупо, – проворчал Эмерсон, честно добавив: – Я тоже виноват. Если бы я так дьявольски не спешил... Извини, Пибоди. Просто подай мне эту свечу, ладно?
Я почти не обращала внимания на его сквернословие. Наступил решающий момент. Впервые – одним Небесам известно, за сколько веков – свет проникнет в вечную тьму гробницы, и мирской взгляд осквернит отдых царских мертвецов. Но их ли? Увидим ли мы блеск золотых украшений, массивный нетронутый саркофаг – или только разбросанные обломки и изуродованные куски костей? Пламя дрогнуло, когда я передала Эмерсону свечу, и слёзы затуманили взор. Из всех, стоявших рядом, муж вызвал меня, чтобы я первой разделила с ним этот миг.
Он сунул руку внутрь. Пламя замерцало, стало синим, а затем погасло. Но до того, как оно умерло, я увидела то, на что не смела надеяться. Да, хаотическое нагромождение сгнившего дерева и упавшего камня, но короткий свет вызвал сотню золотых искр, озаривших возвышавшийся над мусором мощный каменный прямоугольник – саркофаг с массивной крышкой, не сдвинутой с места.
Вокруг корзин для пикника собралась здравомыслящая группа. Можно было предположить, увидев наши мрачные лица, что мы нашли разграбленную пустую комнату вместо открытия, которое прогремело бы по коридорам истории египтологии. Масштабы находки и огромная ответственность за неё отразились на всех нас – прежде всего на Эмерсоне, который сидел, закрыв лицо руками и склонив голову. Раздав чай и бутерброды всем остальным, я коснулась его плеча.
– Сыр или огурец, Эмерсон?
Он опустил руки. Его лицо было измученным.
– Я не могу, Пибоди.
– Я знаю, дорогой, – сказала я сочувственно. – И не думаю, что смог бы.
– Это рискованно. – Он схватил мои руки и сжал их. Если бы этот миг был не так переполнен эмоциями, я бы вскрикнула. – Чем дольше мы тянем с извлечением из гробницы предметов, особенно мумии, тем выше вероятность нападения. Но если ты пострадаешь из-за моей фанатической привязанности к профессиональным стандартам...
Его голос прервался, и он пристально посмотрел мне в глаза.
Казалось, мы были одни, «и никто не слышал, и никто не видел», если цитировать древнеегипетский источник. Моё сердце разрывалось от чувств. Опасность для других была велика в той же степени, но колебаться его заставляла именно угроза мне – мне, царившей в его мыслях. В нашем браке встречалось много трогательных моментов, но ни одного такого болезненно-острого, как этот. Я осторожно подбирала слова.
– Господи, Эмерсон, к чему такая суета на пустом месте! Если бы ты нарушил собственные профессиональные стандарты, мне пришлось бы очень серьёзно поговорить с тобой. Можешь идти и рассказать Абдулле об изменении плана.
Эмерсон откинул назад плечи и глубоко вздохнул. Его глаза засверкали, твёрдые губы изогнулись, лицо стало лицом горячего молодого учёного, впервые покорившего моё сердце и заручившегося беззаветной преданностью в некрополе Амарны[190]. Ещё раз мучительно сжав мои руки, он отпустил их и резко встал:
– Ты права, Пибоди. Сооруди мне несколько бутербродов, ладно?
Я потёрла онемевшие пальцы и посмотрела на собравшихся, следивших за нами с неприкрытым интересом. По большей части на лицах читались одобрение и понимание, но лоб Уолтера омрачала тень.
Сэр Эдвард, глядя мне прямо в глаза, заговорил первым:
– Прошу прощения, миссис Эмерсон, но боюсь, что упустил смысл этого обмена. Если это не касается личных вопросов, которые вам не хотелось бы обсуждать...
– Мы с мужем не имеем привычки публично обсуждать личные вопросы, сэр Эдвард. – Я смягчила невысказанный упрёк дружеской улыбкой и объяснением. – Мы решили очистить гробницу как можно быстрее, прежде чем грабители смогут добраться до неё. Работа оказалась бы относительно простой, если бы эта гробница была похожа на большинство других – полностью опустошённая, за исключением разных мелких предметов. Но сейчас... Обломки, которые вы видели, сэр Эдвард, – это остатки оригинальной могилы королевы. Деревянные части сгнили и развалились, изрядно перепутавшись между собой. Часть потолка, кажется, рухнула, раздавив другие предметы. Если мы переложим всё в корзины, любая надежда на восстановление оригинального убранства будет потеряна. А наше открытие уникально – первая, и, пожалуй, единственная королевская гробница, в которой содержится хотя бы часть оригинального оснащения. Было бы преступлением против египтологии игнорировать малейшую подсказку. Надлежащие процедуры потребуют не дней, а месяцев, если не лет.
– Да, понятно. Я слышал о дотошном соблюдении стандартов профессором. – Но брови сэра Эдварда по-прежнему хмурились.
– Будьте откровенны, сэр Эдвард, – призвала я. – Если вы не полностью понимаете, задавайте вопросы, и я уточню.
– Ну, тогда, мэм, с вашего разрешения, я буду откровенен. Что беспокоит профессора? Я знаю, что местные воры крадут всё, что смогут, но неужели он боится пёстрого сборища босоногих арабов?
Среди собравшихся пробежала волна негодования. Уолтер стремительно вскочил, сверкнув глазами, и Рамзес начал:
– Слово «боится», сэр, по отношению к моему отцу…
– Хватит, хватит, – прервала я, дав знак Уолтеру снова усесться. – Я считаю, что вопрос был выражением не оскорбления, а недоверия. Мой муж, сэр Эдвард, абсолютно бесстрашен – что касается его самого. Но сейчас мы имеем дело не с пёстрым сборищем босоногих арабов, а как минимум с двумя бандами безжалостных, хорошо организованных преступников.
Сэр Эдвард вытаращил глаза. Я продолжала объяснять (поскольку, как, возможно, понял Читател