Когда я говорю, что Эмерсон строил забор, то имею в виду, что, в отличие от других руководителей, претендующих на награду за чужие заслуги, он лично вбивал колья. Передав молот Ибрагиму, он поспешил встретить меня.
– Всё хорошо, Пибоди?
– Да дорогой. А тут?
– Да всё эти каменные завалы. Очень раздражают, – добавил он с хмурым видом.
Свет восходящего солнца отражался от соболиных кудрей и подчёркивал великолепную фигуру. Хотя он умывался в ведре с нильской водой и спал всего несколько часов, но выглядел свежим, будто сбросил с плеч половину лет. Я знала, что у него на уме; он жаждал вступить в борьбу с врагами и надеялся, что новость о нашем открытии привлечёт их к гробнице, вынудив оставить в покое наших любимых родственников и друзей.
– Ты ел, Эмерсон? – спросила я.
– Ел? Что?
– Так я и полагала. Я принесла тебе завтрак, так что приступай. Ты не можешь начать работу, пока сэр Эдвард не доберётся сюда. И я хочу предложить тебе некий план.
Это привлекло его внимание.
– Какой план? Послушай, Пибоди...
– Вчера вечером у нас не оставалось времени обсудить все детали. – Я взяла его под руку и повела к укрытию, где уже ожидали остальные. – Если секретность невозможна, лучший выход – максимально возможная публичность.
– Ещё один из твоих афоризмов, Пибоди? – Веселье осветило голубые глаза под насупленными бровями. Поприветствовав собравшихся, он снизошёл до того, чтобы взять стул и чашку чая.
– Очень хорошо, Пибоди, я готов тебе внимать. Излагай свой план.
– Новости уже распространились повсюду, – начала я. – Если о них ещё не слышали в Луксоре, то скоро узнают, а следующий этап – Каир. Мы должны отправить официальное уведомление месье Масперо.
– Будь я проклят, если сообщу, – прорычал Эмерсон. – Он приедет, начнёт здесь слоняться и настаивать на том, чтобы открыть саркофаг. Я не позволю ему бродить по моим обломкам.
– Ты бы предпочёл, чтобы он услышал об этом от кого-то другого? А так и произойдёт, и тогда у него появятся веские основания для обиды.
– Мы планировали построить высокие пандусы и платформы, – вмешался Рамзес.
Эмерсон бросил на сына грозный и хмурый взгляд.
– Достаточно крепкие, чтобы выдержать вес Масперо?
– Это грубо, Эмерсон, – ответила я, а Уолтер прикрыл смешок кулаком. – И, уж извини меня, неуместно. Если мы не можем помешать распространению новостей, то, по крайней мере, сможем контролировать их – и эффективно использовать преданных друзей, которых теперь можно почтить доверием.
– Кого ты имеешь в виду? – с подозрением поинтересовался Эмерсон.
– Конечно, Сайруса и его нового помощника; Говарда Картера…
– Если ты упомянешь имя некой рыжеволосой журналистки, Амелия, я могу выйти из себя.
– Я просто предлагаю, Эмерсон, чтобы ты предоставил это мне. Ты занимаешься только раскопками. Я позабочусь обо всём остальном.
– Да уж, позаботишься, – пробормотал Эмерсон. – О, отлично. Это сэр Эдвард? Давно пора, чёрт побери! Нефрет, возьми свой блокнот.
Я не удержалась от того, чтобы пойти с ними и посмотреть ещё раз. Вчера днём рабочие убрали все камни, кроме самого нижнего, и построили наклонную аппарель к вершине саркофага. Её прочно закрепили и у основания, и сверху сложной цепью верёвок, но склон был крутым, и должна признать, что оказалось довольно забавно наблюдать, как сэр Эдвард продвигался на четвереньках с камерой и штативом, привязанными к спине. Он явно принял угрозу Эмерсона близко к сердцу, потому что двигался очень осторожно.
В этой маленькой комнате нашлись замечательные вещи. Слева от двери на боку лежал резной стул или трон, который казался куском золота. Дерево сгнило и раскололось, и золотой лист, покрывавший бо́льшую часть поверхности, упал на землю. Эти тонкие, как бумага, кусочки золота определяли первоначальные размеры стула. Его можно восстановить, если обращаться с ними осторожно. То же самое можно сказать и о других инкрустированных предметах мебели – низкой лежанки с ножками в виде львиных лап, длинными шестами, на которых могли располагаться кресло для переноски или балдахин. Прислонившись к стене, стояли два больших круглых предмета, вид которых вызвал у Эмерсона благоговейное восклицание: «Всемогущий!» Они оказались колёсами, но от какого средства передвижения? Моё предположение, что это была колесница королевы-воительницы, заставило Эмерсона громко застонать.
– Невозможно, – пробормотал он. – Не в этот период. По крайней мере... О Всемогущий Боже!
Ему пришлось и дальше сдерживать своё жгучее любопытство, потому что колёса находились в дальнем конце комнаты, отделённые от нас несколькими футами невероятной смеси – корзин, горшков, каменных сосудов, предметов из бронзы и фаянса. Мой взгляд приковала крошечная кучка бусин – золота и сердолика, ляписа и бирюзы – смешанных с золотыми проставками[193] и изящно инкрустированными застёжками. Шкатулка для драгоценностей королевы рухнула и разрушилась, а нити распались, но если бы нам удалось сохранить нынешнюю композицию, украшения можно было бы вернуть к первозданной красоте. Расплавленный парафиновый воск, если им окружить осколки, удержит эти бусины на месте...
Мои пальцы чесались, но я отвернулась от соблазнительного беспорядка. Эмерсон не поблагодарил меня за эту жертву. Однако я была уверена, что он признает её позже. Кто лучше его мог знать, что я предпочла бы остаться? Меня сжигала археологическая лихорадка, но ей следовало уступить святости семейных уз.
Добравшись до замка, я узнала, что Сайрус уже уехал в Долину Царей. Дворецким Сайруса – или мажордомом, как он предпочитал именовать себя – был бельгиец, много лет проживший в Египте. Мы отлично знали друг друга; по моей просьбе он сразу проводил меня в библиотеку.
На столе стояла пишущая машинка, рядом валялась куча рукописей. Сделано было не так уж много – всего несколько машинописных страниц. Что ж, снисходительно подумала я, возможно, требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к новому механизму, а почерк Эмерсона, по общему признанию, трудно расшифровать. Но почему Гертруда сейчас не работает?
Мажордом сообщил мне, что дама находится у себя в комнате. Он привёл меня на место, и я постучала в дверь.
Но Гертруда открыла её, только когда я назвалась по имени. На ней был свободный халат, и она выглядела ошеломлённой.
– Что такое? – воскликнула она. – Что случилось?
– Да ничего. А почему вы так подумали?
Она взяла меня за рукав.
– Мне снилось прошлой ночью, – прошептала она. – Я была в своей каюте на дахабии и услышала крик…
– Оставьте, Гертруда, у меня нет времени выслушивать ваши сновидения. Я приехала за мистером Вандергельтом. Да, я знаю, что он уехал, и мне следует отправляться за ним, но я подумала, что стоит зайти и удостовериться в том, что вы хорошо устроились.
– Зачем он вам нужен? – Она схватила меня за рукав. – Вы говорите правду? С ней ничего не случилось?
Я обеспокоилась – не собственной безопасностью, поскольку сама мысль была абсурдной, а состоянием рассудка мисс Мармадьюк. Глаза смотрели с каким-то диким выражением. Комната позади была скрыта тенью из-за закрытых ставен, и моих ноздрей коснулся запах диковинных благовоний.
– Ни с кем ничего не случилось, Гертруда. Мне нужно рассказать мистеру Вандергельту то же, что и вам – мы вошли в погребальную камеру и совершили удивительные находки.
Она прижала руку к груди:
– В погребальную камеру? О боже, это правда? Но профессор говорил…
– Он передумал. Что с вами? Вы больны?
– Нет! Нет, спасибо. Я справлюсь, я сильная. Только скажите мне – она там?
– Ваши замечания более чем двусмысленны, Гертруда, – отрезала я; пресечь зарождающуюся истерику необходимо твёрдо, а то и жёстко. – Если вы имеете в виду Нефрет – она там, работает с профессором и остальными. Если вы имеете в виду королеву Тетишери – мы не знаем. Саркофаг закрыт, и так будет до тех пор, пока профессор не решит его открыть.
– Сегодня?
– Нет, не сегодня и не в ближайшие дни. Я должна идти, Гертруда. Вам лучше прилечь.
Однако в Долину я отправилась не сразу. А вместо этого заняла позицию в устье одного из бесчисленных маленьких ущелий, испещрявших скалы, и стала ждать. Я видела фасад дома, но была уверена, что останусь незримой, укрывшись в тени и не двигаясь.
Ещё и получаса не прошло, как к входной двери подъехала коляска Сайруса. Гертруда в шляпе набекрень и с растрёпанными волосами торопливо уселась в экипаж. Коляска скрылась в облаке пыли, и я наблюдала за ней, пока она не исчезла из виду. Но ехала она не по южной дороге к Дра-Абу-эль-Нага и Дейр-эль-Бахри, а прямо к парому.
Чем бы я ни пожертвовала за способность находиться в двух местах одновременно! Однако мне было бы трудно следовать за Гертрудой, оставаясь незамеченной, и если бы она заметила меня, то не направилась бы туда, куда планировала. Теперь я сожалела о побуждении, заставившем меня поговорить с ней. Только после того, как я увидела её странную реакцию, мне пришло в голову, что мисс Мармадьюк может поспешить сообщить о случившемся своему неизвестному главарю.
Ну, подумала я философски, задним умом все крепки. Пустив коня в рысь, я приступила к осуществлению своего первоначального плана.
Я увидела Сайруса, наблюдавшего за тем, как его рабочие выносили корзину за корзиной с песком без малейших признаков обнаружения могилы – что следовало из мрачного выражения лица моего друга. Я быстро провела коня сквозь галдевшую толпу туристов и внезапно оказалась перед Сайрусом.
Моё появление, похоже, оказалось слишком эффектным. Сайрус отскочил назад и в волнении воскликнул:
– Чёрт побери, миссис Амелия, что случилось?
Я успокоила его и приступила к рассказу. На выразительном лице легко читались облегчение и радость, сменившиеся острой завистью.
– Могу я взглянуть? – с надеждой спросил он. – Я немедленно отправлюсь с вами, если вы разрешите. Просто позвольте отправиться домой и взять коня. Я всё утро потратил напрасно.