Я знала, что подшучивание Эмерсона было всего лишь его способом скрыть своё собственное беспокойство, чтобы уменьшить моё. Я собиралась ответить тем же, но тут один из заинтересованных наблюдателей прочистил горло:
– Простите, профессор. Не могли бы вы сейчас сделать для нас заявление?
Кевин О’Коннелл пригнулся за Даудом, и Эмерсон с рычанием повернулся к «Таймс».
– Я потерял дар речи, – объяснял Эмерсон, – зайдя в бар в отеле «Луксор» и увидев, как пухлый голландец в красной феске угощает моего сына бренди.
– Не понимаю, при чём тут феска, – заметила я. – Я бы не рекомендовала бренди как противоядие для опия, но, похоже, оно оказалось эффективным.
Мои глаза постоянно возвращались к Рамзесу. Я уложила его в постель, смыла с него грязь и заменила грязную одежду чистой. За исключением избитого лица, он выглядел вполне нормально. Однако я чувствовала некую необходимость продолжать смотреть на него.
Эмерсон тоже смотрел на синяки. Большинство из них могли быть нанесены огромной рукой, зажавшей Рамзесу рот. Большинство, но не все.
– Риччетти бил тебя, Рамзес? – спросил Эмерсон.
– Нет, сэр. Но синьор Риччетти, – критически ответил Рамзес, – невоспитанный человек. Он постоянно перебивал меня. Мы разговаривали всего несколько минут, когда он вышел из себя и сказал очень большому человеку... если я правильно помню его точные слова – «научить парня придерживать язык».
– Значит, тебя ударил гигант? – Эмерсон улыбнулся мне. – Ты лишила меня удовольствия сквитаться, Пибоди. Очевидно, это тот самый, которого ты убила.
– Его убила Эвелина, а не я.
Эмерсон искоса посмотрел на свою невестку. Одна рука в руке Уолтера, другая лежала на голове Давида, сидевшего у её ног – само воплощение благовоспитанной английской леди безупречного происхождения.
– Вот как, – пробормотал Эмерсон. – Поверить не могу. Что ж, жизнь полна сюрпризов.
Я, конечно, удивилась, когда обнаружила, что Рамзес пил бренди с голландцем в баре «Луксора». Когда мы, направляясь к реке, по пути зашли в бар забрать мальчишку, он был изрядно пьян (и пытался, довольно бессвязно, убедить доброжелательного джентльмена позволить ему следовать за спасателями). К тому времени, когда мы причалили к «Амелии», свежий воздух помог ему протрезветь, но Эмерсон настоял на том, чтобы отнести его в комнату. Я немедленно послала Дауда за Абдуллой, а остальные собрались вокруг кровати Рамзеса, и вскоре к нам присоединился Сайрус Вандергельт. Я оставила дверь открытой, так как Эмерсон курил трубку, а Сайрус зажёг одну из своих любимых чёрных сигарок.
Тихий и безмолвный, одетый в белое и окутанный дымом, Абдулла появился в дверях, как призрак. Давид медленно встал. Долгое время ни один не двигался. Затем Абдулла протянул руки, и мальчик бросился в его объятия.
После того, как примирение завершилось, Абдулла и Дауд, следовавший за ним, нашли местечко, чтобы устроиться на полу. В комнате было очень людно, но в наших сердцах оставалась незаполненная пустота, и никто не хотел заговорить об этом первым.
Рамзес прочистил горло.
– Я хотел бы сказать две вещи.
– Только две? – спросил Кевин sottovoce[201].
Рамзес, обладавший кошачьим слухом, холодно уставился на него.
– Во-первых, я глубоко признателен всем вам. Вы рисковали своей жизнью, чтобы спасти меня.
– О, да ерунда, – ответил Кевин с жутким ирландским акцентом. – Я от души веселился…
– Во-вторых, – продолжал Рамзес, – я прошу прощения за свою небрежность и отсутствие предвидения. Вам не пришлось бы рисковать, если бы я вёл себя более разумно. Этого больше не повторится.
– Ха, – отозвался его отец. – Неважно, мой мальчик, в этом не было твоей вины. Э-э… не совсем.
– То, что Нефрет сейчас в опасности – моя вина, – возразил Рамзес. – Это факт, и никакие ваши слова не изменят его. Никакие мои действия не исправят эту ошибку, но... – Он превратил дрожание голоса в кашель и продолжил тем же прохладным тоном: – Но я был бы признателен, если бы вы начали планировать, как мы её вернём.
– Хорошо сказано, клянусь Юпитером! – воскликнул Сайрус. Он сидел на полу, так как стульев не хватало, и выглядел достаточно нелепо: длинные ноги согнулись, колени касались подбородка, но взгляд оставался холодным и твёрдым. – Вот почему я здесь. Я очень ценю, что вы, ребята, сразу же сообщили мне хорошие новости о Рамзесе. Может, мне и не стоило торопиться сюда в такой поздний час, но я не мог заснуть, думая об этой милой девчушке. Если мы вместе пошевелим мозгами, то сможем выяснить, куда её дели.
– Вот это верно, Вандергельт! – воскликнул Эмерсон. – Я расскажу вам, что узнал сегодня вечером. Пусть немного, но лиха беда начало. Их видели, когда они садились на дневной паром и высаживались в Луксоре. Никто из команды парома не рискнул догадаться, куда они направились после этого, поэтому я стал расспрашивать извозчиков. И наконец нашёл того, кто вспомнил, что видел, как Нефрет и другая ситт садятся в коляску. После оживлённой и безумно продолжительной дискуссии возницы согласились, что это был экипаж Али Мохаммеда. Он уехал с группой туристов, и никто не знал, куда, поэтому мне пришлось ждать его возвращения. Не стоит говорить вам, – тихо промолвил Эмерсон, – что время ожидания казалось мне вечностью. На самом деле прошло чуть больше часа, но у меня не было выбора. Возница вспомнил о них – о Нефрет трудно забыть – и предложил отвезти меня туда, куда отвёз их.
– «Луксор»? – спросила я, когда Эмерсон остановился, чтобы разжечь трубку. – Невероятно смело для чёртовой бабы. Как она могла надеяться удержать там Нефрет?
– Я не думаю, что они остались в отеле, – ответил Эмерсон. – Но я не успел продолжить свои расследования, увидев, как группа мужчин выбежала из бара на улицу. Я узнал О’Коннелла и только мельком видел его спутника, но эти особые галабеи и тюрбаны были мне достаточно знакомы. Поэтому я заглянул в бар, чтобы спросить, что произошло, и был поражён – если не сказать больше – обнаружив там Рамзеса. Он понемногу приходил в себя, но совершенно не знал, где находится и как туда попал. К счастью, голландский джентльмен довольно хорошо говорил по-английски и рассказал мне о драматическом появлении Дауда с ножом в одной руке и бессознательным телом Рамзеса, перекинутым через плечо; он пробирался мимо носильщиков, клерков и швейцаров и во весь голос требовал помощи для Рамзеса и спасения для Ситт Хаким.
– У него хватило ума поспешить в отель, – одобрительно кивнула я Дауду. – Это было самое близкое место, где он мог рассчитывать на помощь.
– Я искал его, – самодовольно заявил Дауд, указывая на Кевина. – Он всегда в баре «Луксора».
– Гнусные сплетни, – широко и беззастенчиво улыбнулся Кевин. – Слава Богу, что я оказался там, но, как только Дауд поведал свою историю, любой посетитель бара готов был спешить на помощь.
– Продолжим, – громко прервал Эмерсон.
– Прошу прощения, профессор, – смутился Кевин.
– Хм-м, – фыркнул Эмерсон. – Продолжим: я остался с Рамзесом, пока не обрёл уверенность, что он пришёл в себя. У него не было ни малейшего воспоминания о том, как он туда попал, но он смог дать мне некоторое представление о том, где был, и я начал собирать кусочки головоломки вместе. О’Коннелл в неистовстве, Дауд в «Луксоре», Рамзес доставлен на руках – кто ещё мог спровоцировать подобную заварушку, кроме тебя, Пибоди?
– Спасибо, дорогой, – ответила я, очень довольная.
– И я понял, что был прав, – продолжал Эмерсон, – когда подошёл к месту и услышал выстрелы, крики и увидел людей, стучавших в двери. Прошу прощения за задержку, но, к счастью, я вам не понадобился, не так ли?
– Нет, – ответила Эвелина. – Там был Уолтер. Но думаю, что сейчас ему лучше отправиться в постель.
Уолтер старался выглядеть скромно. Его очки сломались во время схватки, но не их отсутствие так изменило его лицо. Мужчине не обязательно быть героем, чтобы обрести уверенность в себе; всё, что ему нужно – женщина, считающая его героем. Впрочем, в данном случае лавры достались Уолтеру по заслугам.
– Со мной всё в абсолютном порядке, дорогая, – возразил он. – И я не могу успокоиться, пока мы не исследуем все возможные версии. Рэдклифф, тебе не приходило в голову, что поездка в Луксор могла быть ложным следом? Предположим, они вернулись на эту сторону реки?
– Замаскировавшись, – подхватил Рамзес. – Молодец, дядя Уолтер.
– Спасибо, Рамзес, – ответил дядюшка.
– Тем не менее, – продолжал Рамзес, – я считаю, что попытка найти след будет пустой тратой времени. Нет никого более безымянного в этой стране женщин под чёрными покрывалами, чем женщина под чёрным покрывалом. Мы должны попытаться определить личность человека, который захватил её. Мисс Мармадьюк – простофиля или подчинённая. Она получила приказ от кого-то другого.
– Письмо доказывает это, – нетерпеливо вставила я. – А также доказывает, что Риччетти не был ответственен за похищение Нефрет.
Рамзес кашлянул. (Мне начинал не нравиться этот кашель.)
– Фразеология письма оставляет открытой возможность того, что автор был в союзе с Риччетти. Однако другие признаки говорят о том, что ты права, мама. Если бы Нефрет оказалась у Риччетти, он бы не просто насмехался над тобой, но прямо угрожал во время драматической конфронтации, которую ты так ярко описала.
– Но он не выбыл из игры, – пробормотал Эмерсон, сжимая кулаки. – Он вернётся, опаснее, чем когда-либо.
– Я не уверен в этом, – протянул Сайрус. – У вас, ребята, не было времени посидеть спокойно и пошевелить мозгами, но посмотрите, что случилось. Риччетти сходили с рук низкие трюки, потому что никого из властей не беспокоило то, что он творил с бедными египтянами. На сей раз он похитил английского мальчика и попытался перестрелять целую толпу иностранцев. Британская администрация не станет мириться с подобными вещами.
– Равно как и британское общественное мнение, – нетерпеливо вмешался Кевин. – Не стоит недооценивать силу прессы, миссис Э. и джентльмены. Мои репортажи и сообщения моих коллег заставят каждого британского гражданина взывать о справедливости.