– С балкона. Когда она вернулась, я пожаловалась на головокружение. Она помогла мне лечь, а я сделала вид, что заснула.
Но, должно быть, не полностью избавилась от дурмана, потому что её последующие воспоминания были туманными и запутанными. С помощью другой женщины мисс Мармадьюк сняла с девушки верхнюю одежду и забрала нож. Нефрет не могла вспомнить, как выглядела другая женщина, за исключением того, что она носила суровое тёмное платье европейского образца и была дородной и сильной. Облачив девушку в длинную одежду с капюшоном, женщины положили её в большой дорожный сундук и аккуратно устроили рядом подушки и одеяла, прежде чем закрыть крышку. Пребывая в полудрёме, Нефрет осознавала, что сундук поднимается, переносится и, наконец, опускается. Последовавшее нежное колыхание подсказало ей, что она находится на лодке, и девушка пришла к выводу, что они возвращаются на Западный берег. Наконец лодка остановилась; крышку сундука открыли, и Нефрет увидела звёзды, сиявшие на тёмном небе. Кто-то склонился над ней. Не мисс Мармадьюк, потому что она услышала взволнованный голос последней:
– С ней всё в порядке?
– Да. – Другой голос был женским, более глубоким и жёстким. – Она будет спать ещё час.
Исходя из этого, Нефрет оставалась обмякшей и неподвижной, пока её перетаскивали из сундука на носилки. Женщина накрыла её плащом или покрывалом, закрыв даже лицо, что немало расстроило Нефрет. Её быстро куда-то понесли; она ничего не видела, но другие органы чувств поведали ей, когда закончились обрабатываемые поля: запах влажной растительности сменился более сухим воздухом пустыни, а затем звуками и запахами жилья. Кто-то забрал её с носилок, поднял по лестнице и положил на твёрдую поверхность. Последовал обмен репликами, шёпотом и на арабском языке, дверь закрыли, а затем убрали плащ. Нефрет не осмелилась открыть глаза, но узнала руки, разглаживавшие ей волосы и поправлявшие одежду ещё до того, как мисс Мармадьюк заговорила:
– Она всё ещё спит.
– Она скоро проснётся. Заставь её выпить ещё чаю.
– Но вы сказали…
– Здесь больше не безопасно. Как только госпожа придёт, мы отправимся дальше.
– Она не согласится взять чай. У неё нет причин доверять мне.
– Есть и другие способы. – Голос женщины стал ледяным, в нём появились нетерпение и презрение. – Так для неё будет проще всего, но если ты не справишься…
– О, как скверно, – простонала мисс Мармадьюк. – Мне сказали, что это случится сегодня вечером. Конечно, если я объясню ей...
– Что она возродилась в Тетишери, и что ей нужно противостоять остаткам тела, в котором некогда обитала, чтобы продвинуться по Пути? – Презрительный смех. – Ладно, оставим в покое чай. Я сама ей займусь.
Дверь закрылась, и ключ повернулся в замке. Нефрет решилась открыть глаза. Первое, что она увидела – свою бывшую гувернантку, расхаживавшую по комнате и ломавшую руки. Комнату освещала единственная лампа. Стены – из оштукатуренного кирпича, единственное окно закрыто. Обстановка была скудной – несколько предметов мебели, несколько корзин, несколько глиняных сосудов.
Её сердце колотилось, Нефрет знала, что сейчас необходимо думать так быстро, как никогда раньше в жизни не приходилось. Контуры заговора обрисовались вполне чётко. Мисс Мармадьюк была именно той, кем казалась – простодушной приверженкой оккультной религии, и её обманули... Кто? Возглавлять банду должна женщина, таинственная «госпожа», о которой говорила другая женщина. И ей, Нефрет, предстояло стать заложницей, пока Эмерсон не добудет мумию и сокровища гробницы.
Мысли стремительно проносились у Нефрет в голове, пока она пыталась решить, как поступить. Она может узнать больше, в том числе личность неизвестной атаманши, если останется; но опасности в этом случае перевешивали любые возможные преимущества. У бандитов не оставалось причин продолжать притворство, которое предало девушку в их руки. Её одурманят или свяжут и увезут в другое место, из которого бежать будет невозможно. И если следует действовать, то немедленно, прежде чем другая женщина вернётся, чтобы «заняться ей».
– Поэтому я ударила мисс Мармадьюк горшком, – сказала Нефрет. – Она даже не глядела на меня – просто стояла у окна и бормотала про себя.
Когда Нефрет выглянула наружу, она узнала дома и заборы деревни. За жилищами, посеребрёнными лунным светом, возвышались скалы пустыни. Комната была на верхнем этаже; Нефрет призадумалась, как ей лучше справиться со спуском, и тут услышала приближавшиеся тяжёлые шаги. Она мгновенно вылезла из окна, уцепившись руками, и приземлилась на твёрдую землю, обсыпанную помётом животных.
– Значит, ты сможешь привести нас туда! – воскликнул я. – Это был дом Абд эль Хамеда?
– Не знаю. Деревня – Гурнех, но я не видела фасад дома. Окно находилось сзади, а я, после того, как вылезла, думала только о возможности побега, и не глазела по сторонам. Если бы я не раздобыла осла, меня могли бы поймать.
Рамзес старался не демонстрировать удовольствие при виде этого упущения. Я думала, что ему это вполне удалось, но Нефрет перехватила взгляд:
– Там лабиринт – ни улиц, ни даже переулков! Я была там только один раз, и... Понятно, ты думаешь, что управился бы лучше!
– Нет, – замотал головой Рамзес. – В целом, я думаю, что управился бы намного хуже. Я... – Он прочистил горло. – Я очень рад, что ты вернулась, и теперь в безопасности.
Утром Эмерсон отправился прямо в Луксор – вряд ли стоит упоминать, что все мы его сопровождали. К своему крайнему раздражению, он обнаружил, что стервятник улетел. Дом был заброшен, и дальнейшие расследования позволили получить сведения о том, что человек, по описанию похожий на Риччетти, рано утром сел на поезд в Каир – самый быстрый доступный способ передвижения, и готовность негодяя пожертвовать комфортом ради скорости указывала на то, что он с некоторым запозданием осознал: его недавние неосторожные действия могут привести к серьёзным неприятностям. Мы отправили властям в Каире послания, в которых говорилось, что они должны перехватить и арестовать злодея, а затем я убедила Эмерсона вернуться на Западный берег.
– Можно и так, – согласился он, успокаиваясь. – Риччетти выскользнул из рук, чтоб его черти взяли, но если я смогу сграбастать Абд эль Хамеда...
Моего бедного Эмерсона постигло ещё одно разочарование. Когда мы добрались до Гурнеха, деревня гудела от новостей. Абд эль Хамеда нашли в ирригационной канаве два крестьянина, шедшие на свои поля. Его опознали не сразу, так как несколько частей тела пропали без вести.
– Что ж, Эмерсон, теперь можно успокоиться, – улыбнулась я. – Ты постоянно высказываешь мне возмущение тем, что твоя работа прерывается криминальными приключениями, но с ними покончено – так почему бы тебе не перестать ругаться и не вернуться к гробнице?
В действительности покончено не было. Существовала ещё одна нить, и я решила потянуть за неё в тот же день, пока Эмерсон занят в погребальной камере. Если бы он знал о моих намерениях, то запретил бы мне идти или настоял бы на том, чтобы пойти со мной; а в том (маловероятном) случае, если моя теория оказалась бы неверной, он никогда бы не дал мне возможности наблюдать, чем всё закончится.
Единственным человеком, заметившим мой отъезд, оказался сэр Эдвард. Представьте, у него хватило дерзости спрашивать, куда я иду. Я сообщила ему, что у меня есть небольшое дело в Гурнехе, и что я скоро вернусь. Когда он принялся настойчиво заявлять, что будет сопровождать меня, пришлось ответить довольно грубо:
– Я подбиваю итоги, сэр Эдвард. Это личное дело, и я предпочитаю справиться с ним самостоятельно.
Я и не рассчитывала, что меня не заметят. Когда я открыла резную дверь, Лейла уже ждала меня – те же серебряные обручи на лбу и на тонких коричневых запястьях. Браслеты тихо звякнули, когда она поднесла сигарету к губам.
– Мархаба,Ситт Хаким, – выдула она облако дыма. – Очень мило с вашей стороны навестить меня. Вы пришли, чтобы выразить сочувствие по поводу смерти моего мужа?
– Нет, полагаю, что поздравления будут более уместны. – Она засмеялась, и я продолжила: – Я удивлялась, почему ты вышла за него замуж.
– А теперь вы знаете?
– Думаю, да. Я пришла не к тебе. Где она?
– Она? – её глаза расширились от притворного удивления.
– Ты знаешь, кого я имею в виду. Ты позовёшь её, или мне пойти искать самой?
Шторы в задней части комнаты открылись, и появилась женщина. Она была одета в то же строгое, похожее на униформу платье, которое носила в отеле, когда опекала «вдову» – и когда помогала Гертруде похитить Нефрет.
– Что вам угодно от меня, миссис Эмерсон?
– Не тебя, – ответила я.
Она подошла ко мне. Действительно крупная женщина, на несколько дюймов выше меня, с широкими плечами и крепкая, как мужчина.
– Здесь больше никого нет. Вы уйдёте добровольно или мне придётся...
– Нет, Матильда. – Тот самый голос, который я и ожидала услышать. Он донёсся из комнаты за занавесом. – Приведи её сюда.
Пожав плечами – при этом на руках заиграли мускулы – «сиделка» отодвинула передо мной штору.
В комнате было темно, ставни – плотно закрыты. Она стояла в дверном проёме напротив того, через который я вошла. В длинной чёрной одежде египетской женщины, странно похожей по цвету и покрою на траурное одеяние вдовы, которое она носила в Каире и в Луксоре, но теперь тонкая вуаль, которая скрывала светлые волосы и размывала черты, исчезла. Я хорошо знала это лицо, хотя не видела его почти год – с того дня в Амарне, когда Сети встретил свой конец[204].
– Добрый день, Берта, – сказала я.
«Сиделка» последовала за мной. Вместо ответа на приветствие Берта приказала:
– Обыщи её. Она обычно – ходячий арсенал, поэтому ничего не пропусти.
Я не сопротивлялась, когда руки женщины скользили по мне, забирая пистолет и нож. Сопротивление было бы бесполезным и недостойным. И это – не то оружие, которым я намеревалась воспользоваться.