Хотя мы и пытались хранить в секрете точный день открытия саркофага, но к этому моменту собралась толпа зевак, и наши люди, держась за руки, образовали цепь, сдерживая назойливых журналистов и праздных зевак.
В результате количество людей, допущенных в гробницу, оказалось явно бо́льшим, чем хотелось бы Эмерсону. Он установил временные настилы вдоль дорожки в погребальной камере, но неустанно бормотал себе под нос ругательства при виде того, как наши уважаемые гости – месье Масперо, генеральный консул Великобритании (наш старый друг лорд Кромер, бывший сэр Ивлин Баринг), Говард Картер в качестве инспектора и представитель хедива – шагали по узкому проходу. Там уже стояли Сайрус и – к удивлению Масперо и негодованию паши – Абдулла с внуком. Я согласилась с Эмерсоном, что они имеют право присутствовать.
Накануне Эмерсон и Абдулла установили необходимый полиспаст[207] с тяжёлыми деревянными штативами у обоих концов саркофага и подвели рычаги и клинья для поднятия крышки на достаточное расстояние, чтобы позволить канатам проходить под ней. Пока огромная крышка из кварцита медленно поднималась, каждый взор был прикован к ней, и каждое дыхание учащалось и прерывалось. Наконец щель стала достаточно широкой, и Эмерсон заглянул внутрь.
А затем спустился с камня, на котором стоял.
– Дамы и господа, – объявил он, – с сожалением констатирую, что королева Тетишери сегодня не принимает.
Саркофаг был пуст. Не осталось ни кусочка дерева, ни обломка кости.
Из-за толпы нам пришлось вернуться на «Амелию», чтобы развлечь наших посетителей. Звучали тосты, звенели бокалы, но в поздравлениях Масперо явно слышалось вежливое сочувствие. Эмерсон только пожал плечами.
– Небольшое разочарование, месье, – сказал он равнодушно. – Картины – шедевры, содержимое гробницы – замечательно. На большее – никаких разумных надежд.
После того, как почтенные гости удалились, я повернулась к Эмерсону:
– Ты знал, что её там не было! Ты не воспринял бы это так хладнокровно, если бы не ожидал этого.
– Да, я был готов к её отсутствию, – спокойно согласился Эмерсон. – Видишь ли, моя дорогая, я всегда верил, что лысая маленькая старушка из тайника Дейр-эль-Бахри – Тетишери. Она обладает поразительным сходством с другими членами семьи, которые также находились в тайнике – эти выдающиеся передние зубы довольно характерны. Не проси меня объяснить, как она туда попала, или почему её пустой саркофаг был так тщательно закрыт. Это остаётся и, вероятно, навсегда останется загадкой.
– Ну ещё бы! – воскликнул Уолтер. – У тебя явно уже имеются одна-две теории.
Эмерсон уже снял куртку и галстук. Откинувшись на спинку стула, он вынул трубку.
– А как насчёт бокала виски каждому? – добродушно спросил он. – У нас есть, что отпраздновать, дорогие мои. И наличие или отсутствие мумии значения не имеет.
– Честно говоря, – продолжал он, – мои блестящие выводы о местонахождении гробницы ушли несколько в сторону. Это была не оригинальная гробница Тетишери; это было перезахоронение, устроенное Хатшепсут для своей уважаемой предшественницы после того, как оригинальная могила была ограблена или над ней возникла угроза разграбления – последнее, скорее всего, так как основная часть погребального оборудования сохранилась.
К тому времени короли новой Фиванской империи поняли, что такие выдающиеся памятники, как пирамиды, привлекают внимание расхитителей гробниц. Отец Хатшепсут был первым, кто построил свою гробницу в Долине Царей – никто не знал, никто не видел, как хвастался королевский архитектор[208]. Хатшепсут настолько успешно спрятала свою гробницу, что её вообще не нашли[209]. Место, которое она выбрала для Тетишери, было столь же скрытым. Ей соорудили гробницу, украшенную в традиционном стиле и со скромностью, необычной для египетского правителя; изображения Хатшепсут встречаются только во входном коридоре. А рельефы и надписи, вероятно, описывали совершённое ей благочестивое восстановление гробниц её предков.
После её смерти племянник, которого Хатшепсут годами держала под каблуком, начал войну против памяти о ней[210]. Я считаю, что именно его люди вошли в гробницу Тетишери. Тутмос, чья мать была скромного происхождения, вероятно, коллекционировал знатных предков; он забрал мумию Тетишери и часть её погребального инвентаря. И не просите меня размышлять о том, почему что-то забрали, а другое оставили! В отличие от некоторых моих коллег, я археолог, а не автор исторических романов. Последнее действие слуг Тутмоса – уничтожение украшений входного коридора, где упоминается Хатшепсут.
Гробницей снова стали пользоваться во время Двадцать первой династии для захоронения семейства жрецов – тех, чьи гробы мы нашли растоптанными и разбитыми современными ворами. Возможно, именно они оставили безымянную мумию, но я склонен полагать, что она уже была там, и что именно её присутствие удерживало жрецов от проникновения в погребальную камеру.
– Отлично, Эмерсон, – подхватила я. – Я в целом согласна с твоей реконструкцией, но ты не предложил теорию о личности Безымянной Мумии.
– Продолжай! – воскликнул Уолтер. – Даже ты, Амелия, не можешь... То есть не осмелилась бы... Что я хочу сказать...
– Он хочет сказать, – перебил Эмерсон, – что только ты обладаешь творческой силой, чтобы вообразить – прошу прощения – логически вывести решение этой древней тайны. Продолжай, моя дорогая Пибоди. Я с интересом жду твоих замечаний.
– Конечно, это только теория, – скромно призналась я. – Но, как ты и говорил, мы можем быть совершенно уверены, что в гробницу вошли агенты Тутмоса III. Король уничтожил рельефы, которые возвеличивали его могущественную, самодержавную тётку Хатшепсут, но у него не было причин воевать с Тетишери. Думаю, именно он оставил Безымянную Мумию. Так кто же был этот несчастный, мучительно убитый, ритуально уничтоженный? Очевидно… что ты сказал, Эмерсон?
– Очевидно, – пробормотал Эмерсон. – Я сказал: «Очевидно», повторяя твоё собственное слово. Продолжай, дорогая.
– Очевидно, он был важной персоной: жрецом, принцем или дворянином. Тело обычного преступника не оставили бы вообще. Очевидно, он совершил какой-то поступок, который вызвал ненависть фараона, поскольку это было официальное убийство – короче, казнь. Теперь я спрашиваю: какого высокопоставленного чиновника ненавидел Тутмос? Какой низкорождённый выскочка осмелился... э-э...
Эмерсон вынул трубку изо рта. Черенок был довольно сильно пожёван.
– Осквернить? – обманчиво мягко завершил он. – Буквально на днях, Пибоди, ты отрицала, что королева приняла бы простолюдина в качестве любовника.
– Ты неправильно меня понял, любимый, – ответила я.
– О Всемогущий Боже! – воскликнул Эмерсон.
– Подумай, – не останавливалась я. – Царь Египта – будь то мужчина или женщина – был божественным, потомком бога, но я не сомневаюсь, что древние египтяне следовали тому же несправедливому двойному стандарту, который царит сегодня. Для короля было вполне приемлемо иметь столько наложниц, со сколькими он мог справиться, но простолюдину, вступившему в близкие отношения с королевой, оставалось недолго жить – если только королева не являлась одновременно королём, и таким образом могла защитить своего любимого! Как только защита исчезла, грешник встретил судьбу, предписанную нарушителям религиозного и государственного права. Но – и это, я думаю, является убедительным аргументом... как бы поточнее выразить...
– Конечно! – воскликнула Нефрет. – На него упала тень её божественности!
– Безусловно, – произнёс Рамзес с неповторимой интонацией, – можно выразиться и так.
– Очень правильный способ выразить это, – благодарно кивнула я Нефрет. – Эти отношения наполнили его физические останки определённой святостью; они не могли быть полностью уничтожены. Однако одновременно они были и прокляты, и именно поэтому Тутмос удалил Тетишери из места её упокоения, чтобы её не осквернил контакт с ними.
– Точно! – воскликнул Нефрет. – Прекрасно, тётя Амелия! Кто ещё это мог быть, кроме Сенмута?
– Кто ещё? – повторил задумчиво Эмерсон. – Любой из – дайте-ка припомнить – пятисот князей, жрецов и высокопоставленных чиновников, живших в то время. Послушай, Пибоди, ты даже точно не знаешь, когда этот парень умер! Техника мумификации сможет указать дату, так как он не мумифицирован! Пятьсот чёртовых мужчин! А то и все пять тысяч!
– Я полностью согласна с Амелией, – твёрдо сказала Эвелина. – Сенмут – самый логичный кандидат.
Уолтер, открывший рот, снова закрыл его. Не найдя поддержки с его стороны, Эмерсон с надеждой посмотрел на сына.
– Ты следуешь моим рассуждениям, Рамзес?
Невыразительные чёрные глаза Рамзеса переместились с Эвелины на Нефрет, затем на меня.
– Да, отец, следую. Тем не менее, я считаю, что мама привела веские аргументы. Хм-м. Да. В целом я с ней согласен.
Мы отплыли из Александрии тридцатого, и хочу сказать, что приятно было чувствовать морские ветра после сильной апрельской жары в Верхнем Египте. Также было приятно, что несколько здоровых взрослых людей (не говоря уже о Давиде и Нефрет) следили за Рамзесом, вместо того, чтобы нести за него единоличную ответственность. Рамзес на борту корабля – источник неисчислимых опасностей. Эвелина с Уолтером договорились в следующем году снова отправиться с нами; они будут помогать в воспроизведении украшений гробницы: Эвелина – художественных работ, а Уолтер – копирования надписей.
Вскоре после нашего отъезда мы с Эмерсоном как-то прогуливались по палубе, и вдруг я заметила, что нахмуренные брови омрачили гладкую поверхность благородного лба.
– Не стоит так переживать, – принялась убеждать я. – Надеюсь, ты не беспокоишься о гробнице? Риччетти благополучно спрятан в тюремной камере, а его приспешники заключены в тюрьму или сбежали; мисс Мармадьюк останется под присмотром доктора Уиллоуби, пока не оправится от нервного срыва; и после прочитанной тобой нотации Лейла не посмеет снова нам помешать. Ты слишком легко её отпустил, Эмерсон. Женщины всегда знают, как тебя обойти.