Магнебод вновь наморщил лоб.
– Клеф? Постой! Постой, это тот лангобардский князек, которого упоминал Алафрид? Тот, что идет на помощь гарнизону Арбории?
– Он самый. У него под началом две сотни лангобардских рыцарей. Может, это не самые мощные в мире машины, да и вооружение оставляет желать лучшего, но это чертовски немалая сила, особенно если вести бой придется в городе. Даже если Лауберу суждено прорваться через ворота, в Арбории его ждет такой прием, которого он вовек не забудет.
Магнебод внезапно распахнул глаза. Несмотря на то, что он находился в нейрокоммутации, в глазах этих, сделавшихся полупрозрачными, водянистыми, даже проглядывало подобие осмысленного выражения. И выражение это больше всего походило на испуг.
– Но ведь Клеф не в Арбории! Он только идет к городу, ведь так? Ведь так, Гримберт?
Гримберт молчал несколько секунд. Не потому, что искал подходящие слова. Он просто наслаждался этой короткой паузой, наполненной лязгом изготавливающихся рыцарей и протяжным гулом гидравлики. Скоро их сменят совсем другие звуки, которые заглушат собой все прочие…
– Возможно, данные господина сенешаля немного устарели. Клеф уже два дня как в Арбории.
– Чирьи святого Фомы!..
– Спокойно, – одернул его Гримберт. – Нам ли бояться боя?
– Черт тебя подери, Гримберт! Ты сам сказал, Арбория сильна как никогда и вдобавок наводнена лангобардскими чертями! На что ты рассчитываешь, залезая в эту огненную яму? Что лангобарды схватятся с Лаубером, а про нас забудут? И это твой хваленый план? Дьявол, дьявол, дьявол! Знай я про это, уже отправился бы в крестовый поход, глотать песок Палестины!
Лифт достиг нужного уровня, позволив Гримберту заглянуть в бронекапсулу через мощный, вваренный в торс «Золотого Тура» люк. Она могла казаться небольшой, даже тесной, но он знал, что так кажется лишь с непривычки. Как только нейроштифты займут свое место, его тело враз потеряет болезненную чувствительность, устроившись внутри, как в материнском лоне. Потом он вспомнил, что так и не ответил Магнебоду, сверлившему его взглядом из распахнутой бронекапсулы «Багряного Скитальца».
– Мне не впервой сталкиваться с варварами, Магнебод. Я знаю, как они рассуждают и как действуют. Мне отчего-то кажется, что этот… Клеф, он не станет держаться за юго-западные ворота, через которые мы с тобой двинемся. Более того, я почти уверен, что он сосредоточит все свои силы на юго-восточных. А когда убедится, что Туринское знамя вторглось глубоко в оборону, не станет втягиваться в затяжные бои. Вместо этого он отступит и укатит на восток со всей скоростью, которую только смогут вытянуть его машины.
Гримберт улыбнулся, наслаждаясь удивлением Магнебода. Несмотря на то что лицо его превратилось в маску, не более выразительную, чем бронированная морда «Скитальца», он видел, как это удивление меняется, переплавляясь в иную форму. В потрясение? В уважение? Испуг?
– Во имя Господа, Гримберт, откуда ты…
– Этот Клеф хоть и презренный еретик, но по-своему неглупый парень. Может, он не играет в шахматы с папским камерарием, однако отлично разбирается в сути вещей.
«Скиталец» в течение полуминуты стоял неподвижно. Возможно, он был занят калибровкой баллистических вычислителей или подсчетом выделяемого реактором тепла, но Гримберт так не думал. Он знал, что Магнебод сейчас напряженно думает. И знал, о чем.
– Ты подкупил его, – пробормотал Магнебод с каким-то едва ли не суеверным ужасом. – Сговорился с еретиком, чтоб натравить его на Лаубера! Это…
Гримберт пожал плечами.
– Преступление? По меркам Святого Престола – быть может. Но не по меркам здравомыслия. Если Лаубер желает покрыть себя воинской славой, я обеспечу ему такую возможность. Он угодит в ловушку и истечет там кровью, в то время как мы торжественно войдем в Арборию и займем ее со своего направления.
– И ты ничего не сказал об этом на военном совете!
– Не сказал, – согласился Гримберт. – Это заставило бы меня выглядеть глупо, не так ли? Кроме того, ужасно не хочется портить графу Женевскому миг его триумфа.
– Что ты наделал, Гримберт? Что ты наделал?
– Перехитрил своего врага, только и всего. Он ожидал легкой прогулки, а получит кровавую бойню.
– Но вместе с ним будут и другие рыцари! Много других!
Гримберт пожал плечами.
– Если он столь умен, как принято считать, сообразит вовремя подать сигнал к отступлению. Если нет… Что ж, ему придется держать ответ перед сенешалем и его величеством за все потери. Человек, который собирался покрыть себя славой за счет других, должен быть готов и к тому, что вместо благовонных масел ему на головы выльют помои.
– Иногда я думаю…
– Да, мой друг?
– Иногда я думаю, где и когда ты научился этому, – пробормотал Магнебод. – Потому что, готов поклясться своими четырьмя опухолями и тем, что осталось от бессмертной души, этому я никогда тебя не учил.
Гримберт бросил с высоты взгляд на Туринское знамя и остался доволен. Построение шло споро, почти не порождая давки, столкновений и всего того, что обыкновенно возникает в такие моменты. Значит, время, потраченное на бесконечную муштру, не было потрачено напрасно. Он ощутил легкий приятный гул во всем теле. Точно в воздушном эфире в ультразвуковом диапазоне прозвучала первая нота еще не сыгранного гимна в честь его победы.
– Это не было частью твоего урока, мой друг, – мягко произнес он. – Этому я научился сам, много, много лет тому назад в Сальбертранском лесу.
Магнебод непонимающе уставился на него.
– Сальбертранский лес? Не помню такого в Туринской марке… Погоди! Ты имеешь в виду тот самый старый лес, который ты когда-то…
– Распорядился сжечь подчистую. – Гримберт кивнул. – Оставил на его месте лишь копоть. Да, в свое время он преподал мне пару уроков.
– Я вспомнил. Тот самый лес. В котором вы с Вальдо…
Лязг оживающих рыцарей мешал Гримберту расслышать, что говорит старый рыцарь. Они строились в боевой порядок впереди пехоты – это значило, что и ему время занимать свое место. Гунтерих терпеливо ожидал его возле походного шатра. С восьмиметровой высоты он выглядел еще более крошечным.
Гримберт забрался в бронекапсулу и, повозившись, устроился в ложементе. Сложнее всего было закрепить паутину амортизационных ремней к креплениям гамбезона, но сегодня он предпочел выполнить эту работу сам, не доверив ее чужим рукам.
– Глухарь на току, – внезапно произнес Магнебод со скрежетом. – Сегодняшнее сообщение от твоего тайного приятеля. Кажется, теперь я понял. Опять паутина. Еще одна твоя чертова паутина…
Гримберт больше не собирался терять время на никчемные разговоры. Он включил вспомогательные силовые установки «Тура», отчего по его механическим внутренностям прошла легкая дрожь. Прежде чем разбудить реактор, предстояло выполнить несколько простых процедур, каждую из которых он знал в совершенстве.
Навигация. Радиоэфир. Показания радаров. Коды инициализации.
Гул работающего на холостых оборотах реактора в глубине грудной клетки «Тура» не изменился, но Гримберту показалось, что в нем появились мурлыкающие нотки – стальной воин приветствовал его, своего единственного владыку и сюзерена. Он тщательно закрепил многочисленные путы амортизационных нитей и убедился, что все настроено и отлажено наилучшим образом. Гунтерих не зря ел свой хлеб.
Он вытянул из специального разъема гроздь холодных нейроштифтов, похожих на связку металлических змеиных хвостов, и стал методично вставлять их в отверстия, слыша удовлетворенное бормотание аппаратуры. Каждый контакт отзывался мягким щелчком где-то в затылке.
Опытный рыцарь никогда не вставляет штифты все сразу, одновременно. Во-первых, можно повредить нервную систему. Единение человека и машины – сложный процесс, не терпящий небрежности и спешки. Нужны терпение и осторожность, чтобы живое и неживое стали единым целым. Во-вторых, – Гримберт неохотно признавался в этом самому себе – он старался растянуть удовольствие перехода.
На смену расплывчатым формам и блеклым цветам привычного ему человеческого мира приходил другой, состоящий из миллионов новых оттенков, для которых не было названия даже на высокой латыни. Мир покрывался тончайшей изморозью траекторий и схем, обозначая невидимые воздушные течения, расчетные траектории движения и электромагнитные поля, серебрился ажурными узорами баллистических вычислений.
Гримберт с наслаждением повел плечами, чувствуя, как многотонная громада «Тура» послушно подчиняется ему, едва слышно гудя сервоприводами. Его тело больше не состояло из слабой плоти – одна сплошная бронированная сталь. Сердце больше не качало кровь, не стучало, теперь в его теле разливался лишь тихий гул электрической мощи. Мысли превратились в спокойные, четкие импульсы, утратив человеческую суетливость, Гримберт легко управлял их течением, производя сложные вычисления. Это был его мир – привычный, удобный и знакомый. Жаль, что глухое забрало «Золотого Тура» не было способно улыбаться, иначе Гримберт обязательно улыбнулся бы.
Он уже собирался было включить полный передний ход, когда обнаружил, что «Багряный Скиталец» все еще стоит на прежнем месте, а его бронекапсула открыта. Сенсоры «Тура» легко разглядели и увеличили лицо Магнебода. К удивлению Гримберта, глаза старого рыцаря все еще были открыты и осмысленны – и сейчас он пристально смотрел на «Золотого Тура». Однако их выражение, несмотря на высочайшую разрешающую способность «Тура», оставалось неясным.
Удивление? Недоумение? Отвращение?
«Со стариками всегда так, – с легким раздражением подумал Гримберт, машинально проверяя показатели орудийных систем и боекомплект. – Многие из них превосходные воины, способные управляться с доспехами лучше, чем с вилкой в руке, но они не замечают очевидного – стареет не только плоть, которую они отказываются обновлять из-за своих нелепых обетов, стареет и ум. Теряя свойственную молодости гибкость, он ветшает, лишаясь своей главной способности – анализировать и видеть долгосрочную перспективу».