Пруссачество и социализм — страница 15 из 37

будет приобретать по твердой цене. Зачатки это-

го уже ясно сказались при первых выборах.

Что демократия и всеобщая подача голосов яв-

ляются испытанными методами капитализма,

доказывают все страны, перенявшие у Англии

эти формы. Если либеральный профессор при-

ветствует Веймарскую конституцию, как осуще-

ствление своих грез, то деловой либерализм при-

ветствует ее, как самый удобный и, быть может,

самый дешевый способ подчинить политику

конторе, а государство - спекуляции.

Все это служит отличительным признаком

господства духа викингов в западной цивилиза-

ции, которая до сих пор была исключительно

цивилизацией английской. Форма, в которой

английский парламентаризм был навязан кон-

93

тиненту и в конце концов всему свету, - это

<конституция>, благодаря которой критика су-

ществующего правительства становится орга-

нической частью этого правительства. Однако

безгосударственный характер правительства,

которое английское общество создало, перешел

здесь во враждебный государству характер всех

существующих конституций, воспринявших

чужой английский принцип. Поэтому стали не-

обходимы суррогаты партий, воспроизводящих

английский уклад с его превращением испол-

нительной власти в часть партийного главенст-

ва, без истинного духа этого уклада, явилась не-

обходимость в оппозиции, которая, при беспре-

рывных трениях между верховной властью

и партийным принципом или между партиями,

вследствие весьма различного понимания ими

партийного верховенства, действовала не орга-

нически созидательно, а разрушительно. Мира-

бо, умнейшая голова Франции, в момент, когда

она была покорена идеями викингов, наверное

вернулся бы, будь он более долговечен, к абсо-

лютизму, чтобы спасти свою страну от псевдо-

парламентаризма независимых клубов. Слово

<интрига> исчерпывающе передает тот дух, ко-

торый француз, вместо планомерной тактики

англичанина, сообщает любому образу правле-

ния в стремлении придать ему соответственный

своему жизненному укладу характер. Вследст-

вие этого случайный деспотизм постоянно

вновь оказывается практически наиболее при-

годной формой той анархии, в процессе которой

история Франции время от времени достигает

неожиданных, но мимолетных вершин успеха.

94

Так было уже с Мазарини и Ришелье, с 1789 го-

да это составляет тайную конечную цель каж-

дого, хотя бы самого маленького политического

клуба, наконец, это нашло свое классическое

выражение в диктатуре иностранного солда-

та - Наполеона. Нечто подобное ожидал Маки-

авелли для политической путаницы Ренессанса

от Цезаря Борджиа. Только Франция и Италия

не создали никакой политической идеи. Госу-

дарство Людовика XIV, подобно Империи На-

полеона, - это единичный случай, а не дли-

тельная система, и абсолютная монархия Ба-

рокко, как органическая и способная разви-

ваться форма, происходит от Габсбургов, а не от

Бурбонов^. Политика Габсбургов от Филиппа

II^ до Меттерниха была образцом методов уп-

равления почти для всех дворов и кабинетов,

двор Короля Солнца повлиял только на церемо-

ниал и костюм. И напоминающее Ренессанс по-

явление Наполеона очень показательно. Только

во Флоренции и Париже мог удачливый полко-

водец сыграть такую идущую в разрез с тради-

цией роль и создать государство в таких фанта-

стических и преходящих формах. Здесь не было

типичной государственной формы. Руссо, этот

теоретик политической монархии, свою идею об-

щественного договора, который в конце концов

все же требовал диктатуры как случайного спа-

сения из хаотического разброда воль, вывел из

английской идеи <общества>, построенного на

прочной основе и опирающегося в своей полити-

ческой работе на верный инстинкт. В Англии

Наполеон в случае революции мог бы стать пре-

мьер-министром, в Пруссии - фельдмаршалом,

95

в Испании - сразу и тем и другим, и притом

с неограниченными полномочиями. В мантии

Карла Великого он мыслим только во Франции

и Италии.

Пруссия была настоящим государством в са-

мом глубоком смысле этого слова. Тут, строго

говоря, вообще не существовало частных лиц.

Каждый, живший в этом организме, функцио-

нировавшем с точностью хорошей машины,

принадлежал к нему как его член. Поэтому-то

управление не могло находиться в руках част-

ных лиц, как это предполагает парламента-

ризм. Управление было службой, а ответствен-

ный политик был чиновником, слугой целого.

В Англии политика и деловые интересы слива-

лись; во Франции рой профессиональных поли-

тиков, который объявился вскоре после уста-

новления конституционного образа правления,

был куплен заинтересованными лицами.

В Пруссии чисто профессиональный политик

всегда был сомнительной фигурой. Поэтому,

когда с наступлением XIX века стала неизбеж-

на демократизация государства, ее не следовало

проводить в английском духе, соответствовав-

шем прямо противоположной системе. В Прус-

сии демократия не могла означать личную сво-

боду, совпадающую с неудержимостью в делах

и необходимо приводящую к политике частных

лиц, для которой государство служит орудием.

Если идея рыцарских орденов <все за всех> при-

обрела современный характер, то она состояла

не в образовании партий, которые низшим сло-

ям народа предоставляли право путем выборов

раз в несколько лет голосовать за назначаемых

96

ими кандидатов или вовсе не голосовать, в то

время как они на верху в качестве оппозиции

вмешивались в работу правительства. Совре-

менным воплощением орденской идеи, напро-

тив, явился принцип, по которому каждому от-

дельному лицу на основании его практических,

нравственных и духовных дарований предо-

ставляется право в определенной мере повеле-

вать и повиноваться; ранг и следовательно сте-

пень ответственности здесь вполне соразмерены

с личностью и, как должность, постоянно сме-

няются, это и есть <советская система>, как ее

сто лет тому назад проектировал барон фон

Штейн^, - истинно прусская идея, которая

зиждется на основе отбора, коллективной от-

ветственности и коллегиальности. Ныне она,

по-марксистски, втоптана в грязь классового

эгоизма, получилась обратная сторона нарисо-

ванной Марксом картины разбойного класса

капиталистов английского стиля, викингов,

не подчиненных государственному контролю,

система свободной торговли, организованная

снизу, с рабочим классом в виде society - сло-

вом, совершенно по-английски.

Это Бентам, но не Кант.

Штейн и его воспитанные в духе Канта совет-

чики думали об организации профессиональ-

ных сословий. В стране, где труд должен был

стать общей обязанностью и содержанием жиз-

ни, люди различаются между собой по тому,

что они производят, а не по тому, чем они владе-

ют. Итак - местные профессионально-сослов-

ные корпорации, построенные соразмерно зна-

чению каждой профессии в народном целом, бо-

97

лее высокие представительные органы вплоть

до высшего государственного совета, мандаты,

ограниченные постоянным правом отзывать

представителей; следовательно, никаких орга-

низованных партий, никаких профессиональ-

ных политиков, никаких периодических выбо-

ров. Хотя Штейн и не высказал прямо этих мне-

ний, и, может быть, даже оспаривал бы их

в этой формулировке, но они лежали, как заро-

дыш, в основе предлагавшихся им реформ,

и они были годны для проведения планомерной

демократизации прусской системы, в том духе,

который соответствовал бы нашим собствен-

ным, а не английским и французским инстинк-

там, и который гарантировал бы отбор способ-

ных к осуществлению именно этой системы лю-

дей. В государстве должен быть государствен-

ный совет. Здесь то же соотношение, что между

машиной и обученным инженером. Безгосудар-

ственность предполагает точно таким же обра-

зом организованные тайные советы отдельных

партий; каждая из них должна быть в состоя-

нии в любое время применить свой аппарат для

управления страной. В Англии фактически два

<совета рабочих депутатов> или коронных сове-

та вместо одного - в этом смысл парламента-

ризма*. В прусской системе нужен был бы толь-

ко один совет с устойчивым составом. Вместо

этого под впечатлением наполеоновских собы-

тий у нас стало господствующим преклонение

перед английскими порядками. Гарденберг^,

*Избиратели не имеют ни малейшего влияния на состав

обоих советов. Они решают лишь, какой из них должен

править.

98

Гумбольдт и другие были <англичанами>. Вме-

сто Канта руководителями стали Шефтсбери

и Юм. Там, где было необходимо и возможно

ввести новый порядок изнутри, он был введен

извне. Все политическое ожесточение XIX ве-

ка, безграничная бедность и бесплодность на-

шего парламентаризма в людях, мыслях, дей-

ствиях, постоянная борьба между принципи-

ально враждебной оппозицией и насильствен-

ным всеподавляющим гнетом, все это происхо-

дит оттого, что народу, одаренному способнос-

тями для совсем иного, строгого и человечно

глубокого порядка, навязан другой - тоже

строгий и глубоко коренящийся в человеческой

душе строй. Во всех крупных задачах, где ста-