превосходства, своих организационных способ-
ностей, добросовестности и энергии, своего чув-
ства духовной общности с другим становится на
подобающее ему место; здесь введена всеобщая
трудовая повинность и в связи с ней профессио-
нально-сословный строй, который одновремен-
но служит делу управления и вместо парламен-
та возглавляется высшим административным
советом, в котором принимают участие все:
офицеры, чиновники, крестьяне, рудокопы, -
и который можно было бы назвать также сове-
том рабочих депутатов.
На другой стороне стоит мировая капиталис-
тическая республика, поскольку Англия - это
республика. Республика же в настоящее вре-
мя означает: правление посредством частного
лица, которому везет в делах, который может
*Лассаль в 1862 году в своей статье <Что теперь делать?>
требовал соединения прусского монархизма и рабочего
класса для борьбы против либерализма и английской те-
ории слабого государства, превращающей его в <ночно-
го сторожа>.
105
оплатить свое избрание и свое влияние, и при-
знание земной поверхности охотничьим участ-
ком тех, кто стремится стать богатым и требует
свободы единоборства. В этом, наконец, объеди-
няются обе капиталистические партии, тори
и виги, против <внутренней Пруссии>, вопло-
щенной в истинном социализме, за которой там
стоит рабочий класс, и следует вспомнить, что
в Англии труд считается несчастьем. Это озна-
чает крушение парламентаризма, который не
может работать при трех партиях. В старой Ан-
глии богатый боролся с богатым, одно мировоз-
зрение с другим внутри высшего класса. Те-
перь богатый борется с бедным, Англия -
с чем-то иным. Но благодаря этому парламента-
ризм, как политическая форма, стал непригод-
ным, в этом не может быть сомнения. В Англии
он уже шел к упадку, когда немецкая глупость
его перенесла на нашу почву.
Он пережил свое лучшее время до эпохи Бис-
марка. Он был старой, зрелой, благородной, бес-
конечно утонченной формой; чтобы владеть ею
в совершенстве, необходим был весь такт анг-
лийского джентльмена хорошего происхожде-
ния. Обусловливалось это вполне понятным
единодушием в столь многих вопросах, что раз-
ногласия не подвергали опасности вежливость.
Парламентская борьба напоминала хорошую
форму дуэли между аристократами. Это было
то же, что со старинной музыкой от Баха до Бет-
ховена, которая покоилась на совершенной му-
зыкальной культуре. Когда эта культура стала
менее строгой, музыка сделалась варварской.
Никто ныне не может создать фуги старинного
106
стиля с ее былой легкостью и самодовлеющим
господством всех правил, соединяя их в одном
движении. То же происходит с подобной фуге
парламентской тактикой. Более грубые люди,
более грубые вопросы - и все кончено. Дуэль
превращается в драку. С людьми старого закала
уходят в прошлое и прежние институты, испы-
танные формы, такт. Новый парламентаризм
будет представлять собой борьбу за существова-
ние в необузданных формах, и с гораздо худши-
ми результатами. Соотношение между главаря-
ми партий и партиями, между партией и наро-
дом становится все грубее, явственнее, менее
прикрашенным. Это начало цезаризма. В анг-
лийских выборах 1918 года он уже обозначился.
Мы его тоже не избегнем. Он - наша судьба,
точно так же, как судьба Рима и Китая, как
судьба всех созревших цивилизаций. Но веч-
ным вопросом остается: кому править, миллиар-
дерам или генералам, банкирам или чиновни-
кам высшей формы, в лучшем и чистом смысле
этого слова.
107
МАРКС
xviii
Этот могучий последний бой между двумя гер-
манскими идеями встречает на своем пути со-
вершенно иной фактор: рабочий вопрос. Там -
внутреннее противоречие мировоззрений, тре-
бующее решения, чтобы придать формам бытия
фаустовского человека окончательное единст-
во; здесь - материальная нужда, которая тре-
бует изменения нынешних условий жизни. Од-
но, так сказать, - метафизика, другое - поли-
тическая экономия. Этим определением уста-
новлена градация обоих явлений.
Проблема <четвертого сословия> возникает
в каждой культуре при ее переходе в цивилиза-
цию. Для нас она возникла в XIX веке, Руссо
внезапно устарел. Третье сословие - продукт
города, занимающего равное положение с дерев-
ней, четвертое - продукт мирового города,
уничтожающего деревню. Это лишенный ду-
шевных корней народ поздних состояний куль-
туры, бродячая, бесформенная и враждебная
формам масса, которая, скитаясь по каменным
лабиринтам, поглощает вокруг себя живой оста-
ток человечности, не имея родины, ожесточен-
ная и несчастная, полная ненависти к прочным
109
градациям старой культуры, которая для нее от-
мерла, она грезит об освобождении из своего не-
возможного состояния.
Западноевропейская цивилизация во всех
проявлениях и жизненных формах по существу
подвластна машинной индустрии. Промыш-
ленный рабочий отнюдь не является четвертым
сословием, он чувствует лишь себя по праву
представителем этого сословия. Он - символ.
Он возник как тип вместе с этой цивилизацией,
и он глубоко чувствует неудовлетворительность
своего положения. Если другие являются раба-
ми нашего технического столетия, инженер,
так же как и предприниматель, то он - раб по
существу.
Но решение рабочего вопроса относительно
одного лишь рабочего и посредством его одного
невозможно. Четвертое сословие само по себе
только голый факт, а не идея. По отношению
к факту возможны только компромиссы мате-
риального характера, не как осуществление ка-
ких-либо идеалов, но как стратегические ре-
зультаты длительной борьбы. Борьба эта ведет-
ся ради собственной выгоды за счет других
и в результате приводит к некоторому зати-
шью, в котором борющиеся стороны покорно
принимают создавшееся положение, кажущее-
ся счастьем после борьбы. Счастье китайцев,
счастье императорской эпохи Рима: раnеm et
circenses*. Сейчас это еще трудно понять, так
как мы переживаем момент высшего напряже-
ния и раздражения масс больших городов, и на-
* Хлеба и зрелищ (лат.).
110
блюдатель, поддаваясь шумным лозунгам, пе-
реоценивает односторонние перспективы, ри-
суемые классовым эгоизмом; через одно, два
столетия все пройдет, если рабочее движение не
станет на путь служения какой-нибудь общей
идее. Что осталось от страстей времен Гракхов
в эпоху Августа? Проблема не была решена, она
изжила себя.
Теперь выступает Маркс. Он сделал попытку
при помощи блестящего построения поднять
факт на высоту идеи. На могучее противоречие
между духом викингов и духом монашеских ор-
денов он набросил покрывало тонкой, но креп-
ко сотканной теории, и создал таким образом
популярный взгляд на историю, который в на-
стоящее время фактически господствует в воз-
зрениях широких масс. Маркс возник в прус-
ской атмосфере, жил в английской, оставаясь
однако в равной мере чуждым душам обоих на-
родов. Как представитель естественнонаучного
XIX столетия, он был хорошим материалистом
и скверным психологом. В итоге, вместо того
чтобы заполнить идейным содержанием вели-
кие реальности, он низвел идеи к понятиям,
к интересам. Вместо английской крови, кото-
рой он не ощущал в себе, он умел разглядеть
только английские вещи и понятия, и в Гегеле,
в большой степени воплощавшем прусскую го-
сударственную мысль, ему был доступен только
метод. Так, Маркс подменил посредством поис-
тине странной комбинации противоречия ин-
стинктов двух германских рас материальным
противоречием двух слоев. Он приписал <про-
летариату>, четвертому сословию, прусскую
111
идею социализма и <буржуазии>, третьему со-
словию - английскую идею капитализма.
В этой системе впервые дано определенное значе-
ние упомянутых четырех понятий, в том виде
как они сегодня усвоены каждым. При помощи
этих, неотразимых в своей простоте лозунгов,
ему удалось объединить рабочих почти всех
стран в класс с ясно выраженным классовым со-
знанием. Его языком говорит, его понятиями
мыслит ныне четвертое сословие. Пролетариат
перестал быть названием, он стал задачей. Буду-
щее стало с этих пор рассматриваться под углом
зрения литературного произведения. В поверх-
ностности этой системы заключается ее сила.
Хотя теперь, как и раньше, существует испан-
ско-церковный, англо-капиталистический и ав-
торитарно-прусский социализм и пролетарские
движения анархического, капиталистического
и истинно социалистического типа, однако это
остается неизвестным. Вера в главную цель
сильнее действительности, и она сосредоточена,
как всегда на Западе, в одной книге, сомнение
в абсолютной истинности которой считается пре-
ступлением. Только печатное слово обеспечива-
ет фаустовскому духу влияние в отдаленнейшем
пространстве и времени. В английской револю-
ции это была Библия, во французской - <Об-
щественный договор> Руссо, в немецкой -
<Коммунистический манифест>. Из истолкова-
ния противоречий рас в смысле противоречия
классов и старых германских инстинктов -
в смысле недавно возникших потребностей на-