вается социализацией. Она с верным инстинк-
том прогрессивно развивалась при незатемнен-
ном теориями правлении Фридриха Вильгель-
ма I и его преемников, вплоть до Бисмарка, в во-
енных и финансовых палатах первого и далее до
социальной политики последнего, пока ортодок-
сальные и ренегатствующие марксисты немец-
кой революции не стали наперебой портить эту
идею. Социализация не означает передачи соб-
ственности государству путем отчуждения или
кражи. Она вообще не является вопросом о вла-
дельце, а лишь вопросом техники управления.
Во имя лозунга, без меры и цели скупать пред-
приятия, и вместо того, чтобы предоставить их
инициативе и ответственности владельцев, пе-
редавать их органу управления, который в кон-
це концов теряет способность контроля, равно-
сильно разрушению социализма в его основани-
ях. Старопрусская идея состояла в том, чтобы,
заботливо оберегая права собственности и насле-
дования, подчинить совокупную производи-
тельную силу, в ее проявлениях, законодатель-
ству. Идея заставить личную предприимчи-
вость, талант, энергию, как в игре опытного
шахматиста, действовать по правилам и с той
свободой, которую чувствует лишь тот, кто вла-
деет законами игры, была широко проведена
уже в старых союзах и синдикатах и должна бы-
ла планомерно распространяться на организа-
цию труда, на его оценку, распределение дохода
и служебные отношения между руководящими
и исполнительными органами. Социализация
143
означает медленное, лишь в течение десятиле-
тий завершающееся превращение рабочего в хо-
зяйственного чиновника, предпринимателя -
в ответственного административного чиновника
с очень широкими полномочиями, а собствен-
ность - в своего рода наследственное ленное
владение, в смысле старых времен, связанное
с определенной суммой прав и обязанностей.
Хозяйственная воля остается свободной, подоб-
но воле шахматного игрока: только действие ее
подчиняется известному порядку. Тип прусско-
го чиновника, лучшего в мире чиновника, вос-
питали Гогенцоллерны. Он обеспечивает воз-
можность проведения социализации своими на-
следственными социалистическими способнос-
тями. Он уже 200 лет является воплощением то-
го, что составляет задачу социализма. В этот тип
рабочий должен будет развиться, когда он пере-
станет быть марксистом, и благодаря этому нач-
нет превращаться в социалиста. <Государство
будущего> - это чиновничье государство. Это
неизбежное состояние конечной фазы развития,
которое предполагает наша цивилизация с ее за-
ранее предопределенным направлением. Социа-
лизм миллиардеров тоже незаметно превратил
бы народ в армию частных чиновников. Боль-
шие тресты уже теперь представляют собой ча-
стные государства, которые осуществляют про-
текторат над официальным государством. Прус-
ский социализм, однако, означает подчинение
этих хозяйственных государств отдельных про-
фессиональных отраслей общему порядку госу-
дарства. Спорный вопрос между консерватора-
ми и пролетариями - это, по существу, вовсе не
144
вопрос о необходимости этой авторитарно-соци-
алистической системы, которой можно было бы
избегнуть, только приняв американскую систе-
му (к этому и стремится немецкий либерализм),
но лишь вопрос о верховной власти. Ныне на
первый взгляд возможно проведение социализ-
ма и сверху и снизу, и в том и в другом случае
в форме диктатуры. В действительности же оба
типа постепенно вылились бы в ту же самую ко-
нечную форму. В настоящий момент это еще до
такой степени непонятно, что обе партии про-
должают видеть в конституции окончательное
решение. Но здесь дело не в тезисах, а в личнос-
тях. Если рабочим вождям не удастся в ближай-
шее время выказать требуемые от них высокие
государственные способности, то их проявят
другие. В организации, принципиально устра-
няющей различие между рабочими и чиновни-
ками, где каждому способному человеку открыт
упорядоченный путь от физического труда низ-
шего разряда через должности надзирателей
к руководству хозяйственным организмом, -
в руках прирожденного государственного чело-
века сольются консервативные и пролетарские
конечные цели: полная национализация хозяй-
ственной жизни не путем конфискации, а путем
законодательства. Однако высшее управление
не может быть республиканским. Республика
ныне означает, если отбросить в сторону все ил-
люзии, продажность исполнительной власти ча-
стному капиталу. Монарх повинуется традиции
своего дома и миросозерцанию, вытекающему
из его призвания. Можно об этом думать как
угодно, но, во всяком случае, это его поднимает
145
над партийной политикой интересов современ-
ного типа. Он - третейский судья, и если в госу-
дарстве, организованном по социалистическому
образцу, профессиональные советы вплоть до
высшего государственного совета выбирают лю-
дей по их практическим способностям, он мо-
жет делать выбор более узко - по нравствен-
ным качествам. Президент же или премьер-ми-
нистр, или народный комиссар - креатура пар-
тии, а партия - креатура тех, кто ее оплачива-
ет. Монарх - ныне единственная защита прави-
тельства от торгашества. Мощь частного капи-
тала соединяет монархические и социалистиче-
ские принципы. Индивидуалистический идеал
собственности означает подчинение государства
свободным хозяйственным силам, иными слова-
ми, демократию, то есть продажность прави-
тельства частному богатству. В современной де-
мократии народные вожди выступают не против
вождей капитала, а против самих денег и их
анонимной власти. Вопрос в том, многие ли из
вождей могут противостоять этой власти. Чтобы
узнать, чем уже немолодая и поэтому воодушев-
ленная своими собственными достоинствами де-
мократия в действительности отличается от
той, какую представляют себе идеологи, следует
почитать рассказ Саллюстия о Катилине^
и Югурте^. Нам несомненно предстоит ока-
заться в том же положении, в каком был Рим,
но монархически-социалистический строй мог
бы сделать это положение не опасным.
Таковы три идеала собственности, которые
ныне борются между собой: коммунистичес-
кий, индивидуалистический и социалистичес-
146
кий. Соответственно, их конечная цель - это
распределение, организация в тресты или уп-
равление совокупной производительной собст-
венностью мира.
XXIII
Я до сих пор умалчивал о России; намеренно,
так как здесь есть различие не двух народов,
но двух миров. Русские* вообще не представля-
ют собой народа, как немецкий или англий-
ский. В них заложены возможности многих на-
родов будущего, как в германцах времен Каро-
лингов^. Русский дух знаменует собой обеща-
ние грядущей культуры, между тем как вечер-
ние тени на Западе становятся все длиннее
и длиннее. Разницу между русским и западным
духом необходимо подчеркивать самым реши-
тельным образом. Как бы глубоко ни было ду-
шевное и, следовательно, религиозное, полити-
ческое и хозяйственное противоречие между ан-
гличанами, немцами, американцами и францу-
зами, но перед русским началом они немедленно
смыкаются в один замкнутый мир. Нас обманы-
вает впечатление от некоторых, принявших за-
падную окраску, жителей русских городов. На-
стоящий русский нам внутренне столь же чужд,
как римлянин эпохи царей и китаец времен за-
долго до Конфуция, если бы они внезапно по-
явились среди нас. Он сам это всегда сознавал,
*Подробное изложение будет дано во II-ом томе <Заката
Европы>.
147
проводя разграничительную черту между <ма-
тушкой Россией> и <Европой>.
Для нас русская душа - за грязью, музыкой,
водкой, смирением и своеобразной грустью -
остается чем-то непостижимым. Наши сужде-
ния о России, суждения поздних и духовно со-
зревших городских жителей совсем иной куль-
туры, - мы создаем их сами. То, что мы здесь
<познаем>, это не первые проблески теперь
лишь рождающейся души, о которой даже До-
стоевский говорит лишь беспомощными наме-
ками, но созданный нашим духом образ этой
души; он возникает на основании поверхност-
ного представления о русской жизни и русской
истории. Почерпнутыми из собственного наше-
го внутреннего опыта определениями вроде во-
ли, разума, душевного склада мы делаем его
ложным. Тем не менее некоторым, быть может,
доступно едва выразимое словами впечатление
об этой душе. Оно, по крайней мере, не застав-
ляет сомневаться в той неизмеримой пропасти,
которая лежит между нами и ими.
Эта по-детски туманная и полная предчувст-
вий Россия была замучена, разорена, изранена,
отравлена <Европой>, навязанными ей формами
уже мужественно зрелой, чужой, властной куль-
туры. Города нашего типа, указывающие на наш
духовный уклад, были внедрены в живое тело
этого народа, перезрелые способы мышления,
жизненные взгляды, государственные идеи, на-
уки - привиты его неразвитому сознанию.
К 1700 году Петр Великий навязывает народу по
западному образцу политический стиль барокко
с его дипломатией кабинетов, династической по-
148
литикой, управлением и войском; к 1800 году