и свободах. Эта цивилизация уже начала завое-
вывать Германию до войны, и война есть <вос-
стание Германии против западного духа>, до-
шедшего до нигилизма в результате Просвеще-
ния и демократического прогресса. Мир демо-
кратии, партийной политики, прав человека
и прочих <идей 1789 года> признается им анти-
немецким, ибо Германия по духу своему кон-
сервативна и аполитична.
199
Еще четче основные темы консервативной ре-
волюции проступают в его дневниках 1918-
1921 гг. Я приведу лишь две записи конца 1918
года: <Меня ужасают анархия, господство чер-
ни, пролетарская диктатура со всеми сопровож-
дающими явлениями и вытекающими из нее
следствиями a la russe. Но моя ненависть к ри-
тору-буржуа должна была бы привести меня
к желанию большевизации Германии, ее присо-
единения к России... Национально отчеканен-
ный социализм... Вот немецкая задача - найти
нечто политически новое in politicis между
большевизмом и западной плутократией>.
В дневниковых записях за 1918-19 гг. такого
рода рассуждения встречаются неоднократно:
ненависть к Антанте пересиливает неприязнь
к большевизму (которая у обитавшего в Мюнхе-
не в период Баварской советской республики
Манна была самой непосредственной). В даль-
нейшем Томас Манн отходит от этих идей, ста-
новится одним из виднейших защитников рес-
публики, даже сторонником социал-демокра-
тии, а в начале 50-х гг. XX века он чуть не стал
лауреатом Сталинской премии. Как идеи <кон-
сервативной революции> повлияли на литера-
турные произведения Манна - это отдельная
тема, причем речь должна идти не только
о <Волшебной горе>, но и о тетралогии <Иосиф
и его братья>.
<Пруссачество и социализм> Шпенглера сто-
ит в одном ряду с такими произведениями, как
<Третий Рейх> А. Меллера ван ден Брука, <Ре-
волюция справа> Х. Фрейера, <Господство не-
полноценных> Э. Ю. Юнга, <Рабочий> Э. Юнге-
200
ра - каждая из этих работ заслуживает деталь-
ного анализа, равно как экономические труды
В. Зомбарта, политическая философия К. Шмит-
та или философия техники Ф. Юнгера. Мне при-
ходится говорить о консервативной революции
в целом, а это предмет продолжительных дис-
куссий немецких историков. Начало этим спо-
рам положила книга Армина Молера, который
первым употребил это словосочетание в духе со-
циологии знания или политической науки для
обозначения не идей и лозунгов 20-30-х гг. XX
века, но как характеристику большой социаль-
ной группы - правых интеллектуалов, членов
множества небольших политических партий,
клубов, редакций нескольких десятков газет
и журналов. Конечно, мы точно так же употреб-
ляем слова либерализм, социал-демократия или
анархизм для характеристики не только идей
и программ, но и тех партий и групп, которые
являются носителями этих идей. Но в случае
<консервативной революции> ситуация являет-
ся куда более сложной, поскольку общим для
всех были только неприятие Версальского дого-
вора и Веймарской республики, критика эконо-
мического и политического либерализма и пар-
ламентаризма. Но кто только не критиковал
Веймарскую республику - не только коммуни-
сты или нацисты были ее врагами, но и Deutsch-
nationale Volkspartei Гугенберга, правое крыло
в католической партии Zentrum, да и социал-де-
мократов с их тогдашней ортодоксально марк-
систской программой трудно представлять
убежденными сторонниками либерализма
и парламентаризма. Веймарскую республику не
201
раз называли <республикой без республикан-
цев>, президент которой, Гинденбург, был
убежденным монархистом. Столь же мало гово-
рит о <консервативной революции> типичное
в нынешней леволиберальной историографии
обвинение в <национализме>. Сегодняшние ли-
бералы забывают о том, что немецкий нацио-
нал-либерализм конца XIX века - начала XX
века (с такими союзами как Alldeutsche
Verband, Flottverein или Kolonialgesellschaft)
можно в куда большей степени считать источни-
ком нацизма, чем немецкий консерватизм или
социализм. Националисты были во всех парти-
ях Веймарской республики, включая и маркси-
стов с их интернационализмом (Hofgeismarhreis
у <молодых социалистов>, <курс Шерингера>
у коммунистов), а идеология <консервативной
революции> отличалась и от нацистской, и от
DNVP Гугенберга именно тем, что <нация> от-
вергалась во имя <империи>.
Молер отнес к <консервативной революции>
пять групп: Volkisch, Bundnisch, Jungkonserva-
tive, Revolutionare Nationalisten, Landvolkbewe-
gung (впоследствии он исключил последнее -
движение крестьян северной Германии). Эта
классификация в дальнейшем не раз воспроиз-
водилась, уточнялась, подвергалась критике.
Сам Молер был вынужден релятивизировать да-
же свой центральный тезис относительно осно-
вополагающей философской идеи, которую он
поначалу считал общей для всей <консерватив-
ной революции>, - <вечное возвращение> Ниц-
ше. На мой взгляд, его классификация является
совершенно искусственной, поскольку практи-
202
чески все идеологи консервативной революции
в молодости были Bundnisch (предвоенное
Jugendbewegung), все они в той или иной степе-
ни были Volkisch и провозглашали Nation in
Gemeinschaft, все считали себя консерваторами
и революционерами в одно и то же время. Заслу-
гой Молера является то, что он собрал огромный
фактический материал и первым обратил вни-
мание на социальную и психологическую общ-
ность военного поколения. Типичным предста-
вителем <консервативной революции> был во-
обще не кабинетный ученый или партийный до-
ктринер, но <человек действия>, достаточно об-
разованный для того, чтобы в промежуток меж-
ду теми или иными схватками написать не-
сколько статей, роман, философское эссе, а за-
тем снова взяться за оружие. Среди сотен приво-
димых Молером биографий имеются просто по-
разительные по авантюризму и готовности
браться за оружие. Это поколение тех гимназис-
тов и студентов, которые добровольцами пошли
в армию во время войны, затем во Freikorps сра-
жались в Прибалтике и Польше, подавляли Ба-
варскую советскую республику, участвовали
в подпольных и даже террористических органи-
зациях. Небольшая часть их в дальнейшем при-
мкнула к национал-социализму, некоторые ста-
ли коммунистами, но в большинстве своем они
входили в небольшие организации и движения,
враждебные как коммунизму, так и нацизму. Я
приведу лишь одну характерную биографию:
Беппо фон Рёмер, глава военизированного Bund
Oberland, вернувшись с фронта, участвует в по-
давлении Баварской республики и в боях с поля-
203
ками в Верхней Силезии, но в дальнейшем со-
трудничает с национал-большевизмом Эрнста
Никиша (кстати, видного деятеля в Баварской
республике), затем поддерживает Landvolk под
знаменами крестьянской войны 1525 года, ста-
новится коммунистом, принимает участие в Со-
противлении, готовит покушение на Гитлера,
за что он и был расстрелян в 1944 году.
Среди представителей <консервативной рево-
люции> были как <левые люди справа>, так
и <правые люди слева>. Их объединяет не толь-
ко неприятие либерализма и парламентаризма,
но и прежнего консерватизма. У них нет ни ма-
лейшей ностальгии по монархии и кайзеру, со-
словные предрассудки им чужды - сословия
были отменены фронтовым братством. Они
охотно цитируют Гераклита: <Война - отец
всего>, - и говорят о борьбе, решимости, под-
линности - в трудах Юнгера, Хайдеггера
и Шмитта эти убеждения обретают черты фило-
софских и политических доктрин. Они убежде-
ны в том, что прежние немецкие элиты отжили
свое и должны освободить место новой.
От прежнего консерватизма их отличает не
только желание избавиться от сословий и клас-
сов, которые препятствуют Gemeinschaft,
но и отвержение обычного для консерватизма
обоснования земной иерархии ссылками на не-
бесную, на извечно установленный божествен-
ный порядок. Вслед за Ницше они отвергают
<удвоение мира> и трансцендентный мораль-
ный порядок. Идеи Ницше обретают черты ак-
тивистской идеологии, основой которой явля-
ется презрение к мирному буржуа с его прозаи-
204
ческим стилем существования, банальными эс-
тетическими вкусами и мещанской моралью.
Не только старые консерваторы и либералы,
но и вожди социал-демократии оказались тупы-
ми мещанами, на них лежит ответственность за
проигранную войну и позорный Версальский
договор, они являются <агентами Антанты>
в Германии. <Немецкую революцию осущест-
вили либеральные, а не революционные люди,
в этом ее проклятие>, - писал Меллер ван ден
Брук в <Третьем Рейхе>. Сразу после подписа-
ния Версальского договора он писал даже так:
<Когда 9 ноября по стране был спущен черно-
бело-красный флаг, то 10 ноября на его месте
должен был развеваться красный флаг, чтобы
вести на бой с капитализмом пролетариев и до-
вести борьбу до конца>. Шпенглер был совсем
не одинок в оценке ноября 1918 года как наци-
онального позора: революции ведут к подъему
жизненной энергии, к готовности вести борьбу
не на жизнь, а насмерть, тогда как в Германии