— Похоже, Эван был особенным ребенком, — заметила Рейчел. Серрано кивнул.
— Где-то через полгода после его смерти я подал документы на экзамен на звание сержанта. Учился год. Моя жизнь трещала по швам, пил слишком много, но чувствовал, что это повышение поможет мне снова встать на рельсы — в каком-то смысле. Экзамен я выдержал, но лейтенант Джордж сказал мне, что меня придержат на прежнем месте. Решение приняла Констанс Райт самолично, представьте себе. Встретилась с лейтенантом Джорджем и, рассмотрев мое дело, сказала, что, по ее мнению, я не в том состоянии духа, чтобы взваливать на себя дополнительную ответственность. Может, она и была права. Но тогда я этого не знал. И это толкнуло меня еще дальше во тьму. Я долго ненавидел Констанс Райт, считая, что она спихнула меня в яму. Когда ты в полном раздрае, то винишь всех, кроме себя.
Оба опустили глаза. Пальцы их рук были сплетены. Вид глуповатый, учитывая, что оба в толстых перчатках. Серрано высвободил свою ладонь. Указал в поле, где Меган высыпала целую охапку снега на лежащего ничком хихикающего Эрика:
— Вот эти дети особенные. Я не совсем представляю, кто вы такая, Рейчел, или кем были до приезда в Эшби. Я не знаю, кто отец этих детей и почему вы каждый день своей жизни готовы к бою. Но Эрик и Меган не имеют отношения к вашей борьбе. Я никак не мог повлиять на случившееся с моим сыном. Вы же можете повлиять на то, что будет с Меган и Эриком. На неприятности напрашиваетесь вы, а риску подвергаете их. И слава богу, что они не пострадали. Но, когда бросаешься в бой каждый день, не обойтись без сопутствующего ущерба. И нельзя, чтобы им стали эти прекрасные дети.
Рейчел потупилась. Открыла ладонь. На пальцах у нее начали собираться снежинки.
— Однажды я дала обещание, — промолвила Рейчел. — И просто стараюсь его сдержать.
— Обещание кому? — спросил Серрано.
Рейчел сжала кулак. А когда открыла, снежинки уже обратились в крохотные капельки, выскользнувшие у нее между пальцами.
— Человеку, которого любила. — Рейчел подняла глаза на Серрано. — Мои дети и я перенесли столько, что вам даже не вообразить.
— Тогда защитите их, — призвал Серрано. — Оградите от зла.
— Убившие Констанс Райт еще на воле, детектив, — ответила Рейчел. — Швырнувшие ее с моста, как мусор. Вот зло, детектив. Я хочу найти их. Чтобы помешать причинить зло кому бы то ни было еще.
— Почему вы взвалили это на себя?
Рейчел снова опустила взгляд. Снег уже облепил ее сапожки.
— Я видела, что бывает, когда зло остается на воле.
— У меня не было шанса помочь построить будущее для Эвана, — повел свое Серрано. — Ваше предназначение — ваши дети, как Эван был моим. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы уберечь Эрика и Меган. Но начинается это с вас. Вы действительно считаете, что они поймут все, что вы сделали?
— Как ни странно, — ответила она, — думаю, что поймут.
— Скажите мне, что случилось. Перед тем как вы приехали сюда.
— Не могу, — шепнула она.
— Знаете… Хотел бы я, чтобы вы познакомились с Эваном. Вы бы ему понравились. И меня такое ощущение, что они бы с Эриком крепко подружились.
— Мне тоже так кажется.
Они смотрели, как Эрик и Меган играют в снегу. Детский смех эхом раскатывался по пустому стадиону. Рейчел положила голову Серрано на плечо. Он чуть вздрогнул, но успокоился. Пусть уж ее голова лежит у него на плече. Они сидели молча, слушая радостные вопли детей Рейчел, уповая, что эта ночь продлится дольше обычного.
Серрано повернул голову к Рейчел. Ее волосы легонько развевались на холодном ветру. Она улыбнулась. Сердце его бешено забилось — настолько громко, что она наверняка расслышала.
И снова повернул голову к полю, наблюдая, как дети Рейчел блаженно резвятся в ночи, совсем не обращая внимания на человека, следящего за ними издали.
Глава 26
ТРИ С ПОЛОВИНОЙ ГОДА НАЗАД
В квартире царил полнейший разгром. Игрушки дочери разбросаны по паркету, выщербленному настолько, что Рейчел вряд ли вернут залог. Кухня выглядела так, будто кто-то открыл «таинственную корзину»[62] из «Крошева», швырнул все в блендер, а содержимое блендера — на промышленный вентилятор.
Сын ушел в школу. Как и каждое утро, она обняла его и прижала к груди, молясь, чтобы он вернулся домой целым и невредимым. Заметила, что ее мальчик уже обнимает ее не так крепко, как раньше. Словно что-то у него отняли. Искру. Отрочество. Вынудили взрослеть куда быстрее, чем следует девятилетке, заставили стерпеть жестокость, на которую способна жизнь, задолго до того, как он готов был с ней совладать. Дочь до сих пор слишком мала, чтобы понять. Когда-нибудь поймет, но пока Рейчел наслаждается, когда она играет, суетится, ест, поет, вопит и буянит, как любой другой карапуз.
Но иногда спрашивает: «Где папа?» — и тогда Рейчел, надрывая душу, снова говорит ей, что папа смотрит на них с небес и по-прежнему любит их всем сердцем.
Сын знает, он не спрашивает. И от этого еще больнее.
Как только дети ушли, Рейчел сварила кофе и включила новости.
Плюхнулась на диван, с жесткой спинкой и неудобный, потягивая кофе.
Вытянула ноги, еще ноющие после вчерашней тренировки. Хотя порога боксерского клуба «Замес» после ночи нападения на Майру — Иви — она не переступала, зато удвоила старания, почти весь день проводя в спортзале, на велотренажерах и осваивая тренировочные онлайн-видео. Впитывала все как губка. Ее отражение в зеркале преобразилось почти до неузнаваемости — тело подтянутое и мускулистое, поджарое и покрытое сеточкой вен.
Дочь полюбила раскачиваться у нее на бицепсе, вереща: «Мамочка, ты как дерево!» Но, какой бы крепкой она ни казалась снаружи, внутри она по-прежнему чувствовала себя размазней, манной кашей, в которую налили слишком много воды.
Едва она успела отхлебнуть кофе во второй раз, как зазвонил стационарный телефон. Выключив звук телевизора, она сняла трубку:
— Рейчел.
— Извините, я что, набрал не тот номер? Это Джим Франклин из «Франклин и Розато».
Она мысленно дала себе пинок. Столько думала о Майре — Иви — и вымышленном имени, что начала мысленно называть себя Рейчел.
— Извините, Джим, смотрела повтор «Друзей», и была сцена, где Рейчел с Чендлером, и… В общем, не обращайте внимания.
— Да ничего, бывает. Родной отец однажды целый год называл меня Фрейзером[63].
— Как дела в Дариене?
— Город старается жить дальше. Люди о вас спрашивают. Где, мол, вы. Преподобный Элиас до сих пор молится за вас и ваших детей.
— Это он вам сказал?
— Да.
— Пожалуйста, передайте ему мою благодарность.
— Не думаю, что это хорошая мысль. Если я это сделаю, это можно будет использовать против меня в суде общего права, чтобы подтвердить, что мне известно ваше нынешнее место проживания. А я не хочу допускать ни малейшего шанса, чтобы хоть намек просочился к нему.
— Боже упаси! — выдохнула Рейчел.
— Так или иначе, есть и светлая сторона: похоже, деньги поступят.
Рейчел выпрямилась, едва не пролив на себя кофе.
— Вы серьезно?!
— Абсолютно. Они понимают, что, если гражданский иск дойдет до суда, в конечном итоге придется заплатить в разы больше, чем мы предложили в мировом соглашении, не говоря уж о катастрофе в сфере связей с общественностью и освещении суда в прессе. Иск дошел до Верховного суда Коннектикута, но мне только что звонила Ариэль Несбит из Дариенского юридического департамента и сказала, что они хотят поговорить.
Рейчел откинулась на спинку дивана, закрыв глаза:
— Скажите мне, что не шутите.
— Вы же знаете, что с вами я бы так не поступил. Тем более после всего, что выстрадали вы с детьми.
Рейчел на глаза навернулись слезы.
— И сколько ж тогда?
— Шесть.
Челюсть у Рейчел отвисла. В пальцах начало покалывать.
— Вы сказали… шесть?
— Шесть и две десятых, если точнее.
— Боже мой! Боже мой!
— Ну, если дойдет до суда, есть шанс, что присяжные проникнутся к вам сочувствием, увидев детей, узнав в полной степени, что полиция сделала — и не сделала, — и присудят вам больше, чем мы запросили. Но это не гарантировано. А время и, откровенно говоря, деньги, которые вам придется потратить, чтобы пройти через все это, не окупятся, по моему мнению. Это дает вам шанс зажить заново. С чистого листа. Найти новый дом, выбраться из съемных апартаментов. Вернуться к жизни.
— Деньги нам жизни не вернут, — вымолвила она.
— Вы правы. Прошу прощения. Я неправильно выразился. Но это даст вам шанс двинуться дальше, не тревожась о продуктах и одежде. Вам не придется о них беспокоиться очень-очень долго.
— Это до или после налогов?
— После.
Рейчел помолчала, осваиваясь с этой мыслью.
— Я оплачу им колледж.
— И не только.
Рейчел едва сдерживала слезы:
— Теперь мне надо беспокоиться только об их воспитании.
— По-моему, вы справитесь с этим превосходно, — сказал Франклин. — Если позволите сделать предложение, при поступлении денег я бы рекомендовал открыть по плану пятьсот двадцать девять[64] для обоих детей. Могу прислать документы, как только деньги переведут.
— Спасибо, Джим. Извините, что накинулась на вас. Как легко догадаться, я все еще не очень хорошо справляюсь. Странно думать о деньгах после всего этого.
— Да и кто справился бы в подобной ситуации хорошо? — ответил Франклин. — Не могу сказать о ваших чувствах, но знаю, чтобы вы позаботитесь о детях. А деньги позволят вам вернуться к работе на собственных условиях.
— Вернусь — со временем. Найду что-нибудь без лишней ответственности, где вечером не придется брать сверхурочную на дом.
— По-моему, хорошая идея. Только когда вернетесь, без медицинской страховки не соглашайтесь. С виду шесть и две — куча денег, но, если что-нибудь случится, нет ничего более накладного, чем затяжная болезнь.