— Ну и что ты думаешь? — спросил Серрано, когда оба оказались вне пределов слышимости из кабинета лейтенанта.
— Отчасти мне кажется, что он прав. Раз эта группа говнюков охотно зашла настолько далеко, чтобы похоронить Констанс Райт, то, само собой, вполне могла пойти и на шаг дальше. А если пройтись назад по времени, все сходится. Райт каким-то образом смекает о заговоре. Контактирует с бывшим мужем и недоумком, помогавшим ее подставить. Потом они отсылают Кэролайн Драммонд в Европу, чтобы отмежевать ее от всего и дать благовидную отмазку.
Серрано кивнул.
— Но… — продолжила Талли.
— Но если Райт узнала об этой подставе, к чему звонить Драммонду и Уикершему, прежде чем идти к копам? Зачем давать им шанс добраться до нее?
— Может, у нее было недостаточно доказательств, чтобы идти к нам, — предположила Талли.
— Значит, она им звонила просто, чтобы запугать? Дать им знать, что она их раскусила? Констанс Райт была умной женщиной. Знала правила игры. Она не стала бы контактировать ни с тем, ни с другим, если бы не располагала какими-либо уликами.
— А что, если, — сказала Талли, — и это большое «если» — что, если Драммонд был отцом?
— Нерожденного ребенка Райт? Как-то не вяжется.
— Выслушай меня. Между бывшими всегда проскакивает искра. Я знаю, что ты со своей бывшей несколько раз доходили до этого после развода.
— Что за ахинею ты городишь?
— Умоляю, — отмахнулась Талли. — Ты полгода каждую среду утром приходил в отделение, благоухая ее духами.
Молчание Серрано было равнозначно признанию вины.
— И я знаю, что первые несколько месяцев с Клэр я страшилась, что она вернется к бывшему мужу. Итак, у Райт и Драммонда случился рецидив. Она подзалетает. Изабель узнает. Может, Драммонд ей сам сказал, потому что балбес.
— И они решили, что лучше убить ее, чем дать родить ребенка Драммонда?
— Подумай, сколько денег они у нее отняли, — попыталась втолковать Талли. — Если бы ему пришлось платить алименты на ребенка после всего этого, это был бы плевок в душу.
— Изабель Драммонд не производит впечатления женщины, способной развестись с мужем из-за измены, — возразил Серрано. — Скорее уж способной прикончить девицу, с которой он ей изменил.
Талли кивнула:
— И все же…
— Почему Райт звонила еще и Сэму Уикершему?
— Ага. Зачем звонить еще и Сэму Уикершему?
Серрано минутку поразмыслил:
— А что если мы смотрим на все это не с той стороны? Ты, я, лейтенант. Мы с самого начала считали, что убийца входил в клику «Альбатроса», погубившую жизнь Райт. Но что если это совершенно раздельные преступления?
— Весьма изощренные, — заметила Талли. — Попытка представить ее смерть как самоубийство означает, что это спланировано заранее.
— И если бы не Рейчел Марин, оно могло бы сойти за самоубийство, — указал Серрано.
— Ну вот, опять ты со своей Марин. Мы с лейтенантом сходимся во мнении по ее поводу. Что-то тут не то.
— И что именно ты хочешь этим сказать?
— Не верю я ей. Она звонит нам сразу же после убийства Райт, приходит на пресс-конференцию, а затем является перед домом Драммондов. А Уикершем — по ходу. Джон, ты тоже должен это видеть. Мы с тобой оба знаем людей, вьющихся вокруг преступлений подобным образом.
— Даже не начинай, — отрезал Серрано.
— А ты скажи, что сам ни разу об этом не задумывался.
— Задумался и отбросил.
— У нее болезненное любопытство к уголовщине, — заявила Талли. — Ты уже столько отслужил, что насмотрелся на штатских, рыскающих по местам преступлений, и наслушался свидетелей, у которых винтиков не хватает.
— Быть может, но она не убийца, — возразил Серрано. — Если бы не ее дети…
— У Джона Уэйна Гейси[78] тоже были дети.
— Да брось, Лесли.
— Нам обоим доводилось вести дела убийц ради острых ощущений. Сначала убьют, а потом звонят на горячую линию. А этот ее адвокат, Джим Франклин? Судебный адвокат по гражданским делам ведет переговоры из-за банальной покупки дома? Я звонила Франклину. Сослался на адвокатскую тайну, на вопросы о Рейчел Марин отвечать отказался и грозился подать иск против департамента за преследование. Ох, неладно что-то с этой цыпочкой.
— Предъявить судебный запрос Джиму Франклину не удастся, — сказал Серрано. — Марин не находится под следствием ни за какие преступные деяния. Нельзя осуществлять преследование просто из любопытства или гипотез, а если надавить посильнее, мы сами подставимся под обвинение в злостном преследовании.
— Но ты же понимаешь, что этого типа Франклина Рейчел Марин использовала при покупке дома не просто так, — упорствовала Талли. — Она явно не хочет, чтобы что-то выплыло на свет. Хочет сохранить в тайне. Сколько ты готов поставить против того, что в ее прошлом есть преступление, связывающее ее с этим?
— Я знаю, что Рейчел Марин как айсберг — куда больше в глубине, чем на поверхности, — произнес Серрано. — Знаю с того самого момента, когда она оставила то сообщение о смерти Констанс Райт.
— Вот видишь? Ты знаешь, что я не совсем сдвинулась на этом.
Он качнул головой. Но для человека, желающего удержать свое прошлое во мраке, Рейчел Марин как-то плоховато справляется с игрой в прятки в настоящем. Она словно хочет выйти на свет, но что-то ее удерживает. Пока что Серрано намерения Рейчел неизвестны. А Талли заставила его тревожиться, не совершил ли он ошибку, доверившись Рейчел. Некое потрясение заставило ось семейства накрениться. Эти дети перенесли травму. А Серрано лучше, чем кто бы то ни было, знает, что одна травма часто порождает другую. Люди, пострадавшие от зла, часто чинят зло. Может, этого было достаточно, чтобы толкнуть Рейчел на совершение чего-то ужасного?
Порой больше всего ужасают преступления, лишенные смысла. Лишенные причины. Лишенные мотива.
— Ладно, — уступил Серрано, — приглядимся к Рейчел Марин. Но если впереди ничего не замаячит, ставим крест. Эти дети и так натерпелись.
— По мне так пойдет, — согласилась Талли. — Давай-ка отправимся повидать Алексея Бачика из «Айронгейт Пропертиз». Он оформлял покупку дома Марин вместе с Джимом Франклином. Ему что-то известно.
— Без ордера пакет документации по сделке он нам не покажет. А без реального преступления или достаточного основания нам его ни за что не получить.
— Мне ордер не нужен, — заявила Талли, ведя Серрано к машине. — Я просто поведаю мистеру Бачику, что кто-то может допустить в прессу утечку о том, что им интересуется полиция, и пусть наблюдает, как список его клиентов испаряется быстрее, чем лужа в пустыне. Он заговорит.
«Заговорит», — подумал Серрано. И мысль о том, что может сообщить мистер Бачик, пугала его.
Глава 35
Первое, что заметил Серрано, входя в здание «Айронгейт Пропертиз», — что там пахнет печеньем. Впрочем, не совсем таким печеньем, какое пекла его мать, кладя в тесто больше шоколадной крошки и грецкого ореха, чем муки. В этом же здании пахло печеньем, которое оросили освежителем воздуха и оставили в пыльном шкафу на неделю.
— Полиция Эшби, — довольно громко огласила Талли. — Мы ищем мистера Алексея Бачика.
Две дюжины холеных риелторов прервали все свои дела и встали с выражением испуга во взгляде, напомнив Серрано подростков перед самым первым экзаменом по вождению.
Риелторы — ястребы. Волей-неволей. Им приходится состязаться с десятками других фирм, а зачастую и с собственными коллегами, и даже намек на неподобающее поведение может стоить им бизнеса. Так, вместо пары копов, нагрянувших в контору безо всякого предупреждения, они узрели лишь комиссионные, вылетающие в трубу. Прекрасно зная эту их слабинку, Талли ловко пустила ее в ход, чтобы постращать.
Серрано увидел, как взрослые люди робко выглядывают из-за перегородок, будто дети, проверяющие, нет ли под кроватью чудовища. Полдюжины человек указали в направлении одной и той же кабинки. Бачик и сам поднял руку. Серрано и Талли медленно зашагали к нему. Вовсе незачем давать понять, что они всего на минутку.
Алексею Бачику было чуть за сорок. Его густая темно-каштановая шевелюра слегка поседела на висках, но так противоестественно неравномерно, что у Серрано сложилось впечатление, что он сам красит их под седину, чтобы выглядеть более зрелым и опытным. Малость ниже шести футов, кожа загорелая, сильно увлажненная. Согласно документам, Бачик родился в Словакии, эмигрировал вместе с семьей в возрасте пяти лет, окончил Университет Лойолы и сейчас проживает на Барристер-авеню в квартире, купленной четыре года назад за 2,2 миллиона долларов.
Карьера у него на подъеме. Хорошо зарабатывает. Хорош в своем деле.
Но изюминка в том, что после колледжа он четыре года проработал в сфере недвижимости в Дариене, штат Коннектикут. Всего в двух кварталах от «Франклин и Розато Ассошиэйтс» — конторы, представлявшей Рейчел Марин.
Клетушка Бачика была настолько тесной, что лежа Талли вряд ли смогла бы вытянуться во весь рост. Талли села. Серрано зашел в соседнюю кабинку и спросил у оцепеневшей рыжей дивы за тридцать, можно ли позаимствовать стул. Та кивнула, искренне обрадовавшись, что ее не будут допрашивать. Серрано отнес стул в отсек Бачика и сел рядом с Талли.
Бачик тоже сел:
— Чем могу вам помочь, офицеры…
— Я детектив Талли, это детектив Серрано. Мы недавно говорили по телефону.
— Да? — сказал Бачик, будто ему задали вопрос.
— Мы насчет Джима Франклина, — продолжала она. — И дома, который вы продали Рейчел Марин.
— Это стандартная продажа дома, — дрожащим голосом сообщил он. — Я не сделал ничего дурного.
Серрано поглядел на Талли. Она засмеялась.
— Знаете, — поведала Талли, — всякий раз, когда я говорю с кем-то, начинающим со слов: «Я вовсе не расист»… угадайте, что дальше? Да можно на дом поспорить, что во время дальнейшего разговора он либо ляпнет словцо на «н», либо расскажет, как какой-то чернокожий отобрал у него работу. Улавливаете, куда я клоню? Никто не говорит: «Я не сделал ничего дурного», если только…