– Это потому что теперь мы забрались куда выше, чем были, – пояснил тер-Андраник. – Да, здесь много пологих далей, но ты просто не заметил, что все прошлые дни пути мы неизменно шли вверх, и теперь забрались достаточно высоко, чтобы почувствовать холод.
– Здесь всё равно не так холодно, как там, где я вырос, – насмешливо бросил юноша.
– Народ верит, что в тех горах, – священник указал вдаль, – живут злые дэвы и вишапы, что они нападают на случайных прохожих и торговые караваны. Говорят, некоторые из них особенно любят беременных женщин, к счастью, таковых среди нас нет.
– Это духи? Ты веришь в них?
Тер-Андраник посмотрел на юношу прищурившись.
– Духи и громадные чудища. Но я таких не видел ни разу, а как христианин не могу себе позволить их бояться.
– У нас все верят в духов, мать говорила, что на болотах, рядом с землями отца, водятся ичетики и болотники, которые могут запросто утащить в трясину. Отец смеялся над ней, но на болота нас одних не пускал, пока не выросли. Сам он верил в альвоф, бильвизов и гномов, но не очень-то их боялся, скорее просто любил нам о них рассказывать.
– С тех пор, как святой Григорий принёс нам свет истинной веры, духам здесь жить не с руки, – Тер-Андраник произнес это ровным тоном, и было непонятно, действительно ли это начало проповеди или священник просто подшучивает. Ингвар, зная, что у христиан за такими словами может последовать нечто скучно-хвалебное, тронул коня и поскакал быстрее.
* * *
Вскоре отряд вновь нёсся во весь опор по горным лугам. Время летело вместе с их скакунами, только выносливости у него было на порядок больше. Иногда им встречались и путники: конные и пешие, путешествующие в основном не в одиночку. Те, завидев большой отряд воинов, стремились скорее убраться с дороги. Однажды вдали, там, где колея сворачивала вниз, к востоку, показалась внушительная группа всадников. Завидев её, тер-Андраник слегка встревожился, однако Вараздат успокоил его – купцы. Когда они подошли ближе, правота разведчика сделалась очевидной. Ингвар смотрел, как испуганные люди, судя по одежде, мусульмане, разворачивали к обочине свои телеги и гружёных товарами ишаков. С ними ехало человек двадцать охраны, но их надёжность вызывала сомнения, причём не из-за недостатка воинственности, скорее напротив – из-за дикого и непредсказуемого вида. Толстый человек, ехавший верхом на хорошем арабском скакуне, прокричал приветствие на ломаном армянском, а затем спросил, всё ли спокойно впереди. Тер-Андраник ответил ему, что с ними на дороге бед не приключалось, затем они обменялись обычными любезностями и продолжили путь. Увидев, что отряд идёт дальше, не посягая на их имущество, купцы явно успокоились, хотя и провожали воинов тревожными взглядами.
– Из Тхписа идут, а стражу взяли из дикарей с севера гор. Тхписский эмир нам не враг, но могли среди них оказаться и соглядатаи Юсуфа.
Ингвар смотрел вслед уходящему каравану.
– На границах Хазарии нам доводилось биться с людьми, которых называли у нас касогами, так вот, эти стражники, – он кивнул на удаляющихся воинов, – выглядят точь-в-точь как они.
– У нас их называют кашагами и считают отменными бойцами, – отозвался тер-Андраник, прибавив затем: – Что, по родине затосковал?
– Те, с которыми встречался я, знали толк в драке, – кивнул северянин, – но родина тут ни при чём, они скорее ближе к вашим землям.
Дорога позволяла отряду пустить коней во всю прыть, серые горы меняли желтоватые сухие поля, а за ними шли зелёные холмы. Временами, будто продолжение земли, как выпирающие из её сухой плоти кости, над скалами возвышались монастыри. Их купола были острее ромейских, они дерзко смотрели в небо и как будто силились дорасти до подножия Божьего престола. Некоторые из монастырей выглядели совсем древними: крыши построек поросли травой и молодыми деревцами, однако в них крылась какая-то глубинная мощь, и Ингвар думал, что, несмотря на внешний вид, они нерушимо простоят здесь ещё не одну сотню лет. Изнутри монастырская жизнь поражала тишиной и размеренностью, отряд делал в обителях остановки, чтобы убедиться в верности пути – царь любил монастыри, и там могли помочь с его поисками. Ингвар смотрел по сторонам на насельников, и ему казалась удивительной их уединённая жизнь, далёкая от всей мирской суеты. Монастыри всегда находились под угрозой нападения арабов или разбойников, многие из них уже подвергались разграблениям, однако задумчивых служителей христианского Бога это волновало мало. Они сделали свой выбор в пользу вечности и с таким же удивлением смотрели на посланников бренного временного мира с их мелкими земными заботами.
Эти посещения были кратковременны, Ингвару хотелось задержаться в одном из таких мест, чтобы глубже проникнуться новым для него духом, но тер-Андраник ясно дал понять, что этого не случится. Поскольку во время стоянок священник всегда занимался переговорами, а юноше не хотелось всё время проводить одному, он отбросил прежние сомнения и решил попробовать сблизиться с молодёжью отряда, благо тут его сверстников оказалось больше, чем у арабов. После истории с покушением взаимное недоверие христиан и язычника почти прошло, и молодые воины великодушно принимали Ингвара в своё общество. Полноценно участвовать в беседе северянин не мог, да и понимал далеко не всё, однако каждый говорящий иногда обращался к нему, давая таким образом возможность показать свои успехи в изучении армянского. Представление знаний, как правило, сводилось к односложному замечанию, вызывавшему бурю веселья у остальных, но Ингвара это не смущало.
Помимо разговоров всеобщей любовью пользовалась игра с персидским названием нэв-ардашир, доску и кости для неё носил с собой у седла воин по имени Арташ. Он был немолод, но эта игра привлекала всех, независимо от возраста. Когда два игрока садились за доску, вокруг них моментально собиралась толпа, раздающая советы, поддерживающая разные стороны и бурно реагирующая на успехи и неудачи. Выдающимся мастером игры признавали Вараздата, он быстро оценивал обстановку на доске, просчитывал ходы и, что немаловажно, – ему везло. Ингвар навсегда запомнил, как во время игры разведчик бешено тряс кости в кулаке, а затем бросал их на доску с криком «Тико!». Иногда заставляли играть и северянина, после первой же партии он понял, что главная задача – собрать круглые фигурки своего цвета (белого или чёрного) сначала на своей половине доски, а потом вывести их за поле. У него даже стало получаться, но он думал слишком медленно, поэтому рядом с ним во время игры всегда садился Азат и подсказывал ходы, в итоге дело Ингвара сводилось только к бросанию костей. Играли даже в монастырях, за что получали неодобрительные взгляды монахов, однако виноватым себя никто не чувствовал, Ингвар не любил таких игр, но дух всеобщего азарта ему нравился.
Так вскоре они достигли пределов страны Гугарк, тер-Андраник с Вараздатом уже разведали, где искать царя, и уверенно вели отряд. Теперь остановок почти не было и все постоянно держались наготове – земля недружественная, и в любой момент можно ожидать нападения. Встречающиеся селяне оказались хорошо осведомлены, и по их указаниям царский лагерь отыскали быстро. Он стоял в низине, с двух сторон обрамлённый скалами, Ингвар насчитал несколько десятков шатров; всего при царе оставалось чуть более полутора сотен воинов. Дозорные заметили отряд издали и приказали остановиться, однако, когда тер-Андраник выехал вперёд и оказался достаточно близко, чтобы его узнали, все подозрения отпали. Судя по приподнятому настроению стражей, те не знали об угрозе, но лагерь был огорожен рядами направленных вовне деревянных кольев, что давало ему защиту от развёрнутых атак конницы. Тер-Андраник с Вараздатом удовлетворённо переглянулись, увидев это, – значит, царь ведёт себя мудро и не пренебрегает безопасностью.
Из шатров высыпали воины. Все смотрели на вновь прибывших с удивлением, но скорее радостным. Некоторые даже узнавали среди всадников своих знакомых, пытались до них докричаться, и их голоса тонули в общем гуле. Ингвар из седла оглядывал лагерь: бородатые лица, конские морды, блеск оружия и доспехов – всё смешалось, новый отряд встречали так сумбурно, что никто даже не обратил на северянина внимания.
Среди десятков шатров в середине выделялся один, обшитый золотой парчой и превосходящий остальные размером. Над ним трепетал стяг, где на фиолетовом поле золотой орёл держал в руках овцу. Ингвар уже знал: это герб дома Багратуни. Азат за спиной северянина проговорил придыханием: «Царь».
Тер-Андраник уже был в этом самом шатре, с ним отправился и Вараздат. Разведчик сделал северянину знак, чтобы тот держался ближе к входу. Ингвар надеялся, что ему удастся познакомиться с царём сегодня. Когда столько слышишь о человеке, всегда не терпится увидеть его, посмотреть в его лицо и понять, преувеличивала ли молва или преуменьшала.
По приказу одного из начальников на огонь поставили котлы, чтобы накормить уставших с дороги воинов. Ингвар не знал имени приказавшего, но решил: раз он не в шатре с царем, значит, человек не очень важный. Весть об угощении быстро облетела отряд, и все вскоре потянулись ближе к кострам, площадка перед царским шатром опустела; ушёл даже Азат. Он звал Ингвара с собой, но тот предпочёл остаться у шатра согласно совету Вараздата. Мысль отойти поесть и вернуться казалась весьма соблазнительной – он успел порядком проголодаться, однако желание познакомиться с царём пересилило.
Оставшись один, северянин сел на землю и уныло уставился вниз, от нечего делать вырывая пучки травы, а затем складывая из них небольшой холмик. Усталость и голод накатили, и варяг пребывал не в лучшем настроении. Порой как будто бы сверху опускается ужасное ощущение бессмысленности всего – думалось ему. Отец хотел порадовать богов – а зачем? Мать учила искать лада с живущими во всём духами – а зачем? Христиане – истязают себя ради своего Бога – зачем? Зачем он проплыл, прошёл, проскакал верхом такие расстояния с разными людьми? Зачем он столько думал о чтении и познании нового? Бесконечная суета и беготня, которая ни к чему не ведёт – разве что только к смерти. Да, после смерти все жаждут воздаяния и описывают на свой вкус пиры в чертогах Одина или же блаженство в райских садах, но что если всё это только от того, что люди боятся неизвестности? Да в общем-то, даже если они говорят правду – не надоест ли человеку вечно пировать или же вечно наслаждаться спокойствием, которого, судя по заявлениям христиан, они ожидают после смерти? Никогда такие вопросы не находили у Ингвара ответа, окружающие же отвечали прописными истинами: им самим было страшно, что их мир сломается, когда они начнут отвечать; юноша отчётливо понял это в ночь после покушения. Вот что рождало гнетущее чувст