Тут тер-Андраник ощутил чьи-то руки у себя на плечах. Обернувшись, он увидел Седу; он не слышал, как она вошла в комнату, её поступь по-прежнему была удивительно легка, словно и не было тех двадцати лет, что она разделила с ним.
– Ты опять уснул за столом? – спросила она мягко.
Он взял её ладонь в свою, обернулся и сказал тоном кающегося грешника:
– Даже мирное время не приносит спокойствия царскому советнику, любовь моя.
– Все ещё любовь? Вчера я надеялась, что ты придёшь… Если даже здесь я занимаю в твоих мыслях так мало места, то боюсь представить, каков ты вдалеке от меня.
– Чем дальше я от тебя – тем больше я о тебе думаю, – тер-Андраник хотел, чтобы это прозвучало успокаивающе, но когда услышал свои слова, то сразу понял, какую глупость сморозил.
– Что же, тогда мне, наверное, стоит выйти за дверь, – едко сказала Седа. Неловкое молчание. Женщина вздохнула и направилась к двери.
Она выходила так множество раз, но потом всегда возвращалась. Тер-Андраник отпускал её множество раз, ведь он знал, что она его неминуемо простит. Простит, потому что любит, потому что дала клятву перед Богом и людьми, и простит, потому что «знала, за кого выходила замуж» – ведь их брак – тот счастливый случай, когда желание юной невесты совпало с желанием её родителей. Однако каждый раз, когда он позволял ей вот так вот уйти, а потом вёл себя как ни в чём не бывало, будто размолвки и не было – каждый раз он чувствовал, что кладёт между ними небольшой кирпич. Со временем этих кирпичей хватило на целую стену. Иногда он разбивал какие-то части этой стены, иногда это делала Седа, но разрушить преграду до конца уже не удавалось. Тер-Андраник проводил жену взглядом; он вдруг отчётливо ощутил, что сегодня хочет, чтобы всё прошло иначе. Священник порывисто встал и вышел, вернее, почти выбежал вслед за женой.
– Постой, только ты вышла, и сразу ни о ком другом думать не могу – значит, и правда всё так работает! – сказал он. Обратить всё в шутку – последний выход для мужчины, когда ссора неизбежна.
Седа помедлила мгновение, и муж взял её за плечи, а затем прижал к груди. Она обхватила его руками и тихонько всхлипнула.
– Наконец-то ты вернулся!
– Уж две луны прошло, как я здесь.
– А вернулся только сегодня! – Седа продолжала всхлипывать.
Тер-Андраник не был мастером по утешению рыдающих женщин, но к своей жене подход знал. Тихим и вкрадчивым голосом он начал говорить с ней о прошлом, об их молодости и о том хорошем, что их связывало. Прошлое – вернейшее снадобье, если в нём есть хоть что-то общее, то этим можно залечить любую рану. Вскоре жена смогла отвечать тер-Андранику, а затем и улыбаться.
– Я думала, ты так и променяешь нас на общество своего северянина, – сказала Седа, совсем успокоившись, когда они вошли с ней в их совместные покои.
– Он смышлёный парень, да и здорово помогает мне взглянуть на себя со стороны, – отозвался тер-Андраник.
Седа задумчиво посмотрела в окно и обвела взглядом комнату, словно перебирая в голове возможные слова для ответа.
– Да, я и хотела на него злиться, но у меня не получалось, у него очень светлое лицо. Поэтому я злилась на тебя. В конце концов, виноват во всём именно ты.
– Да, это моя святая обязанность – быть во всём виноватым, – священник усмехнулся.
– И как язычник, делает успехи?
– О, да! Временами мне казалось, что я нашёл ученика, о котором мечтал всю жизнь, даже с нашими детьми я не занимался с таким удовольствием.
Это снова был промах, но Седа уже растеряла настроение ссориться.
– Потому что то были дети, с ними тебе не хватало простора для полёта твоей мысли, а тут взрослый, да ещё и язычник, – всё что нужно, чтобы почувствовать себя святым апостолом.
– Знаешь, это не так-то просто, чувствовать себя апостолом… – тер-Андраник вспомнил все их споры с северянином. – У парня на всё своё мнение и своё понимание, он путается, но ещё с первых наших бесед я понял, что его так просто не убедишь.
– Поэтому тебе и было с ним интересно. И, кажется, не одному тебе.
– Ты про Саркиса? Да, я рад, что они подружились.
Седа спрятала усмешку в плечо мужа.
– Нет, я не о нём, а о нашей гостье.
– Ануш?!
– Мужчины вечно блещут своей мудростью, но иногда не видят того, что у них под носом!
Тер-Андраник шумно вздохнул и даже встал на ноги. Он вновь всё упустил, если со сватовством царя он, по крайней мере, подозревал, то здесь его поразила полная слепота.
– Бедный мальчик! Нет ничего удивительного в его влечении, но красавица наверняка осадила его чересчур резко.
Теперь Седа рассмеялась в голос.
– Как я уже заметила, не ты один нашёл его занятным. Я порой закрывала глаза, хотя и знала, что они видятся в долине. Но не бледней так, и я сперва разволновалась, но теперь подлинно знаю, что ничего страшнее невинных бесед во время их прогулок не случалось, – женщина искоса взглянула на мужа. – Я тоже была молода, потому не стала лишать бедную девочку этого, тем более что её дядя относится к своим охранительным обязанностям чересчур уж серьёзно…
– Пускай молитвами святых Гаянэ и Рипсимэ ты окажешься права. Ваган ведь ещё и с ними сейчас поехал. Как бы не было беды!
Священник выглядел обеспокоенным и даже нервным, жена нечасто видела его таким, и сейчас это её даже немного забавляло. Она радовалась, что мужа может встряхнуть нечто помимо государственных дел.
– Не будет, не причитай! – махнула она рукой на мужа. – С ними Саркис и Ани – ребята не дадут им делать глупостей.
– Если бы наш разговор слышал кто-нибудь ещё, то все соседи навеки перестали бы с нами разговаривать.
– Слишком поздно оглядываться на соседей, тебя и так многие считают странным, а с тобой – и всех нас.
Утренние лучи уже заливали всю комнату; даже такие неожиданные новости всё равно не испортили настроения тер-Андраника, ему впервые за долгое время стало спокойно.
– Для одних я не совсем священник, для других и вовсе не совсем христианин. Я нарушитель традиций в глазах многих, и то, что у меня хватает на это смелости, приводит их в ярость, – священник вздохнул и добавил:
– Хотя далеко не во всём они неправы.
– Зато ты честен и искренен. Возможно, ты видишь в жизни самое важное, в отличие от них.
В голове у тер-Андраника мелькнуло, что он успел забыть о житейской мудрости жены. Всё-таки он непроходимый дурак, что не говорил с ней по душам так долго.
– То, что наиболее важно, – скрыто от современников. Семена грядущего произрастают во тьме. Так что только время рассудит нас. А сейчас я могу лишь раскаяться в том, что так мало говорил с тобой и успел позабыть, какую радость это мне приносит!
Священник не видел лица Седы, она сидела, облокотившись на него сзади, но даже так он живо почувствовал, как от неё накатило волной радости. Иногда женщинам нужно совсем немного, чтобы преобразиться.
– Твой сын говорил мне, что ты вспомнишь об этом рано или поздно, – прошептала Седа.
– Саркис? С тех пор как он вырос, мы беседуем с ним всё реже и меньше. Мне кажется, между нами выросла преграда, называемая «уважение к отцу», – он невесело усмехнулся. – В последний раз мы говорили, когда он заикнулся о постриге. Он не возвращался к этому?
Седа ответила со вздохом:
– Об этом он не рискует говорить и со мной, знает, что если он примет такое решение, то разобьёт мне сердце.
– Он ещё мальчик. Нужно подождать. Но если это стремление сохранится и в зрелом возрасте, то мы не имеем права его останавливать.
Жена молчала. Она слишком любила сына, чтобы представить его бездетным и отрешившимся от мира иноком. Затем она заговорила, и в голосе её чувствовались вновь подавленные слёзы.
– Я не вынесу ещё одного странствующего божьего слугу в нашей семье.
Вновь повисло молчание, тер-Андраник, нарушив его, сказал:
– Это моя вина. Перед тобой и перед Богом. Из-за меня ты боишься решений нашего сына. Я священник, семья которого несчастна. Священник, из-за которого боятся священников… И что уж… священник… по вине которого умирают люди.
– Но не от твоей руки, – быстро и суетливо вскричала Седа. – Прости меня, милый, мы только хорошо заговорили, а как всегда. Не думай об этом…
– Мне не под силу об этом не думать. И ведь нет и дня, чтобы я об этом не вспоминал хоть на миг. Я часто вижу их лица перед сном, ведь почти каждый раз, после каждой битвы, когда я смотрю на павших, я понимаю: их кровь лежит и на мне. Я вижу их лица и когда подхожу к престолу… Но не будем. Довольно тебе и других забот.
Седа несколько раз жарко поцеловала его шею и затылок, а после, пересев так, чтобы видеть лицо мужа, прошептала:
– Вот уже двадцать лет все твои заботы – мои, поэтому не смей так говорить. Не кори себя. Ты заблудился, Андраник, но если жизнь – это путешествие, как ты говоришь, то можно ли осуждать того, кто однажды сбился с проторенной тропы? Меня выдали замуж за самого искреннего мужчину в мире, и сейчас я вновь убедилась, что это правда.
– Буду молить Бога, чтобы это действительно оказалось правдой.
Он не хотел выпускать жену из объятий. Нет, выстроенная прежде стена никуда не делась. Супруги знали, что недалёк день, когда священник вновь сядет в седло и уедет надолго, и их снова будут разделять обиды, недопонимания и десятки пыльных фарсахов пути. И всё же в это мгновение каждый из них сознавал: судьба скрепила их жизни не просто так и никаким стенам не под силу разрушить эту связь. Солнце взобралось высоко, и двуГлавая гора подёрнулась жаркой дневной дымкой. В голове у священника пульсировали тысячи тяжёлых мыслей, но вместе с ними была и одна светлая: этим утром он поборол свою гордыню не зря. Такие маленькие победы часто бывают самыми сложными… Но маленький поступок грел его душу не из-за религиозных заветов и правил. Просто он любил свою жену.
Глава VI
Древний город Вагаршапат изнывал в лучах полуденного солнца. Всего в дне пути от него расположился Двин – древняя столица, самый оживлённый и богатый город Армении. Ингвар сокрушался, что они там так и не побывают, но успокоился, когда Саркис дал обещание сопроводить его туда после царской свадьбы.