Ингвар не запомнил и половины имён и гербов, но зато запоминающиеся лица имели все: чёрные бороды, шрамы от сражений и суровые взгляды. Многие уважительно кивали тер-Андранику, за годы службы двум царям мало какой нахарарский дом не успел завести с ним дел. Кивки в основном были степенными и полными горделивого достоинства. Однако один крепкий, коротко стриженный мужчина, отдававший приказы десятку воинов, завидев священника, бросил поводья коня слуге и быстрым шагом вышел на улицу.
– Святой отец, добрая встреча! – крикнул он.
Тер-Андраник обернулся и тут же расплылся в улыбке.
– Добрая, князь Ерванд, давно не виделись!
– Почитай, с того совета в Багаране. В Гугарке было три десятка моих воинов, вернулась едва ли половина, но это повод для гордости!
– Верно! Не будь их там – из Гугарка мог бы не вернуться царь.
– Многие не любят вспоминать о таких вещах, но я помню день совета… Если бы не ты, всё и правда могло бы иметь иные плоды! – Ерванд Кюрикян говорил немного сбивчиво.
– Пустяки! – ответил тер-Андраник, придерживая лошадь. – Благодарить надо моих разведчиков. Рад был встрече, князь Ерванд, надеюсь видеть тебя и на грядущем торжестве!
– Непременно! Затем и приехали ведь.
Процессия тер-Андраника двинулась дальше. Пока они не оставили город позади, разговоров, подобных этому, случилось не меньше десятка. Некоторые из них здоровались и с Ингваром, но таких было немного. Северянин вскоре осознал, что, живя в кругу соседей тер-Андраника, составил слегка преувеличенное мнение о своей известности. От этого ему почему-то стало легче, как и от того, что вокруг городские строения сменились горными пейзажами и зелёными лужайками.
– Не люблю больших скоплений народа, – сказал Саркису с Ингваром тер-Андраник, а затем добавил: – Если это, конечно, не армия, превосходящая неприятельскую. Во всех остальных случаях мне становится дурно от их гомона.
– Тогда тебе, должно быть, трудно будет перенести царскую свадьбу, отец, – усмехнулся Саркис.
Тер-Андраник задумчиво погладил бороду.
– Думаю, с этим я справлюсь. Я знаю царя с его детских лет, я знал его даже до рождения моих собственных детей. Ты мой сын, но видит Бог, детство и юность государя прошли у меня на глазах. Я давал его отцу клятву, что буду помогать, когда настанет его черёд править. И день его свадьбы значит для меня не меньше, чем если бы ты женился, Саркис.
– Это очень похоже на тебя, отец! – Саркис сказал это с усмешкой, но никакой обиды в его словах не звучало. Он и сам чувствовал точно женится его ближайших родственник, если не брат, то не менее чем двоюродный брат.
– Ты же не твоя мать, – усмехнулся священник, а затем продолжил прежний разговор. – Мне спокойнее от того, что я рад его выбору! Пока что у него получается принимать верные решения – вы оба видели это сами. И что самое главное, он умеет принимать сложные решения.
– Помнится, накануне битвы ты нередко перечил его словам, – вставил Ингвар.
– Знаешь, – тер-Андраник понизил голос, – в годы моей учебы у настоятеля Эчмиадзинского монастыря служил казначей тер-Давид. Так вот, у тер-Давида был осёл, страшно упрямое и своевольное животное, хотя и трудолюбивое. Чтобы тот с удовольствием пошёл вперед, его перед этим приходилось тянуть за хвост назад. С государем всё проще, но мне приходится брать на себя обязанность главного спорщика, чтобы он взял на себя труд разъяснить своё видение другим. Он слишком горяч и вспыльчив и часто требует беспрекословного подчинения, со мной он просто более выдержан, чем с другими.
– Не опасно сравнивать царя с вьючным животным? – спросил северянин.
– Ох, мой друг, как ни прискорбно это признавать, но хорошие правители похожи на вьючных животных куда больше, чем ты думаешь.
Ингвар улыбнулся под нос, священник был взволнован, и непривычным казалось видеть его таким. Ашот Еркат ему воспитанник и близкий человек, тер-Андраник не лукавил, когда говорил, что царская свадьба для него всё равно что свадьба сына. Масла в огонь подлила и история с убийством ведьмы. На вопрос Саркиса, как они поведут себя на празднике в свете случившегося, тер-Андраник ответил:
– Я буду смотреть в оба, усилим охрану. А вы, вы – веселитесь. Праздники нынче редки. Однако будьте бдительны, не напивайтесь и будьте готовы пустить в дело клинки. Съедется полно подозрительного народу: васпураканские нахарары, абхазы, а то и арабы; и чего от них ждать – неизвестно. Государь хочет, чтобы праздник стал символом мира в стране и добрых отношений с соседями, а вот истинные желания соседей – уже вопрос куда посложнее. Но вы веселитесь, если вы не будете веселиться, то на вас начнут смотреть с подозрением, и тогда пользы от вашего присутствия не будет вовсе. Поэтому ведите себя так, как положено молодым, но слушайте вокруг в оба уха.
– А я уж было подумал, что ты и правда желаешь, чтобы мы хорошо отдохнули, – рассмеялся Саркис.
– Я и желаю, – подмигнул тер-Андраник сыну. – Просто это не все мои желания.
Их путь пролегал меж небольших деревенек, крестьяне собирали остатки урожая, и всадники с повозками на дороге их мало интересовали. Тем более что в последние дни путешественников стало слишком много – эка невидаль. Под стать деревням были и церкви, приземистые, прямоугольные с маленькими куполками. Они разительно отличались от тех, что Ингвар видел прежде. При взгляде на них становилось ясно: эти церкви стоят здесь не по богоугодному желанию местного князя или епископа – они были нужны людям. Поэтому и строили как могли. В этих церквях было меньше величия, чем в соборах Эчмиадзина, но от них веяло необъяснимым уютом.
– Народ здесь так набожен. Как они терпели в своих краях ведьму? – спросил северянин.
– К сожалению, в деревнях самые набожные жители бывают самыми частыми гостями у ведьм. То от неграмотности! Священники в этих самых церквях каждое воскресенье произносят проповеди о вреде суеверий, но всё без толку. Люди продолжают верить в дэвов, задабривать паев в своих домах и делиться зерном с духами амбаров, – тер-Андраник окинул взглядом людей вдали, собирающих сено в снопы. – Христианство прочно поселилось в их сердцах, но то, что было там до него, не исчезло бесследно.
– Я просто подумал, не случилось ли, что добрые христиане сочли оскорблением её присутствие рядом с их домами, ну и решили избавиться от её общества?
– А яды взяли, чтобы хоровац приправить! – с издёвкой закончил за него священник.
– Может, звучит и нелепо, но иногда, чтобы разобраться, нужно предполагать и самые нелепые вещи.
– Солнце-то припекать начинает, – сказал тер-Андраник. – Не подашь мне мех с водой?
Ингвар отвязал мех от луки седла и протянул собеседнику, тот продолжил:
– Видишь ли, яд – извечный спутник того, что эллины называли политикой, вернее, очень искажённого образа этого понятия. Там, где политики нет, и яды спросом не пользуются. А в деревнях никому нет дела до дрязг князей и притязаний на престол. Жизнь простого народа устроена так, что они редко выходят за пределы своих пашен, пастбищ и виноградников. Они знают князя своих земель, знают имя царя, а остальное их мало заботит. Им неведомо даже, как далеко на запад и на восток говорят на их языке. Есть, конечно, память о чужаке-магометанине, который может уничтожить всё, что ты любишь, но в мирное время чувство это расплывчато. Они не читали Хоренаци и других, у них в жизни иные заботы…
– Но ведь именно их призывают под знамёна князей умирать на чужих войнах, – сказал Саркис; по пути он иногда впадал в задумчивость, а потом резко выныривал из неё с вопросом.
– Ты верно сказал, эти войны для них чужие. Умирать за одного знатного нахарара в битве с другим – от такого они лишь больше убеждаются, что сбор урожая – важнее войны. Битвы с захватчиками – другое дело, но и они не привлекают простой люд к делам политическим. Во время таких войн, когда горят деревни и вытаптываются пашни, всё больше простых людей задаётся вопросом, отчего грызня князей за земли и титулы важнее защиты их семей от клинков иноверцев…
– Вот так вот и случаются восстания, – заметил Саркис.
– Восстания, уходы в дремучие еретические общины, массовые исходы крестьян со своих земель, – невесело согласился тер-Андраник. – Однако никому из них не придёт в голову перевернуть мир вверх дном и сделать своей долей шёпот в дворцовых коридорах и выступления в залах советов.
Ингвар пришпорил коня, обогнал повозки и поравнялся с воинами, скакавшими в голове отряда. Тут беседы оказались повеселее, все предвкушали праздник, столы с дичью, вино, состязания в борьбе и стрельбе из лука. Над вопросами серьёзными они предпочитали не размышлять. Разве что Ваган составлял исключение. Что творилось у него в голове, никто не знал, но вид у него был, как обычно, мрачный.
– Неужели тебя совсем не радует, что ты едешь на праздник? – спросил у воина Ингвар, с тех пор как их отношения немного выправились, он иногда задавал вопросы для поддержания благожелательного настроя старого воина.
– Не всем же радоваться, как псу перед прогулкой, – буркнул тот. Большей любезности ждать не следовало.
Дальнейший путь тянулся в молчании, пейзаж оставался прежним вплоть до появления на горизонте бело-жёлтых крепостных стен Еразгаворса. То, что путники видели в Талине, ни в какое сравнение не шло с увиденным здесь. Казалось, точно в окрестностях Багратидской резиденции собралась величайшая армия в истории Армянского царства. Повсюду реяли стяги, высились пики шатров, собирались длинные столы. Наверное, не существовало ни в арабской, ни в ромейской державах такого товара, что нельзя было купить здесь в эту свадебную неделю. Торговые караваны стянулись со всех княжеств и сопредельных государств в надежде сделать небывалую выручку.
Еразгаворс стоял на холме, своё место в длинной череде армянских столиц город занял при царе Смбате. Прежней столицей был Багаран, и Еразгаворсу за несколько десятилетий так и не удалость столкнуть предшественника в непроглядно-тёмную пучину истории. Багаран остался родовым гнездом правящего дома, и своих вассалов Ашот нередко собирал именно там. Однако гулять свадьбу решили зде