– Это зря ты. Совсем без Бога никак нельзя. Бог – он ведь премудро всё создал, хоть из великаньей туши, хоть как считай. Смотришь: и звёзды, и небо, и горы, а без Него ведь, считай, чёрная дыра одна, не вокруг – так внутри, нет? С Ним ведь всё смыслом наполняется.
Высокомерие Ингвара как ветром сдуло. Юноша наслушался умных вещей от тер-Андраника и свысока поглядывал на многих христиан, мол, они-то и не знают под час, во что верят. Но этот простоватый мужик двумя словами описал всё его внутреннее состояние. И всё, из-за чего он так долго и так старательно слушает, говорит и рассуждает о Боге или о богах. Потому что иначе внутри остается пустота. Да, может, он уже и знал об этом, только слов не мог подобрать. А может быть, просто через эту пустоту надо и прожить.
Саркис, сидевший рядом и долгое время молча слушавший разговор, задремал. Завтра будет праздник, венчание, пир – нельзя заявляться туда совсем без сна. Тихо распрощавшись со Степаносом и не прерывая остальных (да и прервать их было бы непросто), Ингвар тряхнул друга, и они оба отправились в шатёр спать.
* * *
Тер-Андраник, облачённый в новую, ни дня не ношенную чёрную рясу, стоял совсем близко к алтарю и вместе с остальными ожидал начала таинства. Своды собора Спасителя, обычно мрачные, сегодня были освещены сотнями свечей. Из-за множества народа, осветительных огоньков и топления воска становилось душно, однако никого это не заботило. Люди проделали далёкий путь, и маленькие неудобства не могли их смутить.
Такого великолепного общества стены этого собора не видели уже очень давно, разве что на коронации государя случалось нечто подобное. Но и тогда стольких гостей не было, да и не все ведь признали Ашота Ерката царём сразу. Сегодня же на таинстве блистали шелком и золотым шитьём посланники ромейского императора, они любопытно смотрели по сторонам, поглаживая умасленные курчавые бороды; эти люди помнили Ашота всего лишь безземельным гостем при императорском дворе. Армянские князья, покрытые шрамами старые забияки, стояли тут и терпеливо ждали начала, а ещё лет пять назад они могли посмеяться над старшим сыном Смбата Багратуни и назвать его смешным мальчишкой – теперь он их царь. Картлийские и кахетинские князья тоже были здесь и тоже признавали себя вассалами армянского царя. Но тер-Андраник давно жил на свете и давно занимался государственными делами – он знал, что, несмотря на их показную покорность, на самом деле они верны лишь собственной выгоде. Если вдруг окажется, что хранить верность царю теперь невыгодно, их присяги и клятвы тут же обратятся в прах. Этот день – истинный день триумфа, будет ли он долговечным, зависит от многого… Радуясь в этот день и в последующие, нужно оставаться осторожным, а такого царь не любил.
Даже когда царю принесли весть о событии в ведьминой пещере и возможных последствиях, он отмахнулся. Приказал усилить охрану, но чтобы допустить проверять свои блюда и напитки на торжестве – нет, это для него слишком мелко, он сказал, что не станет тратить на такое время. Случившееся заставляло тер-Андраника волноваться. Государь увлечён своей свадьбой; Вараздат, осмотрев место, не нашел никаких достойных зацепок. Из тех, кому священник поведал тайну, лишь князь Геворг Мамиконеан отнёсся к этому с должной серьёзностью. Князь Багреванда, чья верность не вызывала сомнений ни у царя, ни у тер-Андраника, велел своим людям проверить всех, кто занят на кухнях и у столов, и следить за ними во все дни торжества. Однако каждый котёл и каждый бочонок с вином не отследишь наверняка. Оставалось только молиться.
Начало затягивалось, тер-Андраник стоял на возвышении относительно остального собора, пользуясь этим, он обернулся и вновь окинул взглядом присутствующих. В женской части храма священник видел, как в молитве шевелятся губы его жены, рядом с ней со скучающим видом стояла Ани, а ещё дальше, задумчиво подняв глаза к подкупольным окнам, ждала Ануш. У самого входа священник разглядел лица сына и Ингвара рядом с ним. Он порадовался, что северянин сможет посмотреть венчание, да ещё такое…
И вот к престолу вышел епископ Мхитар. Его длинная борода серебрилась сединой ближе к кончикам, а у корней, напротив, была чёрной, как у двадцатилетнего. Царь и его окружение хотели, чтобы таинство проводил владыка Католикос, но святейший пребывал в одной из дальних поездок, и возраст не позволял ему вернуться быстро. Стремительность, с которой развивались события от помолвки до свадьбы, не дала Католикосу принять в этом деятельное участие, и всё же передать своё благословение молодым он успел. В его отсутствие провести венчание попросили верховного вардапета и епископа кафедры Еразгаворса Мхитара. Это был не только мудрый руководитель, с достоинством управлявший одной из главных епархий страны, но и человек обширных знаний, видный богослов и учёный. Народ же любил его за то, что он не облагал их непосильными налогами, но даже напротив, значительную часть церковных доходов в трудные годы пускал на помощь малоимущим.
И вот, Ашот Еркат появился в дверном проёме. Могучий, в расшитой львами шёлковой тунике, красном плаще, увенчанный царской тиарой – все гости разом обернулись на него и застыли. Грянул хор. Царь прошествовал через середину собора навстречу епископу. Епископ стоял неподвижно, величественно, точно изваяние древнего властителя. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда царь приблизился к ступеням, ведущим в апсиду. Епископ по-прежнему смотрел вдаль, точно вокруг не было ни души, сквозь стены собора, сквозь городские строения, сквозь горы и продуваемые осенними ветрами перевалы. Владыка Мхитар никогда не лебезил перед царём, всегда был с ним прям и искренен, и сейчас он знал: единственное, что он может сделать и что он должен сделать, – молиться за государя. Молиться, чтобы Бог даровал ему мудрости, сдержанности, терпения, как в браке, так и во всех других делах.
В собор вошёл князь Саак Севада – крепкий суровый старик с пепельными волосами, пышными усищами и стальным взглядом. Владыка Хачена по титулу и один из самых влиятельных людей во всех армянских землях по существу, он одним своим словом о союзе мог привлечь под знамена государя до восьми тысяч клинков. Дважды поддержав Ашота в минувших усобицах, он не упустил своего – теперь его внуки возглавят два самых могущественных рода Армении, а один из них будет называться царём и князем князей. Дружба этого человека стоила дорого.
Саак Севада вёл под руку свою полную противоположность – хрупкую грациозную девушку в белом струящемся наряде с серебряными узорами. Она смотрела вокруг без тени суровости, само слово «суровость» становилось бессмысленным набором звуков, едва только стоило на неё взглянуть. Длинные ресницы, ладный стан, чёрные глаза – княжна Саакануйш, которой через пару мгновений было суждено стать царицей, дышала свежестью, красотой и юностью. Когда отец подвёл её к алтарю и девушка заняла место рядом с женихом, все присутствующие воочию убедились, что невеста достойна Железного царя.
Сердце тер-Андраника сжалось от необъяснимого сочувствия к красавице. Она была ровесницей его Ани, возможно, поэтому ему так хотелось, чтобы у неё всё сложилось хорошо. Этого священнику хотелось даже больше союза государя с Сааком Севадой, одним из главных архитекторов которого был он сам. Он поднял глаза к запрестольному окну, из которого луч солнечного света рвался к престолу, но таял в огнях свечей, и взмолился: «Помоги им! – со всей страстью обратился он. – Помоги им и особенно ей. Дай ей сил. Укрепи её. Имена царей остаются в истории, но быть царицами подчас гораздо сложнее. Особенно царицами таких царей, как Ашот Еркат».
Наблюдая, как владыка Мовсес неспешно, выверяя каждый жест, венчает молодых, тер-Андраник не раз вспоминал и собственную свадьбу. Образы, точно яркие короткие вспышки, возникали в его голове и убегали прочь, туда, в давно поросшие полевой травой годы молодости. Он вспомнил то счастливое чувство, трепет и сознание важности момента, когда Седу вёл к алтарю его будущий тесть… Какая гордость одолевала его тогда. Он нашёл себе невесту сам, ту, которую хотел. Родители, на которых обычно ложится обязанность выбора невесты сыну, были к тому времени уже мертвы. Все ближайшие родственники остались во владениях Арцрунидов, чьи отношения с домом Багратуни становились всё сложнее. Сам Андраник ещё не рукоположился и во дпиры-дьяконы, однако он нашёл себе невесту, да ещё красавицу, да ещё в которую был безмерно влюблён. Многие могли ему позавидовать, особенно те из его друзей, что впервые увидели своих суженых только на пути от дверей храма к алтарю… Седа его любила и до сих пор любит, но разве это принесло ей счастье? Разве не случилось так, что она бывает печальнее, чем те, кого родители выдали замуж по своему разумению, не спросив? Да, многие мужья бывают дома не чаще тер-Андраника. Возможно, их жён это не удручает так сильно, потому что они с самого начала не имели никаких ожиданий. А любовь заставляет ждать многого, и это не всегда легко оправдать. Теперь тер-Андраник молился за свою жену, чтобы Бог пощадил то, что у них осталось, как бы он, тер-Андраник, ни ломал это своими действиями. После свадьбы у него ещё останется время вернуться домой, главное, не потратить это время бесцельно.
Обрамлённые венцами головы молодых соединили друг с другом, и епископ вознёс над ними крест. Самый красивый момент венчания. Символические глотки вина. Обещания молодых. Чтение главных молитв. На каждом венчании тот, кто уже проходил через это таинство, вспоминает себя. Каждое венчание для гостей – это повод ещё раз вспомнить свои обещания и задать себе вопрос «А смог бы я без стыда посмотреть в глаза тому юноше, что стоял перед алтарём годы назад?»… По крайней мере, так считал тер-Андраник.
Замерший в возбужденном ожидании город всколыхнул колокольный звон. Он возвещал жителям и всем, приехавшим на торжество, что венчание состоялось и настало время праздника. Начались гуляния, на улицах вновь раздавали угощение, на вертелах жарились целые стада забитого скота. Многие из пришедших, в особенности воины, что стояли за городскими воротами, остались слегка разочарованными – они рассчитывали, что кушаний будет больше. Однако насытить, да ещё и с праздничным изыском, такую бездну народа не представлялось возможным. Впереди ждала зима, и хотя сборы урожая ещё не завершились, нельзя было спустить разом все запасы… Даже особый случай не мог лишить государя и его советников благоразумия – тратили много, но с умом.