В шатре Ингвар умылся и лёг, вытянув ноги, даже не подложив ничего под голову. Хотелось распластаться по земле, чтобы её сырость вытянула усталость из мышц, ломоту из костей и дурные мысли из головы. Но здесь земля была сухой, прогретой солнцем, поэтому с мыслями приходилось справляться самостоятельно. Ваган. Ануш. Тысячи людей вокруг. Тер-Андраник с его подозрениями и осторожностью. Ингвар принял единственное верное решение для уставшего человека – уснул.
Проснувшись уже затемно, Ингвар понял, что не сможет весь вечер сидеть в шатре в одиночестве. Одевшись, он не торопясь побрёл в сторону городских ворот. Праздничный люд не обращал на него никакого внимания. Купив у торговца пригоршню цирана, юноша петлял по мощёным улицам, раскусывал плоды, а косточки кидал в карман. Ему нравилось их собирать. Высохнув, каждая становилась похожей на гладкий камешек с морского берега. Он незаметно взбирался всё выше и выше, пока не выбрел между царским дворцом и собором Спасителя. Тут он, наконец, перестал убеждать себя, что ходит бесцельно, на самом деле ноги вновь несли его к дому Ануш. В голове мелькнула мысль, что ещё одной встречи с Ваганом он может и не пережить, по крайней мере, если она случится сегодня.
Оказавшись там, где вчера он претерпел своё сокрушительное падение, северянин не стал повторять этот опыт; он просто тяжело опустился на ступени здания напротив, так, чтобы было видно окна. После борьбы болели мышцы, и, садясь, Ингвар по-стариковски кряхтел. Мимо проходили люди: кто-то возвращался домой с гуляний, для кого-то, напротив, всё только начиналось. Они проплывали мимо Ингвара, а он просто сидел, чувствовал схороненное про запас солнечное тепло камня и смотрел вверх. Туда, где должна была быть Ануш. Дом словно умер, ни единого огонька не виднелось из его глубины, и никто не входил и не выходил. Северянин уныло сидел, и надежда, что теплилась в его душе, становилась всё меньше и меньше. Чем больше он думал, тем яснее понимал: истинная вероятность, что случай сведёт их с Ануш здесь, до ничтожности мала. Тьма сгущалась всё сильнее. На улицах её разгонял подрагивающий огонь светильников и факелов, а выше серебряные светлячки звёзд роняли свой ровный немигающий свет на остальную землю, за городские стены, шатры гостей и горные хребты. Тут от дверей дома метнулась женская фигурка, Ингвар встрепенулся – она направилась к нему. Пока она шла, северянин судорожно повторял внутри себя: «Добрые вести. Добрые вести. Только принеси добрые вести. Пожалуйста». Это было продолжение ещё детской привычки молиться. Теперь, когда мысли о богах наполняли его сомнениями, он просто повторял слова. Повторял, общаясь к кому-то, но не ведая в точности к кому. Уже даже не к духу отца и точно не к его богам. Не ведая или не желая себе признаваться…
Женщина подошла ближе, судя по облику – служанка, но лицо казалось незнакомым.
– Тебе стоит обойти дом кругом, – шепнула она и тут же засеменила обратно.
Ингвар огляделся. Фасад дома выходил на улицу, но с остальных сторон его опоясывала ограда. Он пошёл вдоль неё. Дошёл до угла. Свернул. Щербатые камни многолетней кладки отбрасывали крошечные тени в тусклом ночном свете. Ещё один угол. Переулок за ним оказался совсем тихим. Калитка приоткрыта. Сердце бешено колотилось. Что там? Воображение рисовало Вагана с мечом, нависшего над входом. Ингвар не боялся боя, он просто чувствовал, что, если он станет с Ваганом биться теперь, в этом будет какая-то подлость. Он потянул за край двери и шагнул внутрь.
Там его ждала Ануш. Он так мечтал об этой встрече, что теперь растерялся. Так уже было, вспомнил он. Под сенью Двуглавой горы.
– Здравствуй, – сказал северянин, пребывая в странном состоянии между оцепенением и желанием крепко обнять девушку.
– Ты опять такой же робкий, как в нашу первую встречу, – Ануш и сама пыталась подавить волнение в голосе.
– В нашу первую встречу мы даже не говорили, как ты узнала?
– Я про нашу первую настоящую встречу, – сказала девушка, ударяя на предпоследнее слово.
– Тогда над нами был Арарат… – Ингвар взглянул вверх, с этой стороны в окнах дома теплились огни, но никто не смотрел.
– Он и сейчас над нами, глупый. Он свидетель всего. Кто побывал под его покровом – остаётся с ним на всю жизнь.
– Где бы он ни был, – закончил за неё Ингвар. – Я как будто это уже где-то слышал.
Он нащупал в кармане плоды цирана, один он протянул Ануш, а другой откусил сам.
– Ты неправильно его ешь, – Ануш посмотрела на него с укоризной. – Смотри, покажу.
Она взяла свой циран, аккуратно разделила его на две половины – себе и северянину. Косточку спрятала меж складок юбки.
– Вот так, трепетно. Это ж тебе не баранья нога.
Из-за туч выбралась ленивая луна. Ей пора было на покой, и теперь света от неё было немного.
– Что у вас стряслось с Ваганом? – спросила Ануш, пристально разглядывая северянина.
Ингвар не хотел это обсуждать, Ваган и без того истязал его совесть.
– Он просто не рассчитал силу в поединке.
– У тебя лицо в синяках. Разве в борьбе бьют по лицу? – её было не провести, кровоподтёки от хватки Вагана, не видные сразу после боя, теперь проявились на лице северянина. Впервые в жизни луна некстати.
Не услышав ответа, девушка проговорила:
– Я так и думала. Я знала, что это был ты вчера. И Ваган понял… – она замешкалась на мгновенье и добавила решительно:
– Уходи!
– Я не видел тебя, не говорил с тобой целыми днями! Я не могу! Тебе не стыдно прогонять меня именно сейчас? – Ингвар шептал возмущённо, почти с яростью.
– Стыдно за что?!
Где-то вдали залаяли собаки. Скоро улицы начнут пустеть. Люди пойдут отдыхать от праздника.
– Я искал встречи с тобой с нашего злополучного приезда в Талин, все эти дни я смотрел только на тебя и думать мог только о тебе. Даже когда думал, что твой любящий дядя меня придушит! – Ингвар сказал лишнего, но какая уже разница.
– Мне должно быть стыдно за то, что я выбежала к тебе всё равно что ночью и что меня могут хватиться дома? Да, возможно, но стыдно не перед тобой!
– Я люблю тебя! – выпалил Ингвар.
Заготовленные уже слова застряли у Ануш в горле, покуда она замешкалась, Ингвар бросился к ней и поцеловал в губы. На короткий миг ему показалось, что она ответила. Но только на миг. Резким движением она вырвалась и ударила его открытой ладонью по лицу.
– Не смей!
Потирая ушибленное место, Ингвар стоял как вкопанный на задеревенелых ногах. Он хотел сказать что-то, поправить каким-то образом положение, но не мог найти слов. Они говорили по-гречески.
– Сирум ем кез, – повторил он на армянском.
– А какой прок в этом? – горько спросила Ануш. Никогда в жизни Ингвар не слышал таких обидных слов.
– Я христианка, – Ануш сказала только это, остальные слова теперь смысла не имели.
Девушка не оборачиваясь пошла в сторону дома. Ингвар не остановил её. Он не мог её остановить, у него для этого не было слов. Да, он знал, что женщин останавливают действиями, но сердцем понимал, что иногда без нужных слов действия могут сделать только хуже.
Он прислонился к калитке. Даже после схватки с Ваганом ему было проще. Сегодня он побеждён дважды. Оба раза нечестно? Это как посмотреть… На город опустилась ночь. Ближе к окраинам пируют триумфаторы дневных состязаний. Ингвар пошёл прочь от голосов, туда, где его бы никто не побеспокоил. Дороги он не разбирал или, по крайней мере, не запоминал. Просто шёл и поворачивал наугад, из двух переулков он выбирал тот, что был тише.
Он не нужен Ануш. Он ей признался, а что получил в ответ? Он всегда отделял Ануш от всех виденных им ранее женщин. От ладожских девушек, от всех, кто встречался ему в походах, даже от царьградских. Выходит, он обознался? Она всколыхнула его жизнь и теперь должна из неё исчезнуть. Чем тогда она лучше той девчонки из трактира, последовав за которой, он едва не получил нож в сердце? Он поверил в судьбу, поверил, что встреча с Ануш неслучайна, но выходит, он обознался. Просто взял и придумал то, чего вовсе и не было.
Боги посмеялись над ним. Или Бог. Как бы то ни было, надо жить дальше. Что он может сделать, когда она отвергла его, даже не потрудившись выбрать слова помягче. Раз за разом в голове отдавались ещё обжигающие слова. «А какой прок в этом?» И правда, какой прок? Какое будущее? Что он может ей дать? Всё-таки Саркис был прав с самого начала, он сразу сказал, как всё будет. Вот поступок настоящего друга. Но ведь и она это знала… Знала, но это не останавливало её.
Иногда на осознание очевидного уходят многие дни и месяцы, а иногда и целая жизнь. Ингвару повезло больше: он осознал очевидное той же ночью. Он понял, что зря так легко поверил в холодность Ануш. Его больно ударили её слова, и он на несколько вздохов потерял душевную чуткость, поэтому дал ей уйти. Ануш маялась от сомнений, они мучили её и усугублялись от роскошной свадьбы, вопросов отца и невозможности говорить с Ингваром. Её напугал гнев Вагана, хоть она и не подала вида. Когда северянин понял это, ему стало легче.
Теперь он почувствовал усталость, ноги гудели, и голова наливалась тяжестью. Основаниями ладоней Ингвар надавил себе на глаза и немного потёр – боль на время отступила. За очередным поворотом ему попалась грубо сложенная из туфа скамья. Юноша присел на неё и закутался в плащ. Ночью ледяные клешни будущих зимних стуж забираются за крепостные стены и тянутся меж людских жилищ, напоминая: осень на дворе. Людей на улицах уже не было, по крайней мере, здесь, над головой хрипловато покрикивали какие-то птицы. Ингвар думал: «А что теперь?»
Чужая душа – потёмки, он распознал страх под маской отстранённости. Не поверил в равнодушие Ануш. Но что он теперь будет делать? Ведь это он и довёл Ануш до такого состояния. Ему нечего ей предложить, только бесконечные переживания. Снова прятаться, не зная, что будет дальше, ведь он не вправе просить её идти против воли отца. И не вправе требовать от неё всех жертв, которые повлечёт их воссоединение.