– Не доверяй толстому ромею.
– Но он ведь не откажется от выручки…
– Именно! Он захочет двойную и для этого продаст и тебя заодно.
Опасения подтвердились. Или почти подтвердились. Северянин напряжённо думал, как ему поступить.
– Мы говорим на одном языке. Поэтому помогаю. Я его знаю, даже остальные в караване куда надёжнее его.
Ингвар взглянул на небо и в сердцах произнёс: «Помоги поступить правильно!»
– Он тебя продаст, как только получит своё. Или даже заранее.
Ингвар решился. Стянув сапог, он взял переданный ему Вараздатом перстень Ашота Ерката и протянул Василу.
– Я доверяю тебе. Возьми. Если решишь, что купец сдержал слово, отдай ему. А если он солгал, перережь ему глотку, а перстень оставь себе. Но позаботься о караване.
Васил повертел вещицу в руках, кивнул и спрятал глубоко за голенище сапога. После они с Ингваром, как и было условлено, повернулись в разные стороны и бросились бежать. Перемахнув через забор, северянин оказался на тёмной улице, мало чем отличавшейся от бесчисленных других, по которым они петляли, убегая. Смотреть на карту смысла не имело, он всё равно не знал, где находится. Поэтому он просто побрёл наугад, надеясь, что внутреннее чувство на этот раз его не обманет. Время близилось к полуночи, и прохожих на улице стало куда меньше, однако все они бросали в сторону варяга недобрые взгляды. И неудивительно, он изодрал одежду, исцарапался до крови, из-под драных лоскутов поблёскивала надетая им для сохранности лёгкая кольчуга, а на поясе висел короткий меч. Свой топор он благоразумно оставил Саркису перед их отъездом, иначе это грозное оружие стало бы подобающим завершением подозрительного вида северянина.
Опираясь на чутьё и лунный свет, Ингвар направился туда, где по его предположениям должны были находиться стены внутреннего кольца. Там он бы смог оглядеться и понять, куда ему теперь идти. По дороге он несколько раз споткнулся, едва не упав в небольшие зловонные лужицы. Их тут попадалось немного, отходы сливали в устроенные для этого канавы, а то, что попадало на улицы, быстро присыхало благодаря сухой погоде и каменной мостовой.
Возможно, отдать кольцо Василу – самая большая глупость за последние месяцы… Потом Ингвар вспомнил попытку забраться по стене к Ануш и понял: глупостей он наделал побольше. Однако сегодня он не имел времени на раздумья, он принял решение, теперь остаётся только ждать последствий, как и всегда.
Ноги заплетались, мышцы пропитала усталая расслабленность, пара глотков гранатового сока в таверне не придала ему бодрости. Вскоре он всё-таки дотащился до уже знакомых стен. Присев на камни у берега рва, Ингвар смотрел на укрепления. Теперь при внимательном взгляде он понял: то, что сначала показалось ему внутренним поясом, стенами верхнего города, на самом деле лишь небольшой замок, закрывающий вход в верхний город. Древнейший и богатейший квартал Двина защищался ещё более тщательно, стены его оказались на несколько саженей выше, а ров шире раза в два. Интересно, есть ли у царя в городе люди, способные помочь пробиться и в эту твердыню?
Мерная поступь воинов из ночной стражи резанула слух, точно звон колокола. Ингвар обернулся – им попадаться не стоило. Он медленно встал и свернул на улицу, ведущую в северные кварталы города, но и там он увидел не менее десяти воинов, идущих навстречу. Возможно, это обычная мера предосторожности, а может быть, они ищут его. Стараясь не привлекать внимания, северянин пошёл обратно к замку, но избежать знакомства со стражей уже не получалось. Отряды двигались навстречу друг другу, а Ингвар стоял между ними. Оставив надежду уйти незамеченным, юноша рванулся к стене ближайшего дома, подпрыгнув, он чиркнул ногами по стенам и ухватился за оконный проём. Подтянувшись и перебросив тело внутрь дома, Ингвар сразу услышал чьё-то ворчание, перешедшее в сдавленный крик, затем юноша вскочил и, сделав шаг, споткнулся о спящего на полу человека, когда варяг упал, его попытались схватить, вырвавшись, он скатился вниз по лестнице и выскочил через заднюю дверь. Миновав ещё несколько подобных убогих жилищ, он вновь оказался на мощёной улице. Затравленно озираясь, юноша искал укрытие. Вокруг, наскакивая один на другого, росли дома обычных горожан. Наведаться в такой – значило поднять переполох и почти наверняка оказаться выданным страже. Вниз по улице северянин увидел куполок маленькой церквушки – на память пришли рассказы тер-Андраника, как в церквях от казней прятались даже преступники. Он бегом кинулся к ней – надежда слабая, но вдруг не заперто… Подбежал. Толкнул дверь. Открыто!
Внутри подрагивали огоньки свечей и масляных лампад, а каждый шаг отдавался гудящим эхом. На скамье близ алтаря сидел худощавый священник, казалось, он дремал, но пальцы его шевелились, перебирая чётки. Он встрепенулся и взглянул на Ингвара, прищурившись. Не выказав никакого удивления, священник встал, прошёл через весь храм к язычнику, так и застывшему у входа в нерешительности, и взглядом указал на его меч. Ингвар послушно отстегнул оружие с пояса и протянул его этому молчаливому слуге христианского Бога. Священник спрятал меч в сундуке у дверей в каких-то тряпичных лоскутах, затем он направился обратно к алтарю, поманив северянина за собой. Справа от апсиды оказалась небольшая дверца и ступени, уводящие вниз, в крипту. Ингвар спустился, выбирать ему не приходилось. Внизу оказалось чуть-чуть места, чтобы прилечь; над плитами, изрезанными письменами и крестами, схожими с могильными, горело несколько лампад… Вскоре явился и священник – он принёс юноше две пшеничные лепешки, кувшин воды и одеяло из овечьей шерсти.
Лепёшки северянин жадно проглотил, едва успев пережевать их, давно он не чувствовал вкуса еды так ярко. Чаши ему не принесли, поэтому он прикладывался к горлышку кувшина, смакуя воду, – после такой длительной и сложной пробежки напитка лучше и представить нельзя было. Закончив трапезу, Ингвар закутался в одеяло и лёг на спину – это оказалось чистым наслаждением. Враждебный город со всеми его опасностями остался там, за стенами крипты, впервые за долгое время юноше удалось расслабиться.
Однако от усталости сон не шёл, и северянин просто лежал, наблюдая, как отсветы огоньков пляшут на резных узорчатых крестах надгробных плит. Тут лежат не простые христиане, быть может, это прошлые священники этой церкви, а может быть, и настоящие христианские святые. Ингвар не знал наверняка, но слышал, что святых здесь нередко кладут под плиты именно у основания церкви. Святые… Тер-Андраник говорил, что святые – это христиане, у которых получилось быть христианами, отец и его воины уверяли, что святые у христиан – это асы, только послабее, чем их Бог. Ингвар усмехнулся в потолок; пожив с христианами, он воображает, что всё о них понял. Но это неправда, сейчас, лежа под мрачными сводами старинной церкви, он как никогда лучше сознавал: его знания о христианском Боге ничтожны и обрывочны. Про богов вообще никогда нельзя знать всего, но в христианском Боге крылась какая-то гигантская тайна, нечто, ускользающее от Ингвара раз за разом. Он не мог этого объяснить, но было в Нём что-то бесконечное. Как самое познание. Ингвар думал, что поймёт о Нём всё, когда будет кому это объяснить, но объясняющие менялись, а всего он так и не знал. Надежда, что ключом к пониманию станет чтение, тоже рассеялась. Он читал всё больше, но искомое всеединое знание всё отдалялось. А ведь существовали ещё сотни и тысячи других языков, в которых тоже по крупицам разбросана истина. У христиан многое записано в книгах, но главная вера теплится в их душах – это-то от Ингвара и ускользало.
Незаметно сон смежил его глаза, спокойный и ласковый, какого давно не было. Северянину виделось, как они с Ануш стоят рядом в стенах этого самого храма, а на душе поразительная лёгкость. Проснувшись, юноша увидел вокруг всё тот же полумрак и огоньки лампад. Сколько он проспал, понять, казалось, невозможно. Потянувшись, варяг встал, сложил вчетверо одеяло, допил из кувшина воду и, собрав все вещи, направился наверх. Судя по пробивавшемуся в окошки свету, утро уже наступило, и довольно давно.
– Лихая выдалась ночь? – спросил священник, завидев его.
– Нежданные встречи.
Священник вновь извлёк откуда-то лепешки и пригласил Ингвара пройти через дверь в трапезную. Северянин повиновался. Завтрак перед этим длинным днём точно лишним не будет.
– Встречи, – начал священник, когда Ингвар насытился. – Кисть, которой Господь рисует чудеса в нашей жизни. Тебя ждёт ещё немало добрых встреч. Ступай с миром, да захвати из сундука свою железяку.
Затем он добавил, немного помолчав:
– Я вчера пустил тебя только потому, что сразу понял: на ней нет свежей крови.
За порогом церкви в глаза ему ударил яркий солнечный свет, прохожие, подобно пчелиному рою, с шумом направлялись по своим делам. От людского гула кружилась голова, но зато среди них легко было оставаться неприметным. Поверх своих лохмотьев Ингвар натянул старый, многократно залатанный плащ, который ему вручил напоследок священник, юноша в нём исходил потом, но это немного скрадывало его вызывающий облик.
Сверяясь с картой, северянин оставлял за спиной квартал за кварталом. На карте были также отмечены места, где проживало много мусульман, Ингвар старался обходить их стороной, во избежание случаев, подобных вчерашнему. Опасность представляли и христианские кварталы. Для них он выглядел слишком подозрительно, и там жили семьи воинов Ашота Деспота. Поэтому, если удавалось, Ингвар старался идти там, где проживали иудеи – они не проявляли к нему никакого интереса.
Пару раз северянин сбивался с пути и сворачивал не туда, и всегда он мысленно благодарил строителей города – прямые углы улиц позволяли легко найти дорогу в нужную сторону. Но попадались ему и полуразрушенные кварталы, те, что уничтожило землетрясением и что после так и не отстроились. Там, в руинах, ютилась городская беднота, с помощью веток и соломы соорудив жалкие подобия крыш над остатками стен. Эти места зарастали сорняками и кустарником. «Вот они – первые признаки упадка», – думал Ингвар. Говорили, что при последнем, самом страшном землетрясении, буйство стихии унесло не меньше семидесяти тысяч человек. Весть об этом горе разлетелась так далеко по миру, что даже константинопольский патриарх написал жителям Двина письмо и заверил в молитвенной поддержке. Даже теперь, спустя два десятка лет, некоторые из этих кварталов не вернулись к прежнему облику. Таких мест попадалось всё больше, чем ближе Ингвар подбирался к восточным воротам.