– Моё имя Вардан, – сказал после некоторого промедления всадник. – Я служу князю Степаносу Хавнуни, а он верен клятве, которую дал Ашоту, царю царей, армянскому и картвельскому, прозванному Железным.
Вардан изо всех сил вглядывался в приближающегося Вараздата, а потом вдруг расхохотался.
– Вараздат, лукавый тебя разбери! Я ожидал здесь всякого, но уж никак не думал, что встречу личность, столь легендарную!
– Я не знаю тебя, – без излишней радости ответил разведчик. – Впрочем, знать в лицо всех людей князя Степаноса не под силу никому.
Напряжение, набухшее грозовой тучей меж рядами всадников, спало, некоторые даже украдкой усмехались, слушая этот разговор.
– Зато тебя знают многие! Даже твоя неприметность уже не спасает. За минувшие годы слишком часто тебе приходилось являться ко дворам всех возможных князей, да ещё и в обществе одного необычного священника. Тяжело, наверное, быть известным разведчиком, а?
Вараздат слегка улыбнулся, если Вардан хотел польстить воину, то ему это удалось.
– Расскажи новости, Вардан, – сказал Вараздат уже совсем миролюбиво.
– Новость одна, узурпатор и самозванец разбит и тащит жалкие остатки своего воинства к стенам Двина, мы же преследуем его, жаля в пяту, точно библейский аспид…
* * *
До города оставался один дневной переход, походные костры воинства Ашота Ерката чадили осеннее небо, заставляя с тревогой вглядываться в него жителей окрестных деревень. Воины жарили мясо, варили похлёбку, чинили оружие в походных кузнях. Саркис рассматривал реющие над шатрами знамена, пытаясь угадать, кто же, в конце концов, откликнулся на зов господина. Вахевуни, Ванандаци, Абелеан, Ашоцкуни – их гербы удалось различить, остальные терялись в сумерках; каждый из упомянутых вряд ли мог привести царю больше нескольких сотен, может быть, полутора тысяч копий. Тем славнее победа.
– Сколько их? Тысяч десять? – спросил Вараздат.
– Тринадцать, – отозвался Вардан. – Чуть более двух тысяч в битве полегло, и ещё полторы тысячи ранеными мы потеряли.
– И с ними на Двин и пойдут? – с сомнением вставил Саркис.
– Обещают ещё.
– Теперь-то уж, конечно, чёрт бы их побрал, – выругался Вараздат. – На делёж добычи слетятся. Зверьё.
Саркис махнул рукой Вараздату и остальным и направился к центру лагеря, где виднелась золочёная верхушка царского шатра. Где-то поблизости должен был быть и отец. Примятая пожухлая трава глухо отвечала копытам его коня, воины вокруг не обращали на юношу никакого внимания. Грубая простота военной стоянки казалась Саркису почти родной – так всегда после долгого отсутствия, но возвращаться в государев ближний круг ему не хотелось. Дикая жизнь с отрядом Вараздата была всё-таки чуть ближе к его монашеской мечте, чем сутолока царской свиты, а скитание по горам представлялось юноше одним из воплощений христианского идеала. «Лисицы имеют норы, а птица – гнёзда, но Сын человеческий не имеет, где приклонить голову», – это любил повторять ещё тер-Андраник.
В десятке шагов от царского шатра Саркис увидел коновязь и спешился, поплутав немного меж кольев, знамён и парчовой ткани, он обнаружил и отцовское обиталище. Оно было не в пример скромнее окружающих, чем заметно выделялось. Неподалёку от входа сидел Айк и штопал заляпанный походный плащ, Саркис кивнул слуге и шагнул под полог шатра. Отца внутри не оказалось, вместо него навстречу юноше, отбросив вышивание, радостно вскочила с кресла Седа.
– Матушка! – вскричал удивлённо Саркис. – Неужели!
Седа прижала его к груди.
– Сыночек мой!
– Но как ты здесь оказалась? Вот уж где не ожидал тебя увидеть…
– Твой отец задолжал мне ещё один месяц дома, но дядя царя всё испортил, надо же, он никогда мне не нравился, – Седа наконец выпустила сына из объятий. – Поэтому я решила, что самое время вспомнить о долге истинной жены.
– Это о каком?
– Следовать за мужем.
Саркис рассмеялся, когда он видел, что родители любят друг друга, у него всегда теплело на душе.
– Полагаю, тебе не раз попытались объяснить, что ты заблуждаешься в толковании, но тщетно!
– Ещё как! И в первую очередь твой отец, но в конце концов он смирился, – Седа и не пыталась скрыть своей гордости. – Ты голоден? На блюде есть цыплёнок.
– Пожалуй, – протянул Саркис. – Ты приехала одна?
– Сперва со мной были Ани и Ануш, но потом мы их отослали. Незамужним девицам не пристало находиться в военном лагере, да и небезопасно это.
Саркис согласился, отщипнув кусочек холодного цыплёнка и утолив первый дорожный голод, он, наконец, вспомнил, зачем пришел.
– А где отец? – спросил юноша.
– Да пропадает с утра с вашим северянином.
– Что?! – Саркис поперхнулся. – С кем?! Ингвар здесь?!
– Явился вчера днём, весь драный, в сомнительном платье, но живой и невредимый.
– Что же ты сразу не сказала! – воскликнул Саркис и вынесся из шатра.
– Ещё один… – грустно вздохнула Седа, проводив сына глазами.
Выбежав наружу, Саркис остановился; где искать тер-Андраника с Ингваром, он не знал. Айка у полога уже не было, поэтому оставалось только попытать удачу рядом с шатром Ашота Ерката. По пути Саркис несколько раз ступил в тлеющие угли, запнулся о спящих и получил долю отборной ругани от одного из воинов. Царская стража его признала, но с поисками северянина не особенно помогла, ответ они дали неопределенный: «У внешних укреплений где-то». Ноги уже порядком устали, благо хоть цыплёнка успел перехватить. Лагерь уже начал затихать, когда в отсветах факелов дозорных Саркис увидел русую голову варяга. Тот полулежал с книгой в руках, завернувшись в плащ. Саркис окликнул его, северянин оторвал глаза от пожухлых листов и, завидев друга, вскочил на ноги.
– Наконец-то ты добрался, – сказал он с улыбкой.
– Добрался? – вскричал Саркис. – Да мы там пока тебя ждали, чуть плесенью не покрылись!
– Тем лучше, что вы добрались, – усмехнулся Ингвар. – С плесенью двигаться тяжело.
Юноши обнялись. Затем Ингвар сбегал к своей палатке и раздобыл сыр, пшеничные лепёшки и мех с вином. Так они устроились у одного из костров, воскресив его парой поленьев и спасаясь его дымком от комаров. Ингвар начал свой рассказ. Саркис слушал, и больше деловых подробностей ему нравились краски, которыми северянин расписал и без того знакомый город. Однако, когда речь зашла о Василе, отданном кольце и убийстве Прокопиоса, Саркис спросил:
– Отцу рассказал? Ему это стоит знать.
– Вчера ещё, – кивнул головой Ингвар. – Но он только руками развёл. На дорогах сейчас кутерьма, нашего болгарина с огнём не сыщешь, так что вопросы останутся без ответов до самого взятия города.
Более всего Саркис ждал объяснений задержки северянина, ставшей причиной их столь мучительного ожидания. Тут все оказалось довольно просто. Выбравшись из города, Ингвар остался один, без коня, а еды ему едва хватило бы на сутки. Он прибился к ромейским торговцам, те согласились взять его с собой, но коня не продали, даже по завышенной цене. Им предстоял долгий путь, и животных берегли. Пешком путь до условленного места встречи Ингвар не одолел бы и за несколько дней, да к тому же разговоры о битве и о поражении Ашота Деспота становились всё громче. Караван шёл в Трапезунд, встреча с одним из воинств была неминуема, и в конце концов Ингвар решил пойти с ними и попробовать отыскать царя, ведь последнему стоило знать о многом. Из царского лагеря и Вараздату весть послать проще, в итоге северянин опередил следопытов меньше чем на сутки. Ближе к концу рассказа у костра объявился тер-Андраник, радостный, что его сын наконец отыскался.
– Я думал, вы до конца войны не явитесь. Гонцы, которых мы отправляли за вами в последние дни, будут возвращаться ещё недели две! – приветственно возвестил священник и стиснул сына за плечи.
– И ты здравствуй, отец!
– Если в мехе вино, то плесните и мне, – приказал тер-Андраник.
Когда это исполнили, он вновь обратился к сыну:
– А теперь рассказывай.
– Нечего рассказывать, мы ждали, и только. Да и Вараздат отчитается о делах искуснее.
– Вараздата я уже видел, и дела меня не волнуют. Расскажи о впечатлениях, ты впервые вырвался из царской дружины на волю.
Саркис задумался.
– Это не вполне то, к чему лежит моё сердце, – сказал он, помолчав. – Но лучше того, что было прежде.
– Я надеялся на нечто более подробное…
– Отец, у тебя позади жесточайшая битва и важнейшая победа, а мне известно о ней только из сумбурных речей некоего Вардана из дружины Степаноса Хавнуни, поэтому подробностями сейчас должен делиться не я!
– Я священник, моя роль в битве чаще всего также сводится к ожиданию и молитве, – это заявление прозвучало не слишком убедительно, и тер-Андраник быстро добавил: – Впрочем, расскажу, что знаю.
Ингвар тем временем начал клевать носом и, кутаясь в овчину, сползать ближе к огню. Он уже слышал эту историю.
– Царю удалось собрать тринадцать тысяч копий. Подожди мы ещё неделю, быть может, собрали бы и не меньше семнадцати, сравнялись бы с врагом, но нам пришлось бы биться у самых стен Еразгаворса. Цлик Амрам послал весть, что придёт, но поспел только на следующий день после битвы. Севада был с войском в Сюнике, от него прискакал гонец с обещанием прислать старшего сына и полторы тысячи всадников, но до сих пор мы их в глаза не видели. После двух дней пути вдоль Ахуряна мы разбили лагерь на его восточном берегу. Место удачное: река и скалы не дали бы врагу воспользоваться превосходством в людях, но была опасность, что Деспот пройдёт ещё восточнее и просто прижмёт нас к воде, навязав свои условия. Поэтому государь взял две тысячи пеших и восемь сотен тяжёлых всадников и двинулся навстречу дяде. Повстречав передовые отряды узурпатора, наш государь смял их и обратил в бегство, Ашот Деспот, поверив, что перед ним основные силы племянника (благо, слава последнего тому способствовала), нанёс тяжёлый удар. Когда государь кинулся назад, не выставив никакого заслона, Ашот Деспот заглотил наживку и бросил за ним почти все свои силы, пока не налетел на всадников Абаса, то есть на наше левое крыло. Перед битвой Абас убеждал брата подождать и заманить узурпатора в ловушку: пропустить его к Еразгаворсу, а там размазать по городским стенам, ударив с тыла и из города. Но царь отказался, счёл, что осаждённая хоть на несколько дней столица покажет его слабым. В бою вышло, что основной удар на себя приняли именно люди Абаса, большинство наших мертвецов – именно они. Тогда-то Ашот Деспот и сообразил, что его обвели во