– То есть все ищущие истину обречены блуждать впотьмах до конца жизни?
– Для христиан всё проще, для нас единственная абсолютная истина – это Бог, а всё остальное – лишь её тени и искажения, поэтому ищущий или находит Бога, или действительно блуждает впотьмах до конца жизни.
– Но ты сам говорил, что Бог непознаваем.
– Одним лишь умом – нет. Но ты и сам мог заметить, что ум не единственный источник познания.
Северянин впервые за вечер улыбнулся:
– Как всегда, сложные материи.
– А никто и не обещал, что христианство – это легко, один догмат о Троице чего стоит.
– Мне будет этого не хватать, – Ингвар говорил, то ли обращаясь к священнику, то ли ко всему, что случилось за прошедшие месяцы.
– Я не единственный священник в мире, друг мой, – тер-Андраник скрестил руки, кутаясь в рясу. – Пойдём, тебе со многими ещё предстоит попрощаться.
Воздух уже становился вечерне-синим, словно море, только не таким непроглядным, вместе с воздухом синими становились и люди, ходившие по лагерю взад-вперёд, как тени. Ингвару казалось, что эти люди движутся по привычке, не имея для этого причин и конечных целей, просто чтобы создать видимость жизни в этом лагере побеждённых. Но потом он понял: виной всему его собственное настроение, чувство, что этот лагерь больше не для него, чувство скорой дороги.
Найдя Саркиса, они втроём отправились к Азату, бывшему среди раненых. Тот уже осознал, что раны его нетяжелы, и тотчас приуныл – общее чувство поражения придавило и его. Справиться с унынием молодому разведчику помогал Вараздат, с самой остановки на ночлег не покидавший своего воина и развлекавший его незатейливыми шутками и игрой в нэв-ардашир. Ингвар не стал ходить вокруг да около и рассказал о своём отъезде сразу. Сначала повисла тишина, в которой можно было услышать отзвуки разочарования и даже обиды. Когда же дело дошло до слов, то каждый подбирал их по-своему. Азат, к примеру, попытался своё расстройство скрыть:
– Ещё вернётся, вот увидите, – пренебрежительно махнул он рукой и отвернулся, сплюнув в сторону.
Вараздат же, напротив, размахивал руками, сетуя, что талантам северянина в его отряде замены не найдётся. Он ругал Ингвара за то, что тот согласился, ругал тер-Андраника за то, что он не придумал другого решения, но в конце концов просто крепко обнял варяга. Молчаливее всех был Саркис, когда Ингвар уже сам обратился к нему, тот улыбнулся:
– Едва ли не впервые в жизни хочу, чтобы Азат оказался прав, – сказал он и тоже обнял Ингвара. – Я помню, ты скучал по солёному морскому воздуху, возвращайся, как надышишься.
Они проговорили весь вечер, не взирая на усталость и печаль, пока каждый не начал засыпать. Тогда тер-Андраник встал первым, сказав:
– Северянина пора отпустить, его завтра ждёт долгая дорога, впрочем, как и нас всех.
Священник проводил варяга до палатки, и там уже с глазу на глаз подробно разъяснил Ингвару дорогу, делая зарисовки, указывая на ориентиры и нужные тракты, броды, тропы. Не запомнив всего, северянин понял, что ему нужно двигаться на Партав, этот город стал главным ориентиром в предстоящем пути. «Там найдёшь немало тех, кто говорит на армянском, ну и знающие по-гречески тоже отыщутся, – говорил тер-Андраник. – Ну и если однажды нужда заставит тебя в одиночку добираться на родину, оттуда это будет сделать удобнее всего, и попутчиков найдёшь с твоими-то умениями, и голодным не останешься». Прокладывать путь от Партава до побережья священник советовал только после разговоров с местными и с опорой на то, что скажут они. «Твои земляки там порядком шороха навели, и не везде путь будет безопасным, особенно если местные сочтут твой топор знакомым». Тут священник взял в руки Ингварово оружие, поиграл с ним, перекидывая из руки в руку, а потом рассёк воздух несколькими великолепными ударами.
– Всегда хотел попробовать, – сказал он, ставя топор на место. – Похож на тот, с которым я упражнялся в молодые годы. Да и сейчас иногда не прочь размяться.
Северянин только удивлённо присвистнул. Тер-Андраник тем временем снова превратился в стареющего священника в потёртой рясе и принялся проговаривать имена ширванских вельмож и князей, которые составили бы пользу для дела Ингвара. В дорогу северянин получил того самого серого жеребца Пароха, на котором он выезжал с царём на охоту, вдоволь еды, тёплый плащ, но самое главное – серебро. Частично звонкие арабские дирхемы зашили в полы простого походного кафтана, но большую часть северянин должен был везти в кошелях под плащом. Эти деньги представляли собой и средства на необходимые взятки, и вознаграждение самому Ингвару, также в пояс он зашил и несколько серебряных ожерелий тонкой работы – в дар ярлу Энунду.
– Попадись я на дороге лихим ребятам с ножами и топорами – стану для них настоящим праздником, – криво усмехнулся Ингвар.
– Ну, тогда не попадайся им, – тер-Андраник выразительно поднял бровь. – А, вот ещё!
Он сунул руку под полу рясы и извлёк оттуда некогда уже подаренную им Ингвару Псалтирь. Ингвар подскочил на месте и вырвал книгу из рук священника.
– Где ты её нашёл? – вскричал северянин.
– На рубеже между огнём и сном.
– Ладно, не продолжай.
Ингвар, не то хмурясь, не то улыбаясь, переворачивал страницы и блаженно водил по ним пальцем. Затем он закрыл книгу и спрятал её в заплечный мешок.
– Спасибо, – с чувством сказал он.
– Это мой подарок, больше не разбрасывайся.
Северянин кивнул, тер-Андраник подал ему какую-то маленькую тряпицу и проговорил:
– Пока ты на армянских землях, то на постоялых дворах и в харчевнях можешь попытать удачу и поискать моих людей, но это на крайний случай. Прочитай эти слова, если в ответ услышишь «Мёдом для ушей и спасением душе оборачиваются строки Ахцеци», этому человеку доверяй спокойно.
Ингвар спрятал свёрток и снова кивнул, прощание затянулось, а ему уже хотелось отбросить всё прежнее и с головой окунуться в новую дорогу – чтобы не сомневаться и ни о чём уже не жалеть. Заметив настроение юноши, тер-Андраник спешно закончил объяснения – всего всё равно не расскажешь, а язычник достаточно смекалист, чтобы, случись что, найти выход самостоятельно.
– Ну, теперь прощай, – сказал он наконец. – Встань-ка передо мной.
Ингвар послушался, священник степенно благословил его и добавил:
– Да сохранит тебя Бог на всех твоих путях, а ты постарайся узнать его, когда придёт время.
* * *
Тер-Андраник вернулся в свою палатку, еле волоча ноги, далёкий рассвет, вместе с которым они через туман отправились на битву, казался чем-то из прошлой жизни. Поражение священника не сломало. Он видел падение и гибель царя Смбата, вот уж тогда-то казалось, что дом Багратуни никогда не поднимется к прежним высотам. Но Ашот Еркат вытащил его, хотя дело и казалось безнадёжным. Вытащит и теперь, а он, тер-Андраник, царю в этом поможет.
Седа лежала на разложенных вместо постели шкурах. «Спит», – подумал тер-Андраник, но она не спала. Глаза её были открыты, и муж заметил их влажный блеск.
– Устала очень? – спросил он, пытаясь придать голосу нежности и сразу же начиная ругать себя за глупый вопрос.
– До сих пор их всех слышу, – ответила Седа.
– Кого?
– Раненых, обожжённых, умирающих… Даже если уши затыкаю – всё равно слышу. Как ты можешь это выносить?
Тер-Андраник сел в ногах её ложа, на душе потянуло гнилой сыростью от сознания, что эти стоны сегодня никак не отложились в его памяти. Пронеслись мимо, точно их не было.
– Привыкаешь со временем, – ответил он, глядя в пол.
– Это возможно?
– Убийца быстро привыкает к крови и стонам.
Седа взяла его руку и поднесла к щеке, та была сухой, слёз не было.
– Даже плакать не могу.
– Это пройдёт, отдохни.
– Я хочу к детям, – она прошептала с мольбой, словно в том была её единственная надежда.
– Они в безопасности.
– В таком мире никто не в безопасности.
Тер-Андраник, не раздеваясь, сняв только наперсный крест, лёг рядом и натянул по самый подбородок овчину. Седа всё так же держала его руку и вскоре уснула. Этой ночью случился первый осенний заморозок.
Глава IX
Это всего лишь прядь, отрывок, малая толика чего-то большего, одной большой судьбы. Так думалось Ингвару. Пряди сливаются в единую косу, и вот она, твоя жизнь. Истории, которые казались важными, по прошествии лет могут вдруг стать ничтожными, а какие-то мелочи, напротив, обрести удивительное значение. Не об этом ли говорил тер-Андраник? До самой смерти ты идёшь и идёшь себе свой дорогой, и если вдруг тебе стало казаться, что в жизни твоей не будет участка важнее, то это только до первого поворота. Если показалось, что дорога подошла к концу, будь уверен: она просто сворачивает. За каждым поворотом будут ждать новые вёрсты, преграды, усилия, радости. Ингвар сунул руку под рубаху и повертел кожаный мешочек с железными спайками – однажды настанет и его время. Юноша пока не решался вскрывать этот драгоценный тайник, ведь это тоже был бы шаг за новый поворот.
Тщедушный костерок дрожал под каплями дождя, как побитый пёс, Ингвару едва хватало тепла, чтобы не замерзнуть, о том, чтобы высушить одежду, он уже и не мечтал. Северянин кутался в плащ, тоже набрякший водой, и пытался отвлечь себя мыслями о предстоящем. Впереди ещё будут земли и города, новые люди, боги и языки, в конце концов, теперь все и правда будут заворожено слушать его истории у костров, и он ещё как прославится. Всё это не могло не тешить душу молодому человеку. Мыслей о прошлом он тоже не отгонял. Не отгонял образа Ануш и уже не пытался убедить себя, что не скучает по ней, не отгонял воспоминаний о друзьях, их лихих приключениях и вечерних беседах – простых или возвышенных, уже и неважно. Раз всё это было, надо сохранить это в сердце, идти дальше и не забывать смотреть на мир с жадностью, как говорил Гишеро.