Ингвар провёл грязной ладонью по лицу и растрёпанной бороде, оглядел могилы и удовлетворённо кивнул. Затем он подошёл к телу Ани, взял её на руки и осторожно понёс к раскопанной земле, руками он чувствовал прошедший через всю её спину след булатного клинка.
– Красивая, – проговорил Рори, когда Ингвар опустил девушку вниз. – Из-за неё ты здесь?
– Нет, – глухо отозвался тот. – Позже об этом, ладно? Пойдём, поможешь мне.
Северяне отправились к домику, который недавно был темницей Ингвара, там они с двух сторон подхватили грузного Вагана и потащили его в последний путь. Когда с этим покончили, Ингвар застыл у могил в нерешительности – он не мог взять и просто так их закопать. Он смотрел на Ани и не мог представить, что она будет лежать здесь одна, вдали от всех близких ей людей, среди разорённого села мертвецов и с ней не останется ничего родного и тёплого. Тогда он понял, что должен сделать. Развернув свёрток, он положил девушке на грудь Псалтирь, подаренную ему тер-Андраником.
Для Вагана у Ингвара ничего не было, да и сердце варяга по нему тоской не полнилось. Однако даже крест могучего воина висел теперь на шее у северянина, Ингвар решил, что взамен он оставит давно пылившийся в кармане крестик, полученный от девушки на постоялом дворе, когда он едва не расстался с жизнью. Это будет честно.
Могилы закопали, Ингвар воткнул в каждую по неловкому кресту из веток, теперь настала пора подумать о живых.
– Надо нам с тобой уходить, мои, конечно, ещё долго не спохватятся, они ж добычу везут, но задерживаться не стоит, – Рори торопливо огляделся, затем прибавил виновато: – Прости, топора твоего забрать не смог, чтоб подозрений не навлечь.
– Это всего лишь кусок железа на деревяшке, – улыбнулся Ингвар.
Рори недоумённо пожал плечами.
Пара арабских скакунов ждала их у разграбленной церквушки, один принадлежал Рори, а другой, прежде носивший его неудачливого спутника, отошёл Ингвару. Юноша жалел о расставании с Парохом, конь был смышлёный, и Ингвар успел к нему привязаться, но сейчас это меркло в сравнении с делами поважнее. Инвар не знал, где искать Ануш, если она бежала верхом, то её в здешних краях уже и след простыл, если шла пешком, то наверняка затерялась в толпе бегущих от военных пожарищ. Обсуждать дальнейшие действия с Рори имело смысл только после того, как тот услышит историю Ингвара, поэтому, когда они выехали из деревни, Ингвар начал свой рассказ.
Рассказывал он просто, ненужные подробности опускал, хотя и ничего существенного не утаил. Рори он доверял, диковинный наряд (впрочем, не диковиннее его собственного) не изменил сущности его друга, тот по-прежнему был способен на глупости и вещи легкомысленные, но своего бы не предал. Винить его за спасение собственной жизни Ингвар не мог.
Рори особенно интересовался историей о мусульманах, пытался вспомнить и опознать знакомых; по описанию он узнал Арифа, когда речь зашла про Ису, то попросил рассказать о нём подробнее.
– Кажется, помню такого! – воскликнул он. – Подходил ко мне, всё расспрашивал, откуда я, утверждал, что встречал моих земляков. Но про тебя ни слова не сказал…
– Так что ты не первый мусульманин, помогший мне сбежать из плена, – сухо заметил Ингвар.
Заинтересовал Рори и рассказ об уроках тер-Андраника, Ингвар ещё больше потеплел к другу, когда услышал в его вопросах искреннюю радость. Рори помнил, как Ингвар беспросветно мечтал изучить грамоту, и теперь от души радовался его удаче.
– Одно хочу сказать, – усмехнулся Рори. – Я видел тебя с топором, ты не разучился его держать, и это отличная новость.
Когда Ингвар коснулся содержания их уроков и бесед, Рори также с усмешкой спросил:
– Это тогда ты уверовал?
– Нет, – Ингвар сказал это таким жёстким тоном, что его друг осёкся и перестал задавать вопросы вовсе.
К рассказу об Ануш тот уже отошёл, однако ничего не говорил и лишь улыбался с деланным умилением. Ингвар не стал скрывать и отравление Севады – последние события сделали бессмысленной эту тайну. Более того, Рори сам своим рассказом ненароком вскрыл подробности заговора. Когда позади осталось описание вылазки в Двин, битвы, одинокого и незавершённого пути Ингвара в Ширван, Рори стал абсолютно серьёзным.
– Итак, – начал он, – мне теперь осталось только понять, возвращаемся ли мы к своим или остаёмся здесь, искать Ануш.
– Сейчас поймёшь, – проговорил Ингвар, останавливая коня и спешиваясь.
Они двигались вдоль берега реки и достигли того самого дерева, которое Ингвар выбрал знаком для своего «клада». Спустившись к воде, варяг разобрал камни, извлёк кошели с серебром, пояс с драгоценностями, кафтан и подаренный Ашотом Еркатом меч. Не торопясь оделся, опоясался мечом, вновь надел поверх кафтана крест, затем принялся раскладывать перед другом мешки, обращаясь к нему со словами:
– У меня есть предложение, оно же будет и ответом на твой вопрос. Ближайшие несколько дней мы проведём в дороге вместе, а потом разойдёмся. Ты отправишься к ярлу Энунду, взяв с собой серебро, драгоценности, и постараешься убедить его помочь шаху Абу сесть на трон вместо шаха Али. У тебя это выйдет куда лучше. А я останусь и буду делать то, что действительно должен. Твоё появление – это ответ на мучивший меня вопрос, и теперь я знаю, как правильно.
Рори смотрел то на мешки, то на друга, то на серебряную пену бегущей мимо речки, потом он откашлялся и неожиданно рассмеялся:
– Вы глядите на него! – хохотал Рори. – Он решил, как правильно! Ну хорошо, хоть меня спросил!
Затем он остановился и продолжил уже серьёзно:
– Я рад, что ты находишь ответы на свои вопросы, но только вот меня это предложение не устраивает. Норны завязали мои нити настоящим крепким узлом, и я не для того выбирался и выпутывался из него, чтобы, встретив тебя, помахать рукой и улизнуть с деньгами. Да ты представить себе не можешь, как я обрадовался, когда увидел, как ты играешь в дровосека с моими воинами, когда я услышал «кров Харбарда»… Поэтому я помогу тебе найти, что ты ищешь, а потом мы уйдём на восток вместе.
Ингвар покачал головой:
– Если мой поиск затянется? А после я, быть может, и не захочу уходить на восток…
Рори уже давно ходил кругами, пиная прибрежные камни. Он принялся доказывать Ингвару, что тот делает глупость, описывать, какое их ждёт будущее в случае удачи предприятия в Ширване, повторяя, впрочем, те же образы, о которых ранее думал Ингвар. Ругательства сменялись уговорами, а доводы – скоропалительными заявлениями, но Ингвар был непреклонен. Истратив все слова, Рори сел на камень, махнул на друга рукой и проговорил:
– Ну, сын Хельга… Ты действительно сын Хельга… Такой же упёртый! – он помолчал, провожая взглядом падение пожелтевшего осеннего листа, и добавил: – Мне что, тоже на шею крест надеть надо, чтоб ты меня послушал?
Ингвар куснул губу в полуулыбке.
– Не поможет. Если тебе крест на шее самому не нужен, так и никому другому тоже.
Рори насупленно отвернулся. Потом он заговорил снова, уже спокойно, так они всё-таки сумели договориться. Решили, что вместе будут искать Ануш две недели, если не найдут, то Ингвар продолжит поиски, а Рори отправится на побережье с серебром и Ингваровым делом.
Верхом они вернулись на дорогу, и потекли длинные, полные лиц, дождей, дорожной грязи и усталости, дни их поисков. Ингвар расспрашивал людей, дотошно разглядывал каждую кучку напуганных и серых от горя беглецов, но их ответы мало чем отличались друг от друга. Мало ли девушек сгинуло на этих дорогах, с чего бы одной из них волновать этих людей больше прочих. Несколько раз они натыкались на арабские отряды, случалось, даже вступали в схватку, попадались им и разорённые деревушки, усеянные мёртвыми телами, Ингвар нашёл себе на одном из покойников кольчугу взамен утраченной, а потом подыскал и топор. Топор отличался от испещрённого рунами оружия дяди Эндура, но вскоре Ингвар приноровился.
Хотя поиски не приносили искомого плода, Ингвар не унывал, во многом это получалось благодаря Рори. Болтливый и весёлый, тот вечно донимал своего мрачного друга расспросами, шутками, историями своих похождений среди магометан; Ингвар делал вид, что всё это его здорово утомляет, но на самом деле именно этот дружеский трёп не давал ему утопнуть в густом иле собственных раздумий. Но вечерами Рори засыпал, едва только его голова касалась подстилки; Ингвар же, бывало, подолгу сидел, вращая меж пальцев крест и глядя в осеннее, теперь беззвёздное небо. Он не молился, по крайней мере, осознанно; молиться он как будто боялся, ему казалось, что они с христианским Богом уже обо всём договорились и лезть теперь в это дело прежде времени было нельзя.
На пути они заезжали и в монастыри, во многих из них ворота оказывались под замком, и тогда северяне настойчиво стучали в них, покуда им не открывали. Насельники обителей смотрели на гостей с подозрением и недоумением; с одной стороны, на дорогах тогда кого только не было, а с другой – двое русобородых светлоглазых молодых мужчин, один с армянским крестом на шее и избитым лицом, а другой обряженный в магометанское платье – было чему удивляться. Внутри Ингвар расспрашивал монахов о том, что те видели, но ни один не сказал ни слова об Ануш, хотя беженцев они привечали.
После разговоров Ингвар всегда заходил в церковь, если была лавка, он садился на лавку, если её не было, оставался стоять посередине, куда, пересекаясь, летели из-под купола лучи света. Под церковными сводами в тишине и спокойствии он думал, куда им отправиться дальше, где искать, на какие дороги повернуть и куда Ануш могла отправиться прежде всего. К Богу он не обращался и здесь, но считал это чем-то вроде подтверждения, что он своему решению не изменил. Рори же тем временем всегда садился во дворе и требовал подать себе ковшик воды и кусок хлеба. Монахи не отказывали, а Рори жевал и начинал под нос, но слышно приговаривать что-то на арабском. При этом он всегда следил за действиями и лицами слышавших это монахов; те косились на него, конечно, но сильного беспокойства не выказывали. Для Рори это стало любимым развлечением, и, когда они покидали монастырь, отпуская его в своё вековое нездешнее спокойствие, варяг с преувеличениями рассказывал другу о том, как плевались и зыркали на него «эти самые христиане».